Курсовая работа древнерусский фольклор как средство выражения самосознания и исторический источник. Исторический документ феодального периода как фольклорный источник (источниковедческие заметки)
В XX в. на протяжении нескольких десятилетий творческая мысль сковывалась идеологическим диктатом. Поощрялись упрощенно-социологические исследования. Для фольклористики признавались обязательными идеи теоретиков марксизма. В советской науке 30-50-х гг. господствовали догматические концепции. Появился термин "марксистская фольклористика", обозначивший направление, которое разрабатывало проблемы истории и теории фольклора с учетом трудов Маркса, Энгельса, Ленина, Луначарского и других марксистов. Его последователей интересовала связь фольклора с освободительным движением, выражение в народных произведениях классового рефлекса и т. п. Достижения отечественной и зарубежной "немарксистской" науки замалчивались, преуменьшались или отрицались. Подвергались критике выдающиеся ученые "домарксистского" периода (Ф. И. Буслаев, А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер и др.). В этих условиях был предпринят опыт создания общей истории русского фольклора1 и истории русской фольклористики2.
Для ряда фольклористов альтернативой вульгарно-социологического подхода стали методы формального исследования. В области изучения повествовательного фольклора получил развитие структурно-типологический анализ. Его представители занялись выявлением инвариантных моделей жанров, сюжетов, мотивов. Явления типологических отношений они рассматривали в синхронном плане (от греч. synchronos - "одновременный"), т.е. характеризовали состояние той или иной фольклорной системы за один период времени. Позже появилась структурно-семиотическая фольклористика, которая стремится установить общие закономерности построения фольклорных текстов как знаковых систем3.
С освобождением от догматизма наука постепенно стала возвращаться к полноценным историческим исследованиям. Получил развитие историко-типологический метод, который явления фольклорной типологии рассматривает в диахроническом плане (от греч. dia - "через, сквозь" и chronos - "время"), т. е. на разных этапах исторического развития фольклора, в его генезисе и эволюции. При этом фольклорные произведения изучаются в историческом и этнографическом контексте1 Такой принцип был последовательно проведен в ряде монографий: об обрядовом календарном и семейном фольклоре2, сказках3, несказочной прозе4, былинах5 и др.
Синхронный и диахронный подходы диалектически взаимосвязаны, ибо фольклор существует как в пространстве, так и во времени. Можно сказать, что в формальных исследованиях преобладает интерес к форме произведений, а в исторических - к их содержанию. Следует, однако, заметить, что форма и содержание неравноправны. "В фольклоре, - писал родоначальник структурализма В. Я. Пропп, - при единстве или спаянности содержания и формы первично содержание: оно создает себе свою форму, а не наоборот"6. Генеральной задачей фольклористики можно считать поиск универсальной теории, способной органически объединить направления формального и исторического типа. Это выражают и периодически возникающие в печати дискуссии: об историзме былин, о месте фольклористики в системе других наук и др.
Процессы истории фольклора исследует историческая поэтика, созданная как особое направление А. Н. Веселовским, а впоследствии разрабатывавшаяся В. М. Жирмунским, Е. М. Меле-
тинским, В. М. Гацаком и другими исследователями1. В ее рамках рассматриваются поэтические роды, жанры, стилевые системы - как в целом, так и в своих конкретных проявлениях. Историческая поэтика исследует связи устного народного творчества с письменной литературой, музыкой, изобразительным искусством.
В последние годы отчетливо обозначилась тенденция комплексного изучения фольклора, языка, мифологии, этнографии и народного искусства как слагаемых единой духовной культуры народа. Здесь в области реконструкции славянского язычества и мифологии особенно продуктивна деятельность сотрудников Института славяноведения и балканистики Российской Академии наук (эту работу долгие годы возглавлял этнолингвист Н. И. Толстой)2.
Любой метод предполагает опору на факты. В жизнь фольклористов вошла электронно-вычислительная и другая техника, что значительно повышает точность записей, упрощает механические операции по учету и систематизации материала, поиску необходимой информации."Современная фольклористика, - отмечал Н. И. Толстой, - продолжает пользоваться прежде всего синхронно-описательным методом, постоянно его теоретически и технически совершенствуя. <...> Наряду с ним широко применяется сравнительно-типологический метод и старый, испытанный и в то же время постоянно обновляемый и проверяемый на новом материале сравнительно-исторический метод. Этот метод был предложен и успешно применен более века тому назад замечательным русским ученым А. Н. Веселовским..."3.
В самоопределении современной фольклористики как самостоятельной научной дисциплины значительными событиями стали первый словарный свод фольклористических терминов и понятий (на материале трех восточнославянских народов)4, а также книга В. П. Аникина "Теория фольклора"5.
Ныне разделами фольклористики являются: историография науки об устном народном творчестве, теория и история фольклора, организация и методика полевой работы, систематизация архивных фондов, текстология.
Существуют центры филологического изучения русского фольклора, со своими архивами и периодическими изданиями. Это Государственный республиканский центр русского фольклора в Москве (выпускающий журнал "Живая старина"), сектор русского народного творчества Института русской литературы (Пушкинского дома) Российской Академии наук в Санкт-Петербурге (ежегодник "Русский фольклор: Материалы и исследования"), кафедра фольклора Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (сборники "Фольклор как искусство слова"), а также региональные и краевые фольклорные центры с их архивами и изданиями ("Сибирский фольклор", "Фольклор Урала", "Фольклор народов России" и др.).
ЛИТЕРАТУРА К ТЕМЕ
Соколов Ю. М. Историография фольклористики // Соколов Ю. М. Русский фольклор. - М., 1941. - С. 34-121.
Азадовский М. К. История русской фольклористики: В 2-х т. - М., 1958 (т. 1); 1963 (т. 2).
Базанов В. Русские революционные демократы и народознание. - Л., 1974.
Академические школы в русском литературоведении / Отв. ред. П. А. Николаев. - М., 1975.
Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. - Л., 1976.
Топорков А. Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века / Отв. ред. В. М. Гацак. - М., 1997.
В настоящее время вряд ли нужно особо доказывать, что всякое искусство, в том числе фольклор, восходит к исторической действительности и отражает ее и что одна из задач исследователей состоит в том, чтобы показать это на том материале, который они изучают. Трудности начинаются с того, как следует понимать процесс истории и где и в чем нужно искать ее отражение. В этом отношении в современной фольклористике явно намечаются два течения. Одно продолжает то понимание истории и исторических отражений, которое выработалось еще в досоветской науке. История понимается как цепь событий внешне- и внутриполитического порядка; я хотел бы подчеркнуть именно эту установку на события. События всегда можно точно датировать. Они вызваны действия^ ми, поступками людей. Это исторические деятели, конкретные люди с конкретными именами. Соответственно историческая основа фольклора понимается в том смысле, что в фольклоре изображаются исторические события и исторические личности. Задача исследователя состоит в том, чтобы показать, какие события и какие исторические личности нашли отражение в отдельных памятниках фольклора, и соответственно датировать их.
Другое направление исходит из более широкого понимания истории. Направление это, во-первых, строго дифференцирует жанры. Историческая основа жанров различна. Есть жанры, для которых трактовка фольклора как изображения событий и лиц вполне возможна. Для других такое узкое понимание истории недостаточно. Движущей силой истории является сам народ; лица - производное от истории, а не движущее начало ее. С этой точки зрения все, что происходит с народом во все эпохи его жизни, так или иначе относится к области истории. При изучении фольклора основное внимание следует обращать на то, что мы называем базисом;
117
прежде всего это формы труда, для фольклора феодальной эпохи - особенно формы крестьянского труда. Развитием форм труда в конечном счете объясняется развитие форм и типов мышления и форм художественного творчества. Область истории охватывает историю социальных форм и социальных отношений вплоть до мельчайших деталей бытовога порядка в отношениях между боярином и смердами, помещиком и крепостным крестьянином, попом и батраком. Здесь нет ни имен, ни событий, но здесь есть история. К области истории принадлежит история брачных форм и семейных отношений, определяющих свадебную поэзию и значительную часть лирики. Короче, при широком понимании истории под исторической основой подразумевается вся совокупность реальной жизни народа в процессе ее развития во все эпохи его существования. <...>
Для правильного понимания исторических основ фольклора необходимо иметь в виду, что единого фольклора как такового, собственно, нет, что фольклор распадается на жанры. Дореволюционная фольклористика даже слова этого не употребляла, в советской же фольклористике изучение жанров постепенно становится в центр внимания. Жанр есть та первичная единица, из которой должно исходить изучение. <...> Один из основных признаков жанра - в единстве поэтики или поэтической системы произведений. Есть и другие признаки жанра, но данный - важнейший. Каждый жанр обладает специфическими особенностями. Разница в поэтических приемах имеет не только формальное значение. Она отражает различное отношение к действительности и определяет разные способы ее изображения. Каждый жанр имеет закономерно обусловливаемые и определяемые границы, за которые он никогда не выходит и не может выходить, или же один жанр перерастает в другой, что также имеет место в фольклоре. Былина, например, может переродиться в сказку. Пока не изучены или хотя бы не очерчены особенности жанра, не могут изучаться и отдельные, входящие в состав жанра памятники.
Каждый жанр характеризуется особым отношением к действительности и способом ее художественного изображения. Различные жанры слагаются в разные эпохи, имеют разную-историческую судьбу, преследуют разные цели и отражают различные стороны политической, социальной и бытовой истории народа. Так, например, совершенно очевидно, что сказка иначе отражает действительность, чем похоронное причитание, а солдатская песня иначе, чем былина. Вопрос о жанрах у нас еще недостаточно разработан, но без понятия жанра и без внимания к его особенностям мы обойтись уже не:
118 Об историзме фольклора и метоаах, его изучения
можем. Следовательно, говоря об исторической основе фольклора и о методах ее изучения, нужно говорить о каждом жанре в отдельности, и только после этого можно будет сделать выводы и о фольклоре в целом.
Довольно очевидно, что с точки зрения широкого понимания истории могут быть изучены решительно все жанры русского фольклора. В каждом из них так или иначе преломляется действительность различных эпох - от очень древних времен до современности. <...> Историческому изучению должно предшествовать формальное. Изучение морфологии сказки есть первая ступень, предпосылка ее исторического исследования. Типология заговоров, поэтика* загадок, структура обрядовых песен, формы песен лирических - все это нужно для раскрытия древнейших ступеней их становления и развития. В дальнейшем вся русская крестьянская жизнь XIX в. может быть вычитана из сказок, песен, причитаний, пословиц, драм и комедий. Здесь нет ни исторических событий, ни имен, но историческое изучение их возможно, хотя не все эпохи и не все столетия будут охвачены в равной степени. Это как бы один вид жанров, изучение которых можно вести с точки зрения того широкого понимания истории, о котором говорилось выше.
Но есть и другие жанры, в которых изображение исторической действительности составляет основную цель произведения. Они могут быть изучены с точки зрения более узкого понимания истории и историзма. На этих жанрах я хочу остановиться несколько подробнее. Здесь прежде всего нужно назвать жанр преданий. Предания в русской фольклористике изучены очень мало. Ими почти не интересовались собиратели, количество записей очень невелико. В противоположность этому в Западной Европе Sage стоят в центре внимания, для изучения этого жанра собираются международные конгрессы. По своему характеру Sage очень разнообразны и распадаются в основном на предания или сказания мифологические и исторические. Несколько слов о преданиях исторических.
По-видимому, жанр этот очень древний. Естественно, что записей периода докиевской Руси и русского средневековья мы не имеем. В таких случаях можно судить по аналогии с другими народами. В 1960 году вышло великолепное издание, подготовленное Г. У. Эргисом,- «Исторические предания и рассказы якутов». Г. У. Эргис характеризует их следующим образом: «Предания и исторические рассказы содержат повествования о реальных событиях, связанных с деятельностью конкретных лиц, отражают хозяйственные и куль-
119
турные достижения народа» >. Наличие такого жанра у якутов для нас особенно интересно потому, что якуты имеют великолепный, высокоразвитой и очень художественный эпос. Но жанр героического эпоса и жанр преданий никогда не смешиваются народом. Не смешивают их и исследователи. Эргис пишет: «Исторические предания, рассказы и легенды, в отличие от собственно художественных жанров устно-поэтического творчества, можно назвать историческим фольклором якутов, основанным на реальных событиях и явлениях прошлого» 2 . Главные тематические циклы этих сказаний - переселение якутов с юга на реку Лену, столкновения с враждебными племенами и народами, заселение якутами Вилюя и Кобяи, вхождение Якутии в состав русского государства. Есть особые предания о родах, на основе которых можно составить разветвленные родословные таблицы. Это несколько напоминает исландские родовые саги.
Были ли исторические предания у восточных славян? Мы можем предположить, что были. Обрывки их сохранены летописями и другими источниками. Такие сохраненные летописанием предания рассмотрены в книге Б. А. Рыбакова 3 . Фольклорист привык иметь дело с записями из уст народа. Известны записи преданий о Разине, Петре I, о Пугачеве, декабристах, о некоторых царях и другие, пока еще мало исследованные.
В. И. Чичеров в глубокой и интересной статье «К проблеме исторической и жанровой специфики русских былин и исторических песен» указывает:" «В исторических преданиях и легендах повествование идет о событиях и о лицах как о том, что было в действительности» 4 ; «Что касается исторического предания, то оно, сохраняя память о совершившемся событии и говоря о героическом поведении какого-либо деятеля, живет в памяти народа как устная, неписанная история» 5 . Думаю, что эти наблюдения правильны, несмотря на то, что многие предания носят фантастический характер. Следует еще добавить, что с точки зрения художественной эти предания обычно слабы, мало искусны. Это жанр не эстетический, как об этом говорит и Эргис. Ни сознательно, ни бессознательно рассказчик не стремится словесно расцветить,.
1 Г. У. Э р г и с, Исторические предания, и рассказы якутов, ч. I, M.-Л.,. 1960, стр. 13.
2 Там же, стр. 15.
3 Б. А. Рыбаков, Древняя Русь. Сказания, былины, летописи, М., 1963, стр. 22-39.
4 В. И. Чичеров, Вопросы теории и истории народного творчества.. М., 1959, стр. 263.
5 Там же, стр. 264.
120 Об историзме фольклора и методах его изучения
украсить рассказ. Он только хочет передать то, что он считает действительностью.
В этом отношении предания резко отличаются от исторических песен. По вопросу об исторических песнях у нас имеется огромная литература. Исторические песни были предметом особо пристального изучения в советское время. О сущности и жанровой природе этих песен велись и ведутся споры. Но бесспорными представляются следующие признаки исторических песен: действующие лица - не вымышленные персонажи, а реально существовавшие исторические личности, притом обычно крупного масштаба. <...> В основе фабулы обычно лежит какое-нибудь реальное событие. <...> Правда, как сами персонажи, так и действия не всегда полностью соответствуют фактической истории. Народ здесь дает волю своей исторической фантазии, художественному вымыслу. Но эти случаи не противоречат характеру исторических песен. Историзм этих песен состоит не в том, что в них правильно выведены исторические лица и рассказаны исторические события или такие, которые народ считает действительными. Историзм их заключается в том, что в этих песнях народ выражает свое отношение к историческим событиям, лицам и обстоятельствам, выражает свое историческое самосознание. Историзм есть явление идейного порядка. <...>
Историческая песня создается непосредственными участниками событий или их свидетелями. <^...>
Время возникновения исторических песен датируется обычно без всякого труда. Более сложен вопрос о времени возникновения самого жанра. По этому вопросу у советских ученых пока нет полного единства мнений. Несомненно только то, что расцвет исторической песни начался в XVI в., во время царствования Ивана Грозного. <...> Для внезапного расцвета этого жанра именно в XVI в. имеются свои причины. Основное историческое стремление народа, выраженное в эпосе,- создание монолитного централизованного государства и полное освобождение от татаро-монгольского ига,- было осуществлено. Наступило и время культурного перелома. Коренным образом меняется весь характер ведения войны. Изобретение огнестрельного оружия и стремительное развитие русской артиллерии отодвигают на задний план эпических богатырей с их мечами, копьями и дубинками, богатырей, которые одерживают легкую победу, размахивая жилистым татарином и прокладывая во вражеском войске улицы и переулочки. Теперь вместо богатырей-одиночек появляется войско, руководимое командованием, и вместо легких побед - -тяжелые, кровопролитные сражения, так что «земля пол ива-
Об историзме фольклора и методах его изучения 121
на кровью». Таков общий исторический фон появления жанра исторической песни. На смену монументализму былин идет реализм исторической песни.
Я ограничусь этими замечаниями. Цель их - показать применимость к историческим песням и правомерность методов старой исторической школы, ищущей в фольклоре прежде всего изображения исторических событий и личностей. Это не исключает изучения их и с более широкой исторической точки зрения. Большинство исторических песен - песни военного содержания. В них широко отражен солдатский быт, иногда вплоть до мельчайших подробностей в описании одежды, пищи и т. д.
То же можно сказать о поэзии рабочих. Рабочая песня в, некотором отношении есть как бы преемница песни исторической. В песнях рабочих с еще большей силой изображаются бытовая реальность, условия, в которых жил и работал русский пролетарий. Внешнеполитические события затрагиваются сравнительно реже - они отражены в песнях собственно исторических. Эти события затрагиваются лишь тогда, когда они вызывают всенародный гнев, как, например, в солдатских и матросских песнях о русско-японской войне. Зато тем ярче в них изображается, именно изображается а не невольно отражается весь быт рабочих, начиная с рудниковых песен XVIII в., в которых обрисовываются все подробности быта рабочих казарм - от побудки в пять часов утра до детального изображения «прогнания» сквозь строй и отправки в больницу. Изложение сухое, фактографическое. Но песня может подняться и до величайшего пафоса, как, например, в описании событий 9 января и в проклятиях Николаю II. Реалистически изображаются такие события из жизни рабочих, как забастовки, демонстрации, столкновения с полицией, аресты, ссылки.
Всем изложенным я хотел иллюстрировать тезис, что есть как бы два вида жанров: в одних историческая действительность отражена лишь в общих чертах и помимо воли исполнителей, в других она изображается совершенно конкретно, в них описываются исторические события, положения и персонажи.
Я намеренно пока обошел вопрос об историзме былин. Вопрос этот является предметом дискуссии, и потому его хотелось бы выделить особо. По этому вопросу в нашей науке ведутся горячие, иногда страстные споры.
Когда в 1863 году была издана магистерская диссертация Л. Н. Майкова «О былинах Владимирова цикла», это означало появление нового направления в фольклористике, полу-
122 Об историзме фольклора и методах его изучения
чившего название исторической школы. Майков систематически изучил все исторические отложения в русской былине. Он понимал, что содержание былин вымышлено, но что исторична обстановка. Книга состоит из трех глав, из которых центральная вторая - «Рассмотрение былин как памятников народного быта». Здесь исследуются исторические реалии русских былин: двор князя и его дружина, постройки, пиры, доспехи, вооружение, утварь, еда и напитки и т. д. Исследуются и такие вопросы, как земельные отношения, и некоторые другие. Рассмотрение реалий приводит Майкова к выводу, что содержание былин Владимирова цикла выработалось в течение X, XI и XII вв., а установилось не позже времени татарского владычества, т. е. в XIII-XIV вв. Несколько обобщая точку зрения Майкова, можно сказать, что, по его мнению, русский эпос как жанр создан в эпоху Киевской Руси и последующие столетия до монгольского нашествия.
Эта точка зрения долгое время была господствующей, и сейчас есть еще отдельные ученые, которые ее разделяют. Однако преобладающее большинство советских ученых придерживается другой точки зрения: эпос создается задолго до образования государства. Великая Октябрьская социалистическая революция открыла нам глаза на те несметные эпические сокровища, которые имеются у народов, населяющих СССР, до революции живших в бытовых условиях, созданных еще при родовом строе. Эпосом обладают народы, жившие до революции наиболее архаическими формами быта; это народы палеоазиатской группы - нивхи, чукчи и др. В настоящее время осуществлено издание самого архаического из всех известных нам эпосов - эпоса ненцев 6 . Мы лучше узнали и изучили эпос карелов. Великолепный, исключительный по размаху и художественным достоинствам эпос создали якуты. Не менее совершенен эпос алтайских народов; особенно хорошо знаем мы шорский эпос. Богатейший эпос у таджиков, узбеков, туркменов, казахов, киргизов, у народов Кавказа. Все это приводит к совершенно точному выводу, что эпос как особый вид народного творчества возникает раньше, чем создается государство. Восточные славяне в этом отношении не составляли и не могли составлять исключения. Наличие у них эпоса - историческая закономерность. Эпос восточных славян создался до того, как образовалось Киевское государство. Эпосы народов имеют разную степень раз-
Об историзме фольклора и методах его изучения 123
вития и разную форму, в зависимости от того, на какой ступени социально-исторического развития стоял народ. Все эти наблюдения и положения лежат в основе моей книги о русском эпосе 7 . К сожалению, раздел, посвященный эпосу народов СССР, пришлось значительно сократить, и потому он, вероятно, вышел неубедительным.
Точка зрения, что русский эпос возник в пределах так называемой Киевской Руси, держится до сих пор. Так, акад. Б. А. Рыбаков пишет: «Былины, как жанр, возникают, очевидно, одновременно с русской феодальной государственностью» 8 . Это далеко не очевидно. Возражая мне, Б. А. Рыбаков заявляет: «В. Я. Пропп, борясь с буржуазной исторической школой, оторвал вообще русские былины от исторической действительности, объявив, что значительная часть эпоса зародилась еще при первобытнообщинном строе» 9 . В этих словах первобытнообщинный строй вообще не признается за историческую действительность. Точка зрения Л. Н.Майкова и его современных последователей, что былина зародилась в пределах так называемой Киевской Руси, не может быть поддержана и не поддерживается большинством советских фольклористов. Если же верно, что эпос возникает раньше, чем государство, задача исторического исследования должна состоять прежде всего в том, чтобы путем сопоставления эпосов разных народов на разных ступенях их развития точно установить, какие сюжеты создались до возникновения государства и какие после него.
Число догосударственных сюжетов в русском эпосе чрезвычайно велико - больше, чем может показаться на первый взгляд. Сюжеты, в которых герой встречается с каким-нибудь чудовищем (Змей, Тугарин, Идолище и др.) или отправляется сватать невесту и иногда бьется с чудовищным противником (Потык, Иван Годинович), сюжеты, в которых он попадает в условия неземного мира (Садко в подводном царстве), сюжеты, в которых действуют женщины типа амазонок, с которыми герой вступает в связь или на которых он женится (бой отца с сыном), и некоторые другие не могли быть созданы или выдуманы в условиях государственного быта. В Киевской Руси не мог возникнуть сюжет змееборства, это невозможно исторически. Все названные сюжеты созданы раньше, и все они документально могут быть засвидетельствованы в эпосе народов СССР.
7 См.: В. Я. Пропп, Русский героический эпос, М., 1958, стр. 29-59 («Эпос в период разложения первобытнообщинного строя»).
8 Б. А. Р ы б а к о в, Древняя Русь, стр. 44.
9 Там же, стр. 42.
124 Об историзме фольклора и методах его изучения
Когда народ вступает в стадию государственного строительства, его эпос подвергается существенным изменениям. Старый эпос перерабатывается, а вместе с тем создается и новый, уже отражающий государство и государственные интересы (былины о борьбе с татарами и др.). Идеология родового строя сталкивается с интересами молодого государства. Столкновение двух идеологий в старых сюжетах подлежит подробному изучению. Такое изучение может быть названо историческим. Змей, который раньше похищал женщин, теперь не только похищает женщин, но полонит русских людей, киевлян. Герой уже освобождает не девушку, а Киев от налетов змея. Таков сюжет русской былины о змееборце Доб-рыне в свете сравнительных данных. Это только один из многочисленных возможных примеров. Из всего этого совершенно очевидно, что датировать такие былины нельзя. Они рождены не в один день или час или год, их возникновение есть результат длительного исторического процесса. Если, таким образом, Майков ошибся, относя возникновение эпоса к X-XII вв., то в установлении исторических реалий он все же был прав. Эпос, попадая в новую историческую обстановку, впитывает ее в себя. Процесс впитывания продолжается и позже. Эпос подобен таким слоям земли, в которых имеются отложения различных геологических эпох.
Почин Майкова не был поддержан последующей русской наукой. В трудах главным образом Всеволода Миллера и его последователей историческая постановка изучения эпоса чрезвычайно сузилась. Правда, изучался и быт, и другие исторические реалии. Эти труды или эти страницы принадлежат к наиболее ценным и никогда не потеряют своего значения. Однако основным, важнейшим, почти единственным вопросом исследования стал теперь вопрос об исторических прототипах былинных героев, о том, какие события изображены в былинах и каким годом может быть датировано возникновение изучаемых былин. Но так как в самих былинах никаких непосредственных, ясных следов исторических событий нет, то былина объявляется искаженным изображением событий необразованными, темными крестьянами, а задача науки сводится к устранению искажений, внесенных народом в изложение событий. Началась длинная вереница работ, посвященных установлению прототипов героев русского народного эпоса. Оказалось, например, что Соловей Будимирович - это вовсе не Соловей Будимирович, а норвежский король Га-ральд; Дюк - это венгерский король Стефан IV; Потьгк - это болгарский святой Михаил из города Потуки; змеебор-
Об историзме фольклора и методах его изучения 125
ство Добрыни - это вовсе не змееборство, а крещение Новгорода и т. д.
В мнениях ученых не было единства, и они оспаривали друг друга. В этом отношении особенной пестротой отличаются мнения об историческом прототипе былинного Воль-ги. <...>
В чем здесь дело? Откуда такой разнобой? Может быть, у исследователей не хватало эрудиции? Но такое предположение отпадает: все это крупнейшие ученые и знатоки. Причина здесь другая. Она кроется в ошибочной методологии. А. П. Скафтымов в своей книге «Поэтика и генезис былин» (Саратов, 1924) убедительно показал, при помощи каких натяжек добываются подобные выводы. Установки так называемой исторической школы подвергались серьезной критике. Но это только на время приостановило попытки подобных же исторических толкований. В настоящее время можно говорить о возрождении исторической школы Всеволода Миллера. Некоторых ее ошибок - утверждения, что эпос возник в аристократической среде, а также пренебрежения к художественным особенностям эпоса - пытаются избежать, но в основном все осталось по-старому. Б. А. Рыбаков пишет, что к былинному эпосу надо подходить, «заново проверяя и расширяя исторические сопоставления, сделанные сто лет тому назад» 10 . Эти слова означают, что надо оставаться на тех же позициях, что и сто лет назад, и только количественно расширить материал, заново его проверить, и все станет на свои места. С этим никак нельзя согласиться. Нужно не количественное увеличение материала, а качественный пересмотр методологических предпосылок. То, что было прогрессивным сто лет назад в буржуазной науке, не может считаться прогрессивным в сегодняшней, советской науке. Методология представителей так называемой исторической школы исходит из одной основной предпосылки, которая состоит в том, что народ в былинах хочет изобразить текущую политическую историю и действительно ее изображает. Так, М. М. Плисецкий пишет: «Песни возникали с целью фиксации исторических событий» ". Если эта предпосылка правильна, правомерно будет то направление, которое ищет в былинах изображения политических событий и исторических деятелей. Если же эта предпосылка неправильна, вся методологическая основа этого направления рушится.
Предпосылка эта ошибочна. Мало того, она антиисторична. Она приписывает древнерусскому человеку такие эстети-
10 Там же, стр. 43.
и М. М. Плисецкий, Историзм русских былин, М., 1962, стр. 141.
Об историзме фольклора и методах его изучения
ческие стремления и такую форму их осуществления, какие никак не могли иметь места раньше XIV-XV вв. Русский человек раннего средневековья не мог изображать в своем словесном искусстве реальную действительность. Это стремление, как ведущее, появится в фольклоре много позже, только в XVI в., когда начнет широко развиваться историческая песня. Выше говорилось о том, что есть два вида фольклорных жанров: в одних действительность отражена независимо от воли творца, в других изображение ее есть основная цель художника. Былина не принадлежит к тем жанрам, где ставилась сознательная цель - изображение фактической истории. Их историчность лежит в иной плоскости. Для сравнения можно сослаться на изобразительное искусство древней Руси. Русская иконопись, как и всякое искусство, возникает на почве действительности и косвенно отражает ее; это есть искусство русского средневековья. Оно изображает разные типы людей: молодых и старых, мужчин и женщин, бородатых и безусых, суровых и умиленных и т. д. Но иконописи чуждо искусство реалистического портрета и бытовой живописи. Иконописец не изображает событий и не портретирует людей. Он их по-своему возвышает и преображает, он создает лики святых. Это не исключает того, что в отдельных случаях изображались и реальные люди: Ярослав Всеволодович (1199 - Спас на Нередице), Борис и Глеб. Но и в этих редких случаях изображение условно и подчинено стилю этого искусства. Приписывать же иконописи стремление изображать реальную действительность - это значит не понимать различий между иконой Рублева и картиной Репина и приписывать древней Руси эстетические стремления XIX в.
Принципиально так же обстоит дело с искусством словесным. Если в иконе лица преображены в лики, то в эпосе люди преображены в возвышенных героев, совершающих величайшие подвиги, которых простой человек совершить не может, Поэтому об этих подвигах нельзя рассказывать, о них можно только петь.
Ошибки последователей старой исторической школы проистекают из непонимания жанровой; природы и специфики эпоса. Характерно высказывание М. М. Плисецкого, который, рассуждает так: если конкретные события изображаются в «Слове о полку Игореве», в песнях о взятии Казани, о Разине, в хороших исторических романах (он даже ссылается на романы Льва Толстого «Война и мир» и А. Н. Толстого «Петр Первый»), то «почему же это не разрешается былинам?». Очень просто почему: потому что это жанры разных эпох, разной социальной направленности, разных эстетиче-
06 историзме фольклора и методах его изучения 127
ских систем. Былина - не роман Толстого. Былина возникает на исторической почве, она ее отражает, но активное изображение текущей исторической действительности, текущих событий не входит в художественные задачи былины, не соответствует ее эстетике и поэтике. Постановка вопроса об изображении исторической действительности, правомерная для жанра преданий и для исторических песен, неправомерна для былин. Но последователи исторической школы сознательно отрицают различие между этими жанрами. Для них что былина, что историческая песня, что предание - одно и то же. Так, М. М. Плисецкий пытается полностью стереть разницу между былиной и исторической песней, которую подчеркивали некоторые советские ученые. Он возражает против точки зрения, согласно которой историческая песня слагается участниками и свидетелями событий, чего мы не имеем в былинах. «Разумеется,- пишет он,- былины, как и другие героико-исторические произведения, создавались участниками событий или возникали в ближайшей к ним среде» 12 . Но как представить себе участников таких событий, как передача силы Святогора Илье Муромцу? Здесь действуют только два человека - кто же из них сложил былину? Какие свидетели могли видеть, а следовательно, и воспеть пляску морского царя на дне моря под игру Садко на гуслях? По этому вопросу я хочу выразить свою солидарность с взглядами В. И. Чичерова. У него есть две работы: одна ранняя - «Об этапах развития русского исторического эпоса» 13 , другая поздняя, уже упомянутая нами статья - «К проблеме исторической и жанровой специфики русских былин и исторических песен». В этих работах высказываются различные, можно сказать противоположные, взгляды. В первой самый термин «исторический эпос» показывает, что, следуя Всеволоду Миллеру и другим, он считал, что в основе как былин, так и исторических песен лежат конкретные события. Былина есть не что иное, как древнейшая форма исторической песни. Принципиальных отличий между ними нет. «Исторический эпос» - это совокупность былин и исторических песен. Но после этого В. И. Чичеров много и упорно занимался исторической песней. Об этом свидетельствует хотя бы антология, вышедшая в «Библиотеке поэта». Теперь он ясно, воочию увидел и понял, какое глубокое отличие имеется между былиной и исторической песней. Не буду повторять аргументов, приведенных Чичеровым, а просто отсылаю к его работе тех, кто
12 Там же, стр. 109.
13 Историко-литературный сборник, М., 1947, стр. 3-60.
128 Об историзме фольклора и методах его изучения
серьезно хотел бы продумать этот вопрос. «Исторические песни строятся иначе, чем былины»,- так кратко формулирует он свой взгляд. Они отличаются эпохой возникновения, иными принципами художественного отражения и изображения действительности, иной поэтикой и эстетикой. Этому противостоит тезис М. М. Плисецкого, который гласит: «Такое различие жанров (былины и исторической песни.- В. П.) совершенно неосновательно» 14 . После замечательного свода исторических песен, первый том которого выпущен Пушкинским домом, изучение исторической песни как жанра имеет твердую базу в материалах, а докторская диссертация Б. Н. Путилова, посвященная историко-песенному фольклору XIII- XVI вв., дает теоретическую основу для правильного понимания этого вопроса 15 .
Несколько слов о методах исторического изучения фольклора. Я считаю, что в фольклористике метод может быть только индуктивным, т. е. от изучения материала к выводам. Этот метод утвердился в точных науках и в лингвистике, но он не был господствующим в науке о народном творчестве. Здесь преобладала дедукция, т. е. путь от общей теории или гипотезы к фактам, которые рассматривались с точки зрения предустановленных постулатов. Одни стремились непременно доказать, что эпический фольклор - это остатки культа солнца, другие старались обосновать восточное, византийское, ро-мано-германское происхождение произведений народного творчества, третьи утверждали, что герои эпической поэзии - это исторические деятели, четвертые - что народное творчество насквозь реалистично, и т„ д. И хотя некоторая доля истины есть в каждой из этих гипотез, методологическая основа должна быть другой. При наличии предвзятой гипотезы получается не научное доказательство, а подгонка материала под заранее составленные тезисы. На этом построены очень многие работы фольклористов. <...>
В основе своей подлинно исторический метод может быть только сравнительным в широком смысле этого слова. В этом отношении международные съезды славистов нас многому научили. Так, например, сюжет былины об Иване Годиновиче обычно трактуется как исконно русский, делаются даже попытки определить время и место его возникновения. Между тем этот сюжет типичен для догосударственного эпоса. Можно только говорить о русской форме данного сюжета. Другой
14 М. М. Плисецкий, Историзм русских былин, стр. 103.
16 Исторические песни XIII-XVI веков. Издание подготовили Б. Н. Путилов и Б. М. Добровольский, М.-Л., 1960; Б. Н. Путилов, Русский историко-песенный фольклор XIII-XVI веков, М.-Л., 1960.
Об историзме фольклора и методах его изучения 129
пример: сюжет былины о Дунае и его поездке за невестой для Владимира сравнивается с рассказом русских летописей о женитьбе князя Владимира на Рогнеде. Здесь, таким образом, имеются два объекта сопоставления. Между тем Б. М. Соколов в большой специальной статье сопоставил этот сюжет с циклом сказок о Колтоме, с циклом германских сказаний о женитьбе Гунтера на Брюнгильде во всех ее версиях (Нибелунги, старшая Эдда, младшая Эдда, сага о Вельсун-гах, Тидрексага), с русскими летописными материалами и со всеми вариантами былины 16 . Объектов сравнения получается уже не два, а много больше. Международный характер этого сюжета, при всех отличиях национальной специфики, становится совершенно очевидным. Но представители современной исторической школы игнорируют эту работу Соколова и не считают нужным даже полемизировать о ней.
Далее, говоря о методе, следует подчеркнуть, что самое главное в былине - это ее сюжет, сюжет в целом. Сюжет этот должен быть установлен со всеми подробностями, во всех его версиях. Это и есть основной предмет изучения. В былине сюжет, как правило, не носит характера только авантюрной, фабульной занимательности. Он всегда выражает известную идею, и эту идею надо суметь понять и определить. Но идеи рождаются не сами по себе, а в известное время и в известном месте. Историческое изучение былины состоит в установлении того, в какую эпоху могла зародиться идея, воплощенная в данной художественной форме. В большинстве случаев в былинах можно проследить отложения нескольких эпох или периодов, идеи которых могут сталкиваться. Наличие таких столкновений и коллизий - одно из интереснейших, но и сложнейших явлений былинного эпоса.
8 определении исторического смысла и значения идейного содержания былины, в установлении того, когда такое сложное образование могло создаться, и состоит задача исторического исследования.
Во многих трудах историчность определяется не по целому, не по сюжету и его историческому значению, а по различным частностям. Так, например, историчность былины о Садко доказывается на основании одного факта - постройки им церкви. Герой былины объявляется тождественным летописному персонажу, и в этом будто бы и состоит весь историзм былины. Сюжет в целом, конфликт между Садко и Новгородом, погружение его в воду, фигура морского царя
16 Б. М. Соколов, Эпические сказания о женитьбе князя Владимира, ^германо-русские отношения в области эпоса).- Ученые записки Саратовского университета, т. I, вып. 3, 1923, стр. 69 -122.
9 Зак. 80
130 Об историзме фольклора и методах его изучения
и т. д. представителями так называемой исторической школы не изучаются; это все явный вымысел и потому их не интересует. Между тем, если бы даже оказалось, что в образе былинного Садко отражен исторический Сотко Сытинич, историзм сюжета этой былины не был бы объяснен.
В объяснении исторических судеб сюжета большую помощь могут оказать исторические реалии. Былина очень богата такими реалиями, причем количество реалий по мере развития эпоса постепенно возрастает. Все эти реалии должны быть изучены самым тщательным образом. В числе таких реалий могут оказаться и исторические имена, и географические названия, которые должны изучаться в соответствии с современной ономастикой и топонимикой, а не путем совершенно гадательных сближений, по приблизительному звуковому сходству.
Насколько богато представлены в былине самые разнообразные реалии, можно видеть на примере сравнительно поздней былины о Микуле Селяниновиче. Здесь могут быть поставлены, например, такие вопросы: что представляет собой с исторической точки зрения акт отвода городов князю Вольге? Какими правами и обязанностями такие отводы сопровождались и какие из них отражены в былине? В какую эпоху такие наделения были возможны? Можно или нельзя отыскать эти города на карте? Как истолковать имя Вольги и как оно попало в былину? Что представляет собой дружина Вольги? Каково в былине правовое и социальное положение крестьянина по отношению к князю? На чьей земле пашет Микула? Как устроена его соха? Как он одет? Какие земельные отношения изображены в былине? В былине Микула едет за солью. Каков путь этой поездки? Не нашло ли здесь отражения натуральное хозяйство? В былине есть неясные следы обложения торговли солью пошлиной. Какая денежная система отражена в былине? Разработка подобных деталей еще не раскрывает сущности сюжета как идейно-художественного целого. Смысл встречи и столкновения пахаря Микулы и князя Вольги может быть раскрыт только путем изучения художественной ткани произведения. Но разработка исторических реалий помогает установлению всех исторических координат сюжета и в этом отношении способствует раскрытию исконно исторического смысла ее. Здесь для историка широкое раздолье. Здесь фольклорист ждет помощи историка. Но представители метода узкоисторического изучения из всего комплекса вопросов выхватывают только два: какие города изображены в былине, кто исторический прототип Вольги? Мысль, что Вольга вообще может не иметь прототи-
06 историзме фольклора и методах его изучения 131
па, что города названы произвольно и что названия их не имеют существенного значения для исторического изучения, не допускается. Микула, как персонаж явно вымышленный, с этой точки зрения не изучался. Если же и изучался, то на основании того, что он нарядно одет, он объявлялся представителем кулачества и кулацкой идеологии (Б. М. Соколов). Вот к чему приводит изучение деталей в отрыве от целого. В заключение я хочу сказать следующее: как я уже отмечал, всякое изучение фольклора в настоящее время основывается на разнообразных и многосторонних сравнениях. Между тем ни техника, ни методология сравнения у нас не разработаны. Поэтому многие фольклористические работы и в прошлом, и сейчас пестрят ложными аналогиями и ошибочными выводами. <\..>
СТРУКТУРНОЕ
И ИСТОРИЧЕСКОЕ ИЗУЧЕНИЕ
ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ
Книга «Морфология сказки» вышла в свет на русском языке в 1928 году". Она в свое время вызвала двоякие отклики. С одной стороны, ее доброжелательно встретили некоторые фольклористы, этнографы и литературоведы. С другой стороны, автора обвиняли в формализме, и такие обвинения повторяются по сегодняшний день. Книга эта, как и многие другие, вероятно, была бы забыта, и о ней изредка вспоминали бы только специалисты, но вот через несколько лет после войны о ней вдруг снова вспомнили. О ней заговорили на конгрессах и в печати, она была переведена на английский язык 2 . Что же такое произошло и чем можно объяснить этот возродившийся интерес? В области точных наук были сделаны огромные, ошеломляющие открытия. Эти открытия стали возможны благодаря применению новых точных и точнейших методов исследований и вычислений. Стремление к применению точных методов перекинулось и на гуманитарные науки. Появилась структуральная и математическая лингвистика. За лингвистикой последовали и другие дисциплины. Одна из них - теоретическая поэтика. Тут оказалось, что понимание искусства как некоей знаковой системы, прием формализации и моделирования, возможность применения математических вычислений уже предвосхищены в этой книге, хотя в то время, когда она создавалась, не было того круга поня-
1 В. Пропп, Морфология сказки, Л., 1928.
2 V1. Р г о р р, Morphology of the Folktale. Edited with an Introduction by Svatava Pirkova-Jacobson. Translated by Laurence Scott, Bloomington, 1958 («Indiana University Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics, Publication Ten») (Перепечатки: «International Journal of American Linguistics», vol. 24, № 4, pt 3, October 1958; «Bibliographical and Special Series of the American Folklore Society», vol. 9, Philadelphia, 1958); V. Propp, Morphology of the Folktale. Second Edition. Revised and Edited with a Preface by Louis A. Wagner. New Introduction by Alan Dundes, Austin - London .- Ред.
133
тий и той терминологии, которыми оперируют современные науки. И вновь отношение к этой работе оказалось двойственным. Одни считали ее нужной и полезной в поисках новых уточненных методов, другие же, как и прежде, считали ее формалистической и отрицали за ней всякую познавательную ценность.
К числу противников этой книги принадлежит и проф. Леви-Стросс. Он структуралист. Но структуралистов часто обвиняют в формализме. Чтобы показать разницу между структурализмом и формализмом, проф. Леви-Стросс берет в качестве примера книгу «Морфология сказки», которую он считает формалистической, и на ее примере обрисовывает эту разницу. Его статья «La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp» прилагается к настоящему изданию «Морфологии» 3 . Прав он или нет, об этом пусть судят читатели. Но когда на человека нападают, ему свойственно защищаться. Против аргументов противника, если они представляются ложными, можно выдвинуть контраргументы, которые могут оказаться более правильными. Такая полемика может иметь общенаучный интерес. Поэтому я с благодарностью согласился на любезное предложение издательства Эйнауди написать на эту статью ответ. Проф. Леви-Стросс бросил мне перчатку, и я ее подымаю. Читатели «Морфологии» станут, таким образом, свидетелями поединка и смогут встать на сторону того, кого они сочтут победителем, если таковой вообще окажется.
Проф. Леви-Стросс имеет предо мной одно весьма существенное преимущество: он философ. Я же эмпирик, притом эмпирик неподкупный, который прежде всего пристально всматривается в факты и изучает их скрупулезно и методически, проверяя свои предпосылки и оглядываясь на каждый шаг рассуждений. Эмпирические науки, однако, тоже бывают разные. В некоторых случаях эмпирик может и даже вынужден довольствоваться описанием, характеристикой, в особенности если предметом изучения служит единичный факт. Такие описания отнюдь не лишены научного значения, если только они сделаны правильно. Но если описываются и изучаются ряды фактов и их связи, описание их перерастает в раскрытие явления, феномена, и раскрытие такого феномена обладает уже
3 С. Levi-Strauss, La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp,-«Cahiers de l"lnstitut de Science economique appliquee», serie M, № 7, mars, 1960 (перепечатка: «International Journal of Slavic Linguistics and Poetics», III, s"Gravenhage, 1960; на итальянском языке статья включена в качестве приложения к итальянскому изпянию книги В. Я- Проппа).- Ред.
134 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
не только частным интересом, но располагает к философским размышлениям. Эти размышления были и у меня, но они зашифрованы и выражены только в эпиграфах, которыми сопровождаются некоторые из глав. Проф. Леви-Стросс знает мою книгу только по английскому переводу. Но переводчик позволил себе одну недопустимую вольность. Он совершенно не понял, для чего нужны эпиграфы. Внешне они с текстом книги не связаны. Поэтому он счел их излишними украшениями и варварски вычеркнул их. Между тем все эпитеты взяты из серии трудов Гёте, объединенных им под общим заглавием «Морфология», а также из его дневников. Эти эпиграфы должны были выразить то, что в самой книге не сказано. Венец всякой науки есть раскрытие закономерностей. Там, где чистый эмпирик видит разрозненные факты, эмпирик-философ усматривает отражение закона. Я увидел закон на очень скромном участке - на одном из видов народной сказки. Но мне показалось уже тогда, что раскрытие этого закона может иметь и более широкое значение. Самый термин «Морфология» заимствован не из таких руководств по ботанике, где основная цель - систематика, а также не из грамматических трудов, он заимствован у Гёте, который под этим заглавием объединил труды по ботанике и остеологии. За этим термином у Гёте раскрывается перспектива в распознании закономерностей, которые пронизывают природу вообще. И не случайно, что после ботаники Гёте пришел к сравнительной остеологии. Эти труды можно усиленно рекомендовать структуралистам. И если молодой Гёте в лице Фауста, сидящего в своей пыльной лаборатории и окруженного скелетами, костями и гербариями, не видит в них ничего, кроме праха, то стареющий Гёте, вооруженный методом точных сравнений в области естествознания, видит сквозь единичное - пронизывающее всю природу великое общее и целое. Но нет двух Гёте - поэта и ученого; Гёте «Фауста», стремящийся к познанию, и Гёте - естествовед, пришедший к познанию, есть один и тот же Гёте. Эпиграфы к отдельным главам -знак преклонения перед ним. Но эти эпиграфы должны выразить и другое: область природы и область человеческого творчества не разъединены. Есть нечто, что объединяет их, есть какие-то общие для них законы, которые могут быть изучены сходными методами. Мысль эта, смутно вырисовывавшаяся тогда, в настоящее время лежит в основе поисков точных методов в области гуманитарных наук, о которых говорилось выше. Здесь одна из причин, почему структуралисты меня поддержали. С другой же стороны, некоторые структуралисты не поняли того, что моя цель состояла не в том, чтобы уста-
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 135
новить какие-то широкие обобщения, возможность которых выражена в эпитетах, а что цель была чисто профессионально-фольклористическая. Так, проф. Леви-Стросс дважды задает себе недоуменный вопрос: какие причины побудили меня применить мой метод к сказке? Он сам разъясняет читателю эти причины, которых, по его мнению, несколько. Одна из них состоит в том, что я не этнолог и потому не располагаю материалом мифологии, не знаю его. Я, далее, не имею никаких представлений о подлинных отношениях между сказкой и мифом (стр. 16, 19) 4 . Короче говоря, то, что я занимаюсь сказкой, объясняется моим недостаточным научным горизонтом, иначе я, вероятно, испробовал бы свой метод не на сказках, а на мифах.
Я не буду входить в логику этих тезисов («так как автор не знает мифов, он занимается сказками»). Логика таких утверждений кажется мне слабой. Но я думаю, что ни одному ученому нельзя запретить заниматься одним и рекомендовать ему заниматься другим. Эти рассуждения проф. Леви-Стросса показывают, что он представляет себе дело так, будто у ученого сперва возникает метод, а потом уже он начинает размышлять, к чему бы этот метод приложить; в данном случае ученый почему-то применяет свой метод к сказкам, что не очень интересует философа. Но так в науке никогда не бывает, так не было и со мной. Дело обстояло совершенно иначе. Русские университеты царских времен давали филологам очень слабую литературоведческую подготовку. В частности, народная поэзия была в полном загоне. Чтобы заполнить этот пробел, я по окончании университета взялся за знаменитый сборник Афанасьева и стал его изучать. Я напал на серию сказок с гонимой падчерицей, и тут я заметил следующее: в сказке «Морозко» (№ 95 по нумерации советских изданий) мачеха отправляет свою падчерицу в лес к Морозке. Морозко пробует ее заморозить, но она отвечает ему так кротко и терпеливо, что он ее щадит, награждает и отпускает. Родная дочь старухи не выдерживает испытания и погибает. В следующей сказке падчерица попадает уже не к Морозке, а к лешему, а еще в следующей - к медведю. Но ведь это одна и та же сказка! Морозко, леший и медведь испытывают и награждают падчерицу по-разному, но ход действия одинаков. Неужели этого никто не замечал? Почему же Афанасьев и другие считают эти сказки разными? Совершенно очевидно, что Морозко, леший и медведь в разной форме совершают
136 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
один и тот же поступок. Афанасьев считает эти сказки разными потому, что выступают разные персонажи. Мне же показалось, что сказки эти одинаковы потому, что одинаковы поступки действующих лиц. Я этим заинтересовался и стал изучать и другие сказки с точки зрения того, что в сказке вообще делают персонажи. Так, путем вхождения в материал, а не путем абстракций, родился очень простой метод изучения сказки по поступкам действующих лиц независимо от их облика. Поступки действующих лиц, их действия я назвал функциями. Наблюдение, сделанное над сказками о гонимой падчерице, оказалось тем кончиком, за который можно было ухватить нить и размотать весь клубок. Обнаружилось, что и другие сюжеты основаны на повторяемости функций и что в конечном итоге все сюжеты волшебной сказки основаны на одинаковых функциях, что все волшебные сказки однотипны по своему строению.
Но если плохую услугу оказал читателю переводчик, опустив эпиграфы из Гёте, то другое нарушение авторской воли было допущено не переводчиком, а русским издательством, выпустившим книгу; было изменено заглавие ее. Она называлась «Морфология волшебной сказки». Чтобы придать книге больший интерес, редактор вычеркнул слово «волшебной» и тем ввел читателей (и в том числе проф. Леви-Стросса) в заблуждение, будто здесь рассматриваются закономерности сказки как жанра вообще. Книга под таким названием могла бы стать в один ряд с этюдами типа «Морфология заговора», «Морфология басни», «Морфология комедии» и т. д. Но у автора отнюдь не было цели изучить все виды сложного и многообразного жанра сказки как таковой. В ней рассматривается только один вид ее, резко отличающийся от всех других ее видов, а именно сказки волшебные, притом только народные. Это, таким образом, специальное исследование по частному вопросу фольклористики. Другое дело, что метод изучения повествовательных жанров по функциям действующих лиц может оказаться продуктивным не только в применении к волшебным, но и другим видам сказки, а может быть и к изучению произведений повествовательного характера мировой литературы вообще. Но можно предсказать, что конкретные результаты во всех этих случаях окажутся совершенно различными. Так, например, кумулятивные сказки построены на совершенно иных принципах, чем сказки волшебные. В английской фольклористике они названы Formula-Tales. Типы формул, на которых основаны эти сказки, могут быть найдены и определены, но схемы их окажутся совершенно иными, чем схемы сказок волшебных. Есть, таким образом,
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 137
различные типы повествований, которые могут, однако, изучаться одинаковыми методами. Проф. Леви-Стросс приводит мои слова, что найденные мною выводы неприменимы к сказкам Новалиса или Гёте и вообще к искусственным сказкам литературного происхождения, и обращает их против меня, считая, что в таком случае мои выводы ошибочны. Но они отнюдь не ошибочны, они только не имеют того универсального значения, которое хотел бы им придать мой уважаемый критик. Метод широк, выводы же строго ограничиваются тем видом фольклорного повествовательного творчества, на изучении которого они были получены.
Я не буду отвечать на все обвинения, выдвинутые против меня проф. Леви-Строссом. Я остановлюсь только на некоторых, наиболее важных. Если эти обвинения окажутся необоснованными, другие, более мелкие и вытекающие из них, отпадут сами собой.
Основное обвинение состоит в том, что моя работа формалистическая и уже потому не может иметь познавательного значения. Точного определения того, что понимается под формализмом, проф. Леви-Стросс не дает, ограничиваясь указанием на некоторые его признаки, которые сообщаются по ходу изложения. Один из этих признаков состоит в том, что формалисты изучают свой материал безотносительно к истории. Такое формалистическое, внеисторическое изучение он приписывает и мне. Желая, по-видимому, несколько смягчить свой суровый приговор, проф. Леви-Стросс сообщает читателям, будто я, написав «Морфологию», затем отказался от формализма и морфологического анализа, чтобы посвятить себя историческим и сравнительным разысканиям об отношении устной литературы (так он называет фольклор) к мифам, обрядам и учреждениям (стр. 4). Какие это разыскания - он не говорит. В книге «Русские аграрные праздники» (1963) я применил как раз тот самый метод, что и в «Морфологии». Оказалось, что все большие основные аграрные праздники состоят из одинаковых элементов, различно оформленных. Но об этой работе проф. Леви-Стросс еще не мог знать. По-видимому, он имеет в виду книгу «Исторические корни волшебной сказки», вышедшую в 1946 году и выпущенную издательством Эйнауди на итальянском языке. Но если бы проф. Леви-Стросс заглянул в эту книгу, он бы увидел, что она начинается с изложения тех положений, которые развиты в «Морфологии». Определение волшебной сказки дается не через ее сюжеты, а через ее композицию. Действительно, установив единство композиции волшебных сказок, я должен был задуматься о причине такого единства. Что причина кроется не в им-
138 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
манентных законах формы, а что она лежит в области ранней истории или, как некоторые предпочитают говорить, доистории, т. е. той ступени развития человеческого общества, которая изучается этнографией и этнологией, для меня было ясно с самого начала. Проф. Леви-Стросс совершенно прав, когда он говорит, что морфология бесплодна, если она, прямо или косвенно, не будет оплодотворена данными этнографии (observation ethnographique- стр. 30). Именно поэтому я не отвернулся от морфологического анализа, а стал искать исторических основ и корней той системы, которая открылась на сравнительном изучении сюжетов волшебной сказки. «Морфология» и «Исторические корни» представляют собой как бы две части или два тома одного большого труда. Второй прямо вытекает из первого, первый есть предпосылка второго. Проф. Леви-Стросс цитирует мои слова о том, что морфологические разыскания «следует связать с изучением историческим» (стр. 19), но опять употребляет их против меня. Поскольку в «Морфологии» такое изучение фактически не дано - он прав. Но он недооценил, что эти слова представляют собой выражение известного принципа. Они содержат также некоторое обещание в будущем это историческое изучение произвести. Они - своего рода вексель, по которому, хотя и через много лет, я все же честно уплатил. Если, таким образом, он пишет про меня, что я разрываюсь между «формалистическим призраком» (vision formaliste) и «кошмарной необходимостью исторических объяснений» (l"obsession des explications historiques- стр. 20), то это просто неверно. Я, по возможности строго методически и последовательно, перехожу от научного описания явлений и фактов к объяснению их исторических причин. Не зная всего этого, проф. Леви-Стросс даже приписывает мне раскаяние, которое заставило меня отказаться от своих формалистических видений, чтобы прийти к историческим разысканиям. Но я не испытываю никакого раскаяния и не ощущаю ни малейших угрызений совести. Сам проф. Леви-Стросс считает, что историческое объяснение сказок вообще фактически невозможно, «так как мы знаем очень мало о доисторических цивилизациях, где они зародились» (стр. 21). Он сетует также на отсутствие текстов для сравнения. Но дело не в текстах (которые, впрочем, имеются в совершенно достаточном количестве), а в том, что сюжеты порождены бытом народа, его жизнью и вытекающими из этого формами мышления на ранних стадиях человеческого общественного развития и что появление этих сюжетов исторически закономерно. Да, мы еще мало знаем этнологию, но все же в мировой науке накопился огромный фак-
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 139
тический материал, который делает подобные разыскания вполне надежными.
Но дело не в том, как создавалась «Морфология» и что переживал автор, а в вопросах совершенно принципиальных. Формальное изучение нельзя отрывать от исторического и противопоставлять их. Как раз наоборот: формальное изучение, точное систематическое описание изучаемого материала есть первое условие, предпосылка исторического изучения и вместе с тем первый шаг его. В разрозненном изучении отдельных сюжетов нет недостатка: они в большом количестве даны в трудах так называемой финской школы. Однако, изучая отдельные сюжеты в отрыве друг от друга, сторонники этого направления не видят никакой связи сюжетов между собой, не подозревают даже о наличии или возможности такой связи. Такая установка характерна для формализма. Для формалистов целое есть механический конгломерат из разрозненных частей. Соответственно в данном случае жанр волшебной сказки представляется как совокупность не связанных между собой отдельных сюжетов. Для структуралиста же части рассматриваются и изучаются как элементы целого и в их отношении к целому. Структуралист видит целое, видит систему там, где формалист ее видеть не может. То, что дается в «Морфологии», дает возможность межсюжетного изучения жанра как некоего целого, как некоей системы, вместо изучения посюжетного, как это делается в трудах финской школы, которую, несмотря на все ее заслуги, как мне кажется, упрекают в формализме справедливо. Сравнительное межсюжетное изучение открывает широкие исторические перспективы. Историческому объяснению в первую очередь подлежат не отдельные сюжеты, а та композиционная система, к которой они принадлежат. Тогда между сюжетами откроется историческая связь, и этим прокладывается путь к изучению и отдельных сюжетов.
Но вопрос об отношении формального изучения к историческому охватывает только одну сторону дела. Другая касается понимания отношения формы к содержанию и способов их изучения. Под формалистическим изучением обычно понимается изучение формы безотносительно к содержанию. Проф. Леви-Стросс даже говорит о их противопоставлении. Такой взгляд не противоречит взглядам современных советских литературоведов. Так, Ю. М. Лотман, один из активнейших исследователей в области структурального литературоведения, пишет, что основной порок так называемого «формального метода» в том, что он зачастую подводил исследователей к взгляду на литературу как на сумму приемов, механический
140 Структурное и историческое изучение волшебной сказки
конгломерат 3 . К этому можно бы прибавить еще другое: для формалистов форма имеет свои самодовлеющие законы и имманентные, независимые от общественной истории законы развития. С этой точки зрения развитие в области литературного творчества есть саморазвитие, определяющееся законами формы.
Но если эти определения формализма верны, книгу «Морфология сказки» никак нельзя назвать формалистической, хотя проф. Леви-Стросс и далеко не единственный обвинитель. Не всякое изучение формы есть изучение формалистическое, и не всякий ученый, изучающий художественную форму произведений словесного или изобразительного искусства, есть непременно формалист.
Уже выше я приводил слова проф. Леви-Стросса о том, что мои выводы о структуре волшебной сказки представляют собой фантом, формалистическое привидение - une vision formaliste. Это -не случайно оброненное слово, а глубочайшее убеждение автора. Он считает, что я - жертва субъективных иллюзий (стр. 21). Из многих сказок я конструирую одну, которая никогда не существовала,. Это «абстракция, такая беспредметная, что она не учит нас ничему об объективных причинах, почему существует множество отдельных сказок» (стр. 25). Что моя абстракция, как выведенную мною схему называет проф. Леви-Стросс, не открывает причин разнообразия,- это верно. Этому учит только историческое рассмотрение. Но что она беспредметна и представляет собой иллюзию - неверно. Слова проф. Леви-Стросса показывают, что он, по-видимому, просто не понял моего совершенно эмпирического конкретного детализованного исследования. Как это могло случиться? Проф. Леви-Стросс жалуется, что мою работу вообще трудно понять. Можно заметить, что люди, у которых много своих мыслей, трудно понимают мысли других. Они не понимают того, что понимает человек непредубежденный. Мое исследование не подходит под общие взгляды проф. Леви-Стросса, и в этом одна из причин такого недоразумения. Другая лежит во мне самом. Когда писалась книга, я был молод и потому был убежден, что стоит высказать какое-нибудь наблюдение или какую-нибудь мысль, как все сейчас же ее поймут и разделят. Поэтому я выражался чрезвычайно коротко, стилем теорем, считая излишним развивать или подробно доказывать свои мысли, так как и без того все ясно и понятно с первого взгляда. Но в этом я ошибался.
5 Ю. М. Л о т м а н, Лекции по структуральной поэтике. Вып. I (Введение, теория стиха), Тарту, 1964 (Ученые записки Тартуского государственного университета, вып. 160. Труды по знаковым системам, I), сто. 9-10.
Структурное и историческое изучение волшебной сказки 141
Начнем с терминологии. Я должен признать, что термин «морфология», которым я когда-то так дорожил и который я заимствовал у Гёте, вкладывая в него не только научный, но и какой-то философский и даже поэтический смысл, выбран был не совсем удачно. Если быть совершенно точным, то надо было говорить не «морфология», а взять понятие гораздо более узкое и сказать «композиция», и так и назвать: «Композиция фольклорной волшебной сказки». Но слово «композиция» тоже требует определения, под ним можно подразумевать разное. Что же под этим подразумевается здесь?
Уже выше говорилось, что весь анализ исходит из наблюдения, что в волшебных сказках разные люди совершают одни и те же поступки или, что одно и то же, что одинаковые действия могут осуществляться очень по-разному. Это было показано на вариантах группы сказок о гонимой падчерице, но это наблюдение верно не только для вариантов одногсГсю-жета, но и для всех сюжетов жанра волшебных сказок. Так, например, если герой отправляется из дому на какие-нибудь поиски и предмет его желаний находится очень далеко, он может полететь туда по воздуху на волшебном коне, или на спине орла, или на ковре-самолете, а также на летучем корабле, на спине черта и т. д. Мы не будем здесь приводить всех возможных случаев. Легко заметить, что во всех этих случаях мы имеем переправу героя к месту, где находится предмет его поисков, но что формы осуществления этой переправы различны. Мы, следовательно, имеем величины стабильные и величины переменные, изменчивые. Другой пример: царевна не желает выходить замуж, или отец не желает выдать ее за неугодного ему или ей претендента. От жениха требуют, чтобы он выполнил нечто совершенно невыполнимое: допрыгнул бы на коне до ее окна, выкупался в котле с кипятком, разгадал бы загадку царевны, достал бы золотой волос с головы морского царя и т. д. Наивный слушатель принимает все эти случаи за совершенно различные,- и по-своему он прав. Но пытливый исследователь видит за этим многообразием какое-то единство, устанавливаемое логически. Если в первом ряду примеров мы имеем переправу к месту поисков, то второй представляет собой мотив трудных задач. Содержание задач может быть различным, оно варьирует, представляет собой нечто переменное. Задавание же задач как таковое есть элемент стабильный. Эти стабильные элементы я назвал функциями действующих лиц. Цель исследования состояла в том, чтобы установить, какие функции известны волшебной сказке, установить, ограничено ли их число или нет, посмотреть, в какой последовательности они даются. Резуль-
В XIX - начале XX в. выработались основные методы записи и изучения фольклора.
Метод «Включенного наблюдения» (используется при стационарной форме собирательской работы). При использовании данного метода создаются условия непринужденного общения во время сбора материала. Информанты составляют естественную коммуникативную среду собирателя. Специфика собирательской работы состоит в том, что тексты фиксируются в ситуации беседы, но не специально организованного интервью, поэтому в такой обстановке не всегда возможно применение диктофона, часть текстов записывается по памяти. Преимущества собранного таким образом материала состоят в том, что тексты наблюдаются в естественной обстановке, беседа с информантом спровоцирована только заинтересованностью собирателя, а не вопросами анкеты. При этом фиксируется контекст беседы, статусные, половозрастные характеристики собеседников. К недостаткам собирания материала методом "включенного наблюдения" можно отнести, во-первых, небольшое количество текстов, что определяется сознательной неактивной позицией собирателя, во-вторых, неточность фиксации текстов (оказываются упущены как фонетические характеристики, так и обозначения ритмических периодов разговора, отдельные вводные слова, необходимые для анализа иллокутивных установок текста.
Статистический метод (был разработан Б.К.Малиновским) - проводится на основе составления карт и таблиц.
Системный (комплексный) метод предполагает всестороннее изучение фольклора, в соотношении с определенными бытовыми, этнографическими реалиями.
Картографический метод имеет целью выявление географии распространения тех или иных жанров фольклора, изучение фольклорных явлений «в пространстве и во времени». Это стратегический метод, рассчитанный на длительное исследование. Картографирование может проводиться по этническому, территориальному, временному принципам и позволяет проследить распространенность и формы бытования жанров фольклора у различных народов и этнических групп в разные периоды их истории. Изучение фольклора методом картографирования требует большой подготовительной организационной и собирательской работы, и, как правило, нуждается в объединении и координации фольклористов. Так, предварительно составляется программа картографирования, проводится работа по выявлению и систематизации имеющихся материалов, выявляются лакуны, составляются специальные карты, вырабатываются принципы нанесения материалов на карту.
В XIX - начале XX в. сформировались основные направления (школы) исследователей народного творчества.
Основоположником мифологической школы стал ученый-фольклорист ф.И. Буслаев, который вслед за братьями Гримм установил связь фольклора, языка, мифологии, выделил принцип коллективной природы художественного творчества народа.
Школа заимствования указывала на удивительное сходство многих фольклорных произведений у народов Запада и Востока, ставила вопрос о культурно-исторических связях между народным творчеством разных народов. Теория заимствования нашла в России многих последователей (Г.Н. Потанин, Ф.И. Буслаев).
Наиболее влиятельной в ХГХ - начале XX в. была историческая школа. Принципы исторической школы окончательно оформились в середине 90-х гг. ХГХ в. в обобщающем труде В. Ф. Миллера «Очерки русской народной словесности». Так, исследователь былин, например, должен был ответить на четыре основных вопроса: где, когда, в связи с какими историческими событиями она была создана и на какие поэтические источники опирались ее создатели. Они изучали памятники фольклора и древнерусской письменности, извлекая из летописей многочисленные параллели с реальной историей народа. Так были установлены прототипы былинных героев, названий, а также реальные события, легшие ив основу сюжетных ситуаций былин.
Несмотря на жесткую критику оппонентов, упрекавших ученых за «теорию аристократического происхождения былин», традиции исторической школы в русской фольклористике XX в. развивались.
Так, Б.А. Рыбаков, отвечая оппонентам, настаивал на уяснении глубоких связей эпоса с конкретной историей Древней Руси. В своих исследованиях Рыбаков широко использовал летописи, факты истории и археологии 14 .
Среди современных методов или подходов исследования фольклора необходимо назвать типологический, объясняющий не отдельные факты, а устанавливающий закономерности. Так, типологическое сходство проявляется в фольклоре разных народов в специфическом типе народного творчества (устность, коллективность, традиционность, вариативность и проч.). Типологически сходны формы и способы бытования. Типология объясняет те поразительные факты сходства и совпадений, которые нельзя объяснить ни заимствованием, ни генетическим родством народов.
Таким образом, разнообразие подходов в изучении народного творчества говорило о попытках переживающей свое становление фольклористики охватить весь предмет как сложную систему многих жанров.
В XX веке для ряда фольклористов альтернативой упрощенно-социологического подхода стали методы формального исследования: структурно-типологический метод анализа, предполагающий выявление инвариантных моделей жанров, сюжетов, мотивов и историко-типологический метод, предполагающий изучение фольклорных произведений в историческом и этнографическом контексте.
Процессы истории фольклора исследует историческая поэтика, созданная как особое направление А.Н. Веселовским. В ее рамках рассматриваются поэтические роды, жанры, стилевые системы - как в целом, так и в своих конкретных проявлениях. Историческая поэтика исследует связи устного народного творчества с письменной литературой, музыкой, изобразительным искусством.
В последнее время отчетливо обозначилась тенденция комплексного изучения фольклора, языка, мифологии, этнографии, народного искусства как слагаемых единой культуры народа.
Любой метод предполагает опору на факты. В жизнь фольклористов вошли новые технологии, повышающие точность и качество записей, упрощает механические операции по учету и систематизации материала, поиску необходимой информации.
Существуют центры филологического, музыковедческого, хореографического изучения народного творчества, региональные фольклорные центры и Дома народного творчества со своими архивами, периодическими и научными изданиями.
Изучение народной хореографии. Особая проблема - изучение русского традиционного танца. Следует отметить, что и сегодня во многом фольклорный танец остаётся малоизученным, и наши представления о нём чаще основываются не на научных фактах, а на «мифах». Первопричину сложившегося положения следует искать в явной недостаточности экспедиционной исследовательской практики. Сравнивая два близких направления этнографии: этномузыкологию и этнохореологию, невозможно не заметить огромную разницу в их развитии. За последние два века в России записаны тысячи народных песен, опубликованы сотни песенных сборников. В советский период появился ряд научных центров с обширными аудиофондами, которые систематически пополняются и обрабатываются. Постоянный научный поиск и дискуссии позволили сформироваться нескольким школам специалистов-этномузыкологов.
Совершенно иначе обстояло дело с этнохореологией. Записи и публикации аутентичных танцев осуществлялись чрезвычайно редко. Описания танцев давались не в точном соответствии с аутентичными оригиналами, а в обработках либо в авторской интерпретации и часто выдавались за оригиналы. Практически не было исследований по народной терминологии. Специалистов, изучающих народный танец, не готовило ни одно учебное заведение, что не способствовало возникновению обширной и плодотворной научной дискуссии.
В 1987 г. в Новгороде проходил Международный форум народного танцевального творчества под эгидой ЮНЕСКО. Участниками форума из разных стран были приняты рекомендации российским хореографам, включающие в себя 18 пунктов. Перечислим некоторые из рекомендаций: «постановка вопроса о необходимости серьёзного обучения хореографов народным традициям»; «организация творческих мастерских и научных симпозиумов»; «создание рабочей группы уточнения терминов, употребляющихся в народной хореографии и хореологии»; «создание национальных архивов народных танцев...».
Все эти вопросы и сегодня остаются актуальными и практически нерешенными. Для повышения уровня изученности народного танца основой будущих исследований должна стать региональная природа традиционного танца. В общерусской хореографической традиции выделяется несколько
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. - М., 1963.
Оригинальных региональных исполнительских стилей, которые отличаются танцевальной лексикой, манерой исполнения и жанрово-репертуарным составом. Именно это своеобразие различных регионов и составляет богатство русского традиционного танца.
Однако в последнее время наметилась положительная тенденция в обращении к истокам русской народной хореографии, началась работа по поиску и фиксации аутентичных оригиналов народной хореографии, которая в последнее пятилетие стала предметом экспедиционной практики многих фольклорных и исследовательских коллективов.. Появившиеся новые репертуарные сборники, научные исследования в области традиционной хореографии, более активное обращение хореографов к народной тематике позволяют надеяться на дальнейшее развитие в России исследований, посвященных народной хореографии, в том числе в вопросе изучения всего спектра русских региональных танцевальных стилей.
Методы изучения народного искусства (декоративно-прикладного творчества и народных промыслов и ремесел). Изучение народного творчества - одна из наиболее молодых отраслей гуманитарной науки. Эта отрасль науки складывается во второй половине XIX в. В этот период закладываются основы фольклористики, параллельно с изучением фольклора начинается собирание предметов русской старины. Предпринимаются первые археологические раскопки и архивные изыскания. Расширяются понятия о национальном наследии, появляются первые публикации. Большое значение имеют работы выдающегося филолога, блестящего знатока русской литературы Ф. И. Буслаева, обратившегося к важнейшим проблемам происхождения, эволюции, а также народности русского искусства. Буслаев поставил вопрос о тесной связи и взаимодействии народной поэзии с народным искусством, публикуя целый ряд интереснейших, ранее неизвестных памятников.
И. Е. Забелин, принадлежавший к числу ученых, впервые обратившихся к изучению истории культуры нашей страны, рассматривал русское искусство как явление глубоко самобытное. Ему принадлежит мысль о национальной, своеобразной системе художественного мышления, присущей именно русскому традиционному искусству.
Основоположником науки о русском декоративно-прикладном искусстве был В. В. Стасов, он впервые раскрыл художественную ценность современного ему крестьянского искусства, усматривая в нем глубокие связи с древней культурой, и стремился противопоставить самобытное начало древнерусского искусства византийскому влиянию. Для нас чрезвычайно велико значение его трудов, по существу первых серьезных аналитических работ в области народного искусства. Новаторство Стасова сказалось и в том, что он рассматривал произведения народного искусства не только как предметы для коллекционирования: он предлагал современным ему художникам использовать в своей практике народное творчество как подлинное искусство, имеющее глубокие национальные традиции. Однако, отстаивая самобытность русской культуры, Стасов придавал слишком большое значение влиянию на нее культур Среднего и Ближнего Востока.
В конце ХГХ в. интерес к народному быту и творчеству все более расширяется. Появляются разнообразные публикации уже не только памятников старины, но и произведений современного народного искусства.
В конце XIX - начале XX в. в печати находят отражение попытки ряда земских деятелей, в том числе и художников, непосредственно работавших с кустарями, поддержать приходящие в упадок промыслы, сохранить сокровища народного творчества. Так, С. А. Давыдова оставила целый ряд трудов по женским народным промыслам, в частности о русском кружеве, истории этого традиционного промысла, технике производства, отдельных центрах кружевоплетения. В сборнике «Кустарная промышленность России» были опубликованы интересные сведения по таким женским промыслам, как вышивка, золотное шитье, ткачество.
В этот период земские организации играли очень значительную роль в судьбах народных промыслов. Предпринимаемые ими обследования кустарных производств, с целью оказания им реальной помощи, зафиксированы в докладах, статьях, справочниках. Тщательно собранные земскими деятелями сведения по статистике, экономике промыслов и технике производства - ценнейший фактический материал для научных исследований. Земскими организациями изданы многотомные иллюстрированные сборники по кустарным промыслам всей России и по отдельным районам, описания выставок народного искусства, труды съездов деятелей кустарной промышленности.
В начале XX в. появляются исследования, посвященные отдельным видам народного художественного производства, которое раскрывается как большое национальное искусство.
Так, на протяжении 1910-1912 гг. вышли в свет 12 выпусков альбома А. А. Бобринского, объединенных общим названием. Это был большой вклад автора в культуру России. Альбомы
знакомили читателей с сокровищами русского искусства, а также служили материалом для работ исследователей и художников. Труд Бобринского - богатейший источник не только добросовестно собранного, но и систематизированного автором обширного материала. Здесь же впервые была сделана попытка точно указать места бытования большинства изделий.
Наряду с такими обобщающими широкий материал работами, как альбомы Бобринского, появляются издания, посвященные отдельным народным промыслам, с описанием истории их возникновения и техники производства.
Видную роль в изучении народного искусства сыграл Н. Д. Бартрам, художник по специальности, организатор уникального по своему собранию Музея игрушки. В прошлом деятель земства, работавший с кустарями, он уделял большое внимание изучению экономики промыслов. В среде художников - членов объединения «Мир искусства», отстаивавших эстетские взгляды, среде, казалось бы, далекой от проблем развития народного искусства, возникает величайший интерес к нему. А.Бенуа, говоря об оригинальности народного творчества, горячо протестует против насильственного внедрения в промыслы чуждых влияний, приводящих к упадку - художественную культуру. Те же мысли звучат в статьях И. Билибина, И. Грабаря, говорящих о необходимости, во что бы то ни стало спасти народное искусство от угрожающей ему гибели.
В конце ХГХ - начале XX в. активно работают музеи. Строгановское училище, Московский исторический музей и другие систематически собирают материалы по национальному искусству, организуют экспедиции в разные районы России. Среди частных коллекций особенно ценно уникальное собрание русских костюмов разных губерний и разнообразных предметов народного декоративно-прикладного искусства Н. Шабельской. Публикации принадлежавших Шабельской выдающихся образцов народного творчества был посвящен специальный выпуск журнала «Студио». Таким образом, во второй половине ХГХ начале XX в. был собран, осмыслен и частично опубликован ценнейший материал.
Новый этап в изучении народного искусства наступает после революции. В условиях развития советской культуры возникает новое отношение к народному творчеству, которое способствовало появлению отрасли искусствоведческой науки, посвященной проблематике искусства народных промыслов и изучению их истоков. Отечественная наука советского периода стремилась к активному вмешательству в судьбы промыслов, её основной целью было содействие развитию народного искусства. Многие работы 20-30-х годов - это острая полемика по вопросу восстановления основ народного творчества. Поэтому вопросы изучения лучших традиций русского искусства и их творческой переработки становятся особенно актуальными. К числу достижений советской науки относится организация выставок в Государственном историческом музее в 1922-1923 гг., впервые широко ознакомивших общественность с крестьянским творчеством. Это были первые научно построенные экспозиции, где систематизировался обширный материал. Строго научный отбор материала позволил ученым выявить определенные закономерности в развитии народного искусства, сделать ряд теоретических обобщений.
Особое значение для отечественного искусствоведения имеет работа «Крестьянское искусство» В. С. Воронова - одного из руководителей экспедиций и организаторов выставок в Историческом музее. В ней получили научную разработку вопросы местного своеобразия. В. С. Воронов вырабатывает убедительный метод описания и анализа памятников народного искусства, позволяющий раскрыть его специфику. В работах Воронова, посвященных резьбе и росписи по дереву, получают дальнейшее развитие положения, лишь намеченные в свое время в трудах Бобринского; Воронов дает классификацию народного орнамента и устанавливает наличие школ художественной росписи: северодвинской, нижегородской, городецкой. Эта классификация сохраняется в искусствоведении до настоящего времени.
В 20-30-е годы вопросы народного искусства интересуют широкий круг исследователей. Во всестороннее изучение народного творчества большой вклад вносят труды археологов и этнографов. Среди историко-археологических работ значительна статья В. А. Городцова, посвященная вопросу происхождения ряда сохранившихся в народном творчестве древних мотивов. Его работа содержит подробную иконографию древних образов, ставших традиционными в народном искусстве.
Чрезвычайно ценны труды этнографов, основанные на полевом сборе материала, содержащие подробные описания предметов народного быта, техники их производства, орнаментальных украшений. Наиболее интересно и полно освещены вопросы, связанные с народной одеждой, в работах Н. П. Гринковой, М. Е. Шереметьевой, Н. И. Лебедевой, Е. Н. Клетновой.
В 30-е годы наряду с обширной собирательской и научной деятельностью было положено начало большой практической работе непосредственно с существующими народными промыслами. В эти годы развернул активную деятельность Кустарный музей (ныне Музей народного искусства), на базе которого в 1931 г. был создан Научно-исследовательский институт художественной промышленности (НИИХП), осуществлявший художественное руководство промыслами. Во главе института становятся такие видные ученые, как В. С. Воронов, А. В. Бакушинский, позже - В. М. Василенко. Сбором материала в музеях и промыслах занимались Л. И. Свионтковская-Воронова - автор серьезной работы о резной кости, В. Я. Яковлева, 3. Д. Кашкарова, Е. Г. Теляковский.
Этот период нашел наиболее яркое отражение в трудах крупного ученого А. В. Бакушинского, сочетавшего научную, литературную работу с практикой. Он нашел новую методику исследования и анализа произведений народного искусства.
Методы исследования и взгляды А. В. Бакушинского получают дальнейшее развитие в трудах В. М. Василенко, созданных на основе собранного им обширного материала. М.Василенко в своих работах 30-х годов, посвященных отдельным видам промыслов, дает яркую характеристику народного творчества, акцентируя внимание на искусстве досоветского периода. Его монография «Северная резная кость» посвящена холмогорским костерезам.
Как итог деятельности 1930-х годов в области науки и практической работы с промыслами Институтом художественной промышленности был подготовлен сборник «Народное искусство СССР в художественных промыслах». В написании статей приняли участие А. В. Бакушинский, В. М. Василенко, В. С. Воронов, Г. В. Жидков, Е. М. Шиллинг и др. В сборнике излагалась краткая история и характеристика промыслов, в доступной и яркой форме рассказывалось о творческих достижениях мастеров народного искусства за два десятилетия Советской власти.
С трудами отечественных ученых в послевоенный период связана новая ступень в развитии искусствоведения, для которой характерно обращение к значительно более широкому кругу материалов, остававшихся ранее неизвестными.
Значительным событием в исторической науке было издание труда Б.А. Рыбакова «Ремесло древней Руси», подытожившего многолетнюю исследовательскую работу автора в области археологии. Обширный труд Рыбакова ознакомил ученых с целой группой неизвестных ранее замечательных декоративных изделий мастеров далекого прошлого. Новые данные археологии позволили более уверенно говорить о степени развития народных ремесел в глубокой древности, их распространенности и многообразии.
Изучение истоков народного искусства дало возможность шире ставить вопрос о его происхождении, развитии и специфике. Углубляя исследования В. А. Городцова, Рыбаков уделяет большое внимание вопросам происхождения мотивов народного орнамента, подчеркивая их художественную значимость и стремясь найти связующее звено между композициями, бытующими в современной вышивке, и их древнейшими прототипами.
В области исследования корней русского народного орнамента работал Л. А. Динцес, этой теме посвящены его труды «Древние черты в русском народном искусстве», «Русская глиняная игрушка». В среде этнографов вопросами, связанными с народным искусством, занимались Е. Э. Бломквист, Н. И. Лебедева, Г. С. Маслова. Собранный ими обширный материал содержит ценные и обстоятельные сведения о народном жилище, одежде, узорном ткачестве.
Таким образом, фундаментальные труды историков и этнографов, статьи и публикации в журналах «Советская этнография» и «Советская археология» содержали много новых данных о развитии русской культуры.
В 40-50-е годы ведущими в советском искусствоведении явились труды А. Б. Салтыкова. Работая в основном в области керамики, он затронул в своих трудах целый ряд общих проблем развития народного искусства, продолжая начатое Стасовым, Вороновым, Бакушинским. Им впервые были поставлены многие вопросы специфики декоративного искусства. А. Б. Салтыков уделял основное внимание вопросам традиций и новаторства, писал об особенностях решения художественного образа в творчестве народных мастеров, касался проблемы синтеза, как характерной особенности декоративного искусства.
Метод А. Б. Салтыкова заключался в творческом подходе к традиционному искусству: он искал пути использования традиций прошлого в современном искусстве, применительно к современному быту.
Для Научно-исследовательского института художественной промышленности послевоенные годы были периодом интенсивной деятельности по дальнейшему сбору и публикации материалов о
народном искусстве и практической работы с промыслами. Начинается коллективная работа по созданию серии книг «Художественные промыслы РСФСР». Таким образом, были представлены все современные русские промыслы, многие из которых ранее не были освещены в литературе. Обработка экспедиционных материалов, сравнение их с вещами из собраний музеев приводят к новым открытиям, позволяют уточнить центры промыслов, локализовать художественные школы. Особенно интересные результаты дают комплексные экспедиции сотрудников институтов и музеев: историков, архитекторов, искусствоведов. Руководящую роль в организации этой работы сыграл И. Э. Грабарь.
Государственный Русский музей в Ленинграде издал ряд работ, посвященных народной деревянной скульптуре, вышивке и кружеву.
Необходимо упомянуть вклад в науку о народном искусстве, сделанный местными собирателями М. Рехачевым, Д. В. Прокопьевым, М. П. Званцевым, И. Н. Шатровым, которые издали в предвоенные годы и после войны ряд монографических исследований по отдельным народным промыслам.
Среди научных изданий значительны работы В. М. Василенко. Его монография «Искусство Хохломы» посвящена вопросу о стилистических художественных особенностях хохломской росписи. Большим событием явилась организация в 1957 г. издания журнала «Декоративное искусство СССР», на страницах которого публикуются статьи по разным вопросам народного искусства. Первый номер журнала был целиком посвящен народному искусству.
Большую роль в популяризации русского народного искусства сыграла работа М. А. Ильина «Русское декоративное искусство» (М., 1959), переведенная на несколько иностранных языков.
В 1960 г. вышла работа С. М. Темерина «Русское прикладное искусство», освещающая творчество как мастеров народных промыслов, так и художников промышленности. Автор уделил большое внимание советскому прикладному искусству 30-х годов, очень мало затронутому в литературе, и охарактеризовал его с позиций современных ему эстетических воззрений.
На современном этапе существуют определенные трудности в анализе источников, поскольку вновь издаваемые работы носят, в основном, узкоспециализированный искусствоведческий характер.
Изучая произведения народного искусства, созданные в различные периоды, можно выявить в приемах мастерства, в сюжетах и орнаменте живую связь с многовековой национальной культурой. В условиях ремесленного производства происходило и активное усвоение достижений одновременно работающих мастеров. Общим достоянием быстро становились технические усовершенствования, изобретения и новые мотивы, сюжеты и композиции.
Общими были не только навыки работы в области вышивки, ткачества, росписи и резьбы по дереву, но и ассортимент создаваемых вещей, их форма и характер декоративного оформления. В результате традиционный круг образов и приемов народного декоративного искусства непрерывно обогащался новыми темами, мотивами и сюжетами.
Можно высказать предположение, что в настоящее время художественные промыслы являются одновременно и отраслью промышленности, и областью народного творчества.
Сочетание традиций и новаторства, стилевых особенностей и творческой импровизации, коллективных начат и взглядов отдельной личности, рукотворное™ изделий и высокого профессионализма характерные черты творческого труда мастеров и художников промыслов.
В век технического прогресса, машин и автоматики, стандарта и унификации изделия художественных промыслов, выполненные в основном вручную, в большинстве своем из природных материалов, приобрели особое значение.
Таким образом, к настоящему времени сложилась следующая проблематика исследований народного художественного творчества:
1. Этнологические исследования, раскрывающие взаимосвязи традиционного уклада жизни, национального характера и своеобразие художественного творчества того или иного народа.
2. Фольклористические исследования, фиксирующие образцы народного художественного творчества и изучающие историю русской фольклористики.
3. Искусствоведческие исследования, направленные на анализ художественно-эстетических особенностей любительского искусства (художников-самоучек, самодеятельных авторов).
4. Социологические исследования, выявляющие роль и место НХК в жизни этноса, тенденции и социальные факторы развития.
5. Педагогические исследования НХК, помогающие определить духовно-нравственные ценности и творческие способности личности в процессе непрофессиональной художественной деятельности.
Современные российские ученые используют разнообразные методы научных исследований:
эмпирические методы; анкетирование; наблюдение; тестирование, беседы, социометрия; анализ
и контент-анализ; системный анализ; педагогическое моделирование; педагогический
эксперимент, что позволяет им выполнять теоретические исследования НХК (выявление сущности, принципов, функций, закономерностей развития НХТ) и прикладные исследования (изучение конкретных процессов и явлений в развитии НХТ).
Вопросы и задания для самопроверки:
1. Раскройте сущность понятия «фольклористика»
2. Расскажите об основных этапах развития русской фольклористики.
3. Охарактеризуйте методы исследования народного искусства (декоративно-прикладного творчества).
4. Перечислите основные методы собирания и изучения народного художественного творчества.
5. Подготовьте доклад на тему «Становление и развитие отечественной фольклористики», «Первые сборники произведений фольклора в России», «Творчество выдающихся собирателей и исследователей фольклора (Киреевских, В.И. Даля, А.Н. Афанасьева, Г.С. Виноградова, Е. А. Покровского, В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова и др., на выбор)».
Список литературы
1. Азадовский М.К. История русской фольклористики. - М.: Учпедгиз, 1958. Т. 1. - 479 с; 1963. Т.2. -363 с.
2. Асафьев Б.В. О народной музыке / Сост. И.И. Земцовский, А.Б. Кунанбаева. - Л.: Музыка, 1987. -247 с: нот.
3. Банин А.А. Русская инструментальная музыка фольклорной традиции. - М.: Изд-во гос. респ. центра рус. фольклора, 1997. - 247 с: нот.
4. Богатырев Ц.Г. Вопросы теории народного искусства. - М.: Искусство, 1971. - 544 с.
5. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / Ред., вступ. ст. и примеч. В.М. Жирмунского. - Л.: Гослитиздат, 1940. - 364 с.
6. Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии / Под ред. В.Е. Гусева, В.М. Гацак; Отв. ред. К.П. Кабашников. - Минск: Навука i тэхшка, 1993. - 478 с.
7. Гиппиус Е.В. Обзор важнейших сборников музыкальных записей русских народных песен с 60-х годов XVIII века до начала ХГХ века // Материалы и статьи к 100-летию со дня рождения Е.В. Гиппиуса / Ред.-сост.: Е.А. Дорохова, О.А. Пашина. М.: Композитор, 2003. С. 59-111.
8. Гусев В.Е. Русская народная художественная культура (теоретические очерки) / Санкт-Петербург, ин-т театра, музыки и кинематографии. - СПб., 1993. - 110 с.
9. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. - Л.: Наука, 1991. - 207 с.
10. Иванова Т.Г. Русская фольклористика начала XX века в биографических очерках. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1993.-203 с.
11. Минц СИ., Померанцева Э.В. Русская фольклористика: Хрестоматия. 2-е изд. - М.: Высш. шк., 1971. -416с.
12. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. - СПб.: Наука, 1994. - 240 с.
13. Руднева А.В. Русское народное музыкальное творчество: Очерки по теории фольклора. - М.: Композитор, 1994. - 222 с: нот.
14. Русская мысль о музыкальном фольклоре. Материалы и документы / Сост. П.А. Вульфиус. - М.: Музыка, 1979. - 367 с: нот.
15. Русское народное поэтическое творчество: Хрестоматия по фольклористике / Сост. Ю.Г. Круглое. -М.: Высш. шк., 1986. - 535 с.
16. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5 т. / Под ред. Н.И. Толстого. - М.: Международные отношения, 1995. Т. 1: (А-Г). - 584 с; 1999. Т. 2: (Д-К). - 704 с; 2004. Т. 3: (К-П). -704 с.
17. Библиографическая серия «Русский фольклор», основанная М.Я. Мельц: Русский фольклор: Библиографический указатель. 1945-1959 / Сост. М.Я. Мельц. - Л.: Изд-во б-ки АН, 1961. - 402 с; То же. 1917-1944. Л., 1966. - 683 с; То же. 1960-1965. Л., 1967. - 539 с; То же. 1901-1916. Л., 1981. - 477 с; То же. 1966-1975. Л., 1984. Ч. 1. - 420 с; 1985. Ч. 2. - 385 с; То же. 1976-1980 / Сост. Т.Г. Иванова. Л., 1987. - 399 с; То же. 1881-1900. Л, 1990. - 500 с; То же. 1981-1985. СПб., 1993. -
543 с; То же. 1800-1855. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. - 262 с; То же. 1991-1995. СПб., 2001. -642 с.
18. Из истории русской советской фольклористики. - Л.: Наука, 1981. - 277 с.
19. Из истории русской фольклористики. - Л.: Наука, 1990. Вып. 3. - 278 с; То же. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. Вып. 4-5. - 598 с.
20. Картографирование и ареальные исследования в фольклористике: Сб. ст. / Сост. О.А. Пашина. - М., 1999. - 220 с. (Тр. гос. рос. академии им. Гнесиных; Вып. 154).
21. Методы изучения фольклора: Сб. науч. тр. / Отв. ред.: В.Е.Гусев. - Л.: Лениздат, 1983. - 154 с. (Фольклор и фольклористика; Вып. 7).
Со временем фольклористика становится самостоятельной наукой, формируется ее структура, разрабатываются методы исследования. Сейчас фольклористика - это наука, изучающая закономерности и особенности развития фольклора, характер и природу, сущность, тематику народно творчества, ее специфику и общие черты с другими видами искусства, особенности бытования и функционирования текстов устной словесности на разных этапах развития; жанровую систему и поэтику.
Согласно специально поставленных перед этой наукой задач фольклористика разделяется на две ветви:
История фольклора
Теория фольклора
История фольклора - это отрасль фольклористики, изучающая процесс возникновения, развития, бытования, функционирования, трансформации (деформацию) жанров и жанровой системы в разные исторические периоды на разных территориях. История фольклора изучает отдельные народнопоэтические произведения, продуктивные и непродуктивные периоды отдельных жанров, а также целостной жанрово-поэтическую систему в синхронном (горизонтальный срез отдельного исторического периода) и диахронном (вертикальный срез исторического развития) планах.
Теория фольклора - это отрасль фольклористики, изучающая сущность устного народного творчества, особенности отдельных фольклорных жанров, их место в целостной жанровой системе, а также - внутреннюю структуру жанров - законы их построения, поэтику.
Фольклористика тесно связана, граничит и взаимодействует со многими другими науками.
Ее связь с историей проявляется в том, что фольклористика, как все гуманитарные науки, является исторической дисциплиной , т.е. рассматривает все явления и предметы исследования в их движении - от предпосылок возникновения и зарождения, прослеживая становление, развитие, расцвет к отмиранию или упадка. Причем здесь требуется не только установление факта развития, но и его объяснение.
Фольклор - явление историческое, поэтому требует стадиального изучения с учетом исторических факторов, рис и событий каждой конкретной эпохи. Задачи исследования устного народного творчества и в том, чтобы выявить, как новые исторические условия или их изменение влияют на фольклор, что именно вызывает появление новых жанров, а также в выявлении проблемы исторического соответствия фольклорных жанров, сопоставление текстов с реальными событиями, историзм отдельных произведений. Кроме того, фольклор часто сам может быть историческим источником.
Существует тесная связь фольклористики с этнографией как наукой, изучающей ранние формы материальной жизни (быта) и социальной организации народа. Этнография является источником и базой изучения народного творчества, особенно при анализе развития отдельных фольклорных явлений.
Основные проблемы фольклористики:
· Вопрос о необходимости собирания
· Вопрос о месте и роли фольклора в создании национальной литературы
· Вопрос о его исторической сущности
· Вопрос о роли фольклора в познании народного характера
Современная собирательская работа фольклорных материалов ставит перед исследователями ряд проблем, которые возникли в связи с особенностями этнокультурной ситуации конца ХХ столетия. Применительно к регионам эти проблемы следующие:
Ø - аутентичность собранного регионального материала;
(т.е. достоверность передачи, подлинность образца и идеи произведения)
Ø - феномен контекстуальности фольклорного текста или его отсутствие;
(т.е. наличие/отсутствие условия осмысленного употребления той или иной конкретной языковой единицы в речи (письменной или устной), учёт её языкового окружения и ситуации речевого общения.)
Ø - кризис вариативности ;
Ø - современные «живые» жанры ;
Ø - фольклор в контексте современной культуры и культурная политика;
Ø - проблемы изданий современного фольклора.
Современная экспедиционная работа сталкивается с серьезной проблемой установления аутентичности регионального образца, его возникновения и бытования в пределах той местности, которая обследуется. Паспортизация исполнителей не вносит определенной ясности в вопросе о его происхождении.
Современная масс-медиа-техника, безусловно, диктует свои вкусы и фольклорным образцам. Одни из них воспроизводятся регулярно популярными исполнителями, другие не звучат совсем. В этом случае мы запишем «популярный» образец одновременно в большом количестве мест от разновозрастных исполнителей. Чаще всего источник материала не указывается, ибо усвоение может идти через посредство магнитозаписи. Такие «нейтрализованные» варианты могут свидетельствовать лишь об адаптации текстов и причудливой интеграции вариантов . Этот факт уже существует. Вопрос состоит не в том, признавать его или не признавать, а в том, как и почему отбирается тот или иной материал и мигрирует вне зависимости от места происхождения в некоем инварианте. Существует риск отнести к современному региональному фольклору то, что фактически таковым не является.
Фольклор как специфический контекст в настоящее время утратил качества устойчивой, живой, динамической структуры. Как исторический тип культуры, он переживает естественное перевоплощение в пределах развивающихся коллективных и профессиональных (авторских, индивидуальных) форм современной культуры. В нем все еще существуют отдельные устойчивые фрагменты контекста. На территории Тамбовской области таковыми являются святочные колядования («овсень клика»), встреча весны с жаворонками, отдельные обряды свадьбы (купля-продажа невесты), пестование ребенка, живут в речи пословицы, поговорки, притчи, устные рассказы, анекдоты. Эти фрагменты фольклорного контекста по-прежнему позволяют достаточно точно судить о былом состоянии и тенденциях развития.
Живыми жанрами устного народного творчества в строгом смысле этого слова остаются пословицы и поговорки, частушки, песни литературного происхождения, городские романсы, устные рассказы, детский фольклор, анекдоты, заговоры. Как правило, бытуют краткие и емкие жанры; заговор переживает возрождение и легализацию.
Обнадеживает наличие перифраз - образных, метафорических выражений, возникающих в речи на основании имеющихся устойчивых устных стереотипов. Это один из примеров реальных перевоплощений традиции, ее актуализации. Другая проблема - эстетическая ценность таких перифраз. Например: крыша над головой (покровительство особых лиц); налоговый инспектор - не батька; кучерявый, но не баран (намек на члена правительства), просто «кучерявый». От среднего поколения мы скорее услышим варианты перифраз, чем варианты традиционных жанров и текстов. Варианты традиционных текстов встречаются достаточно редко на территории Тамбовской области.
Устное народное творчество - самый специфический поэтический памятник . Он существует уже как грандиозный записанный и опубликованный архив, фольклор, опять-таки как памятник, как эстетическая структура, «одушевляется», «оживает» на сцене в широком смысле этого слова. Умелая культурная политика благоприятствует сохранению лучших поэтических образцов.
«Древнерусский фольклор как средство выражения самосознания и исторический источник»
Содержание:
Введение
______________________________ __________________________3
I
Основная часть
_________________________ _________________________4
1. Что такое
фольклор______________________ _________________________-
2. Факторы,
повлиявшие на становление фольклора_____________________ 5
3. Отличие
литературы от фольклора ______ ___________________________7
4. О жанрах
русского фольклора ___________ __________________________9
5. Функции
фольклора_____________________ ________________________10
6. Мифологические
представления в необрядовом
фольклоре____________12
II
О некоторых фольклорных
жанрах
________________________ ______14
- Былины________________________ ______________________________ -
Исторические песни_________________________ _________________15
Песенная лирика________________________ _____________________16
Заговоры______________________ _____________________________ 21
Список использованной литературы ____________________ ___________23
Введение.
Фольклор неоднократно бывал предметом изучения как часть культуры Древней Руси и культуры предшествующего так называемого «доисторического» времени. В особенности часто фольклор служил материалом для установления обрядово-магических понятий и представлений, порожденных традиционным аграрно-земледельческим занятием населения Руси.
Фольклор - поэтическое творчество, вырастающее на основе трудовой деятельности человечества, отразившее в себе опыт тысячелетий. Фольклор, будучи древнее письменной литературы и передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, является ценнейшим источником для познания истории каждого народа, на какой бы ступени общественного развития он ни стоял.
Фольклор и ныне представляет собой весомую часть современной культуры. В нем отразилась вся совокупность психолого-педагогических и религиозно-магических воззрений, этических и эстетических идеалов этноса, его поэтический и музыкальный талант, артистизм, история семейно-брачных отношений, народный юмор и богатое словотворчество. Вот почему к изучению фольклора обращаются представители самых разных отраслей знаний, включая, кроме фольклористов, к примеру, этнографов и лингвистов, философов и историков, психологов, юристов, творческих работников, церковнослужителей, учителей и т.п.
Значение фольклора как культурного наследия и вместе с тем современного народного творчества, как материала, важного для изучения философии народа, его истории и искусства, в настоящее время стало теоретически общепризнанным. Изучение древнерусского фольклора необходимо для постижения народного менталитета как основы древней культуры. Без знания истории и обычаев своего народа, без приобщения молодого человека к народной культуре невозможно воспитать достойного гражданина Отечества. Именно поэтому я считаю актуальной тему моего реферата.
Основная часть.
I.
1. Что такое фольклор
До
сих пор не умолкли споры о
том, что такое фольклор, в чем его
специфика. Вопрос этот далеко не праздный.
Фольклор-это не просто народные былины
и песни, сказки и предания, пословицы
и заговоры. Фольклор – это особый вид
информации, особый вид народного искусства,
особая форма коллективного творчества.
Ю.М.
Соколов дал обобщающее определение
фольклора, наиболее принятое и на сегодняшний
день. «Под фольклором, - писал он, - следует
разуметь устное поэтическое творчество
широких народных масс».
Слово
«фольклор» постепенно вытесняет такие
равнозначные термины, как «устная словесность»
и даже «народное поэтическое творчество».
Английское слово «фольклор», т.е. народная
мудрость, народная традиция, чаще всего
употребляется в применении к народному
поэтическому искусству, но наряду с этим
говорят и о музыкальном и изобразительном
фольклоре. Термин этот интернационален,
хотя в разных странах понимается далеко
не одинаково.
Фольклор - это создаваемая
народом и бытующая в
народных массах поэзия, в
которой он отражает свою
трудовую деятельность, общественный
и бытовой уклад, знание жизни, природы,
культы и верования. В фольклоре
воплощены воззрения, идеалы и
стремления народа, его поэтическая
фантазия, богатейший мир мыслей,
чувств, переживаний, протест против
эксплуатации и гнета, мечты
о справедливости и счастье.
Это устное, словесное художественное
творчество, которое возникло в
процессе формирования человеческой
речи. М. Горький говорил: “… Начало
искусства слова – в фольклоре”
В
доклассовом обществе фольклор
тесно связан с другими видами
деятельности человека, отражая
зачатки его знаний и религиозно-мифологических
представлений.
2.
Факторы, повлиявшие
на становление фольклора.
Особенности
становления древнерусской культуры
выявляются уже на начальной ступени
формирования этнического самосознания
славян, до принятия Русью христианства
и имеют тесную связь с теми временами,
которые сами славяне именовали «трояновыми
веками» или старым временем. «Были, братья,
времена Трояна», - пишет автор «Слова
о полку Игореве». Бояна она называет «старинным
Соловьем», а князя Игоря «могучим внуком
Трояновым».
Память
об этом времени сохранилась и
в фольклоре: в песнях и былинах
упоминаются имена далеких предков русских
богатырей, но все-таки само пространство
древнерусской культуры начинает создаваться
с окончательно определившегося «месторазвития».
Среди
факторов, повлиявших на формирование
ядра русской культуры, первостепенное
значение имели природные и климатические
условия, а они, в свою очередь, определялись
особенностями географического положения.
Как складывались отношения славян с окружавшим
их пространством? Значительную роль в
процессе формирования «жизни и понятий»
человека древней Руси играл лес. Он стал
средой обитания и оказывал древним славянам
самые разнообразные «услуги». Лес кормил,
одевал, обувал, согревал древних славян,
служил самым надежным убежищем от врагов.
Несмотря на это, человек боялся леса,
населяя его всевозможными страхами.
Понимание
пространства в русской культуре
происходило через степь. Она формировала
отношение к пространству как к отсутствию
видимых границ и пределов и в то же время
как угрожающее пространство, за которым
начиналась сторона «незнамая», чужая,
посягающая на пространство, которое в
сознании древних славян уже было обозначено
как «свое», образы русских богатырей
в устном народном творчестве воплощали
желание защититься от этой опасности,
таким образом, степь и лес совмещали в
себе два противоположных начала – безграничность
и границу, стихию и желание организации
пространства.
Пожалуй,
только река давала древним славянам
четкую систему координат, формировала
навыки совместной деятельности, организации
и порядка.
Природные
условия дополнялись особенностями
климата, что в свою очередь повлияло на
формирование типа хозяйственной деятельности,
психологического склада, привычек, традиций
– всего того, что называют менталитетом
народа. Климатические условия Восточноевропейской
равнины – зоны расселения восточных
славян в VI веке – отличались от тех, в
которых складывалось представление о
труде у народов западноевропейских стран.
Континентальный климат с его долгой и
холодной зимой, короткой весной, жарким
летом и непродолжительной осенью требовал
от земледельца колоссального напряжения
сил в период страды и неторопливо-созерцательного
отношения к труду в период зимы.
Сложности
климатических условий формировали
представление о трудовой деятельности
как о прерывающемся процессе. Во время
сбора урожая, а также «отвоевывания»
у леса пространства для обработки земли
повышалась роль коллективного труда.
Так складывался коллективизм, предпосылки
для индивидуализма просматривались слабо,
поскольку не было мотивов для состязательности
в труде. Работая в коллективе, люди не
стремились выделиться среди других, поскольку
более эффективной была коллективная
деятельность.
Это
и являлось обстоятельством, обеспечивающим
развитие народной поэзии в прошлом, по
словам Н. Г. Чернышевского, отсутствие
“резких различий в умственной жизни
народа”. “Умственная и нравственная
жизнь, - указывает он, - для всех членов
такого народа одинакова – потому и произведения
поэзии, порожденной возбуждением такой
жизни, одинаково близки и понятны, одинаково
милы и родственны всем членам народа”.
В таких исторических условиях появлялись
произведения, созданные “всем народом,
как одним нравственным лицом”. Благодаря
этому народную поэзию пронизывает коллективное
начало. Оно присутствует при возникновении
и восприятии слушателями вновь создаваемых
произведений, в их последующем бытовании
и переработках. Коллективность проявляется
не только внешне, но и внутренне – в самой
народно-поэтической системе, в характере
обобщения действительности, в образах
и т. д. В портретных характеристиках героев,
в отдельных ситуациях и образах фольклорных
произведений мало индивидуальных особенностей,
занимающих столь видное место в художественной
литературе.
Как
правило, в момент создания, произведение
переживает период особой популярности
и творческого расцвета. Но наступает
время, когда оно начинает искажаться,
разрушаться и забываться. Новое
время требует новых песен.
Образы народных героев выражают
лучшие черты русского национального
характера; в содержании фольклорных
произведений отражаются наиболее
типичные обстоятельства народной
жизни. Вместе с тем народное
поэтическое творчеств не могло
не отразить историческую ограниченность
и противоречия крестьянской
идеологии. Живя в устной передаче,
тексты народной поэзии могли
значительно измениться. Однако, достигнув
полной идейной и художественной
завершенности, произведения нередко
сохранялись долгое время почти
без изменений как поэтическое
наследие прошлого, как культурное
богатство непреходящей ценности.
3.
Отличие литературы
от фольклора.
Фольклор
и литература могут и должны быть
соотнесены не только как два типа художественной
культуры (в синхронном рассмотрении),
но и как два этапа, две стадии, одна из
которых (фольклор) предшествовала другой
(литературе) в историческом движении
форм и типов культуры (то есть в диахронном
рассмотрении). Даже древнейшие литературы
мира (например, шумерская, древнеегипетская
и др.) возникли не более 4000 лет тому назад,
в то время как фольклор генетически восходит
к эпохе формирования человеческой речи,
то есть возник 100000-13000 лет тому назад.
У восточных славян при таком же возрасте
фольклорной традиции (уходящей своими
корнями в прото- и дославянскую этническую
среду) возраст литературы значительно
скромнее – всего около 1000 лет.
Рассмотрение
отличий литературы от фольклора
обычно строится на серии противопоставлений
(оппозиций). Перечислим важнейшие из них:
Признак | Фольклор | Литература |
Социальная детерминация | Народная среда | Иные социальные слои |
Идеологические различия | Народная идеология | Ненародная идеология |
Стилистические различия | Народная традиция | Литературная традиция |
Соотношение традиций и новаций | Доминирование традиции | Доминирование новаций |
Природа творчества | Коллективная, бессознательная, стихийная | Индивидуальная, стремящаяся к теоретическому самосознанию |
Представление об авторстве | Безличное творчество | Личное творчество |
Форма существования текста | Варьирование | Стабильность |
Вопрос о происхождении многих произведений народной поэзии значительно сложнее, чем произведений литературных. Неизвестны не только имя и биография автора – создателя того или иного текста, но и неизвестна социальная среда, в какой сложилась сказка, былина, песня, время и место их сложения. Об идейном замысле автора можно судить только по сохранившемуся тексту, притом нередко записанному много лет спустя, ведь в фольклоре первоначальный текст произведения почти всегда не известен, так как не известен автор произведения. Текст передается из уст в уста и до наших дней доходит в том виде, в котором его записали писатели.
4. О жанрах русского фольклора.
Жанры
русского фольклора, как и фольклора
других народов, крайне разнообразны:
одни из них – былины, баллады, песни,
частушки – песенные и неразрывно связаны
с народной музыкой, другие – сказки, предания,
легенды, былички и бывальщины– повествовательные
(прозаические), третьи – ряженье, народные
пьесы («Царь Максимильян» и «Лодка» и
др.), кукольные представления («Петрушка»),
многочисленные игры, хороводы и многожанровый
по своему составу свадебный обряд – драматические.
Былины, предания, сказки, любовная лирика
живут вне связи с обрядом; причитания,
приговоры, дружки, колядки, веснянки тесно
связаны с семейными или календарными
обрядами; колыбельные песни, потешки
бытуют в детской среде; былины, исторические
песни, легенды являются достоянием только
взрослых и т.д.
Различна
и связь отдельных фольклорных
жанров с бытом, с действительностью,
с условиями жизни русского народа, чем
определяются и их исторические судьбы.
Вместе
с тем всем жанрам словесного фольклора
присущи общие признаки: все они являются
произведениями искусства слова, в истоках
своих связаны с архаическими формами
искусства, бытуют преимущественно в устной
передаче, постоянно изменяются. Этим
определяется взаимодействие в них коллективного
и индивидуального начал, своеобразное
сочетание традиции и новаторства. Таким
образом, фольклорный жанр – исторически
складывающийся тип устно-поэтического
произведения. В той или иной мере все
фольклорные жанры связаны с историей
народа, с действительностью, вызвавшей
их к жизни и определяющей их дальнейшее
существование, их расцвет или угасание.
«Скажите мне, как народ жил, и я скажу
вам, как он писал» - эти замечательные
слова великого русского ученого академика
А.Н.Веселовского можно отнести и к устному
творчеству: как народ жил, так он и пел
и рассказывал. Поэтому фольклор и раскрывает
народную философию, этику и эстетику.
А.М.Горький полным правом мог сказать,
что «подлинную историю трудового народа
нельзя знать, не зная устного народного
творчества».
Могут
быть выявлены процессы, связанные с воздействием
одного из фольклорных жанров на традиции
других. Их можно назвать историко-жанровыми.
Такова связь традиций балладных песен,
которые изначально формировались на
основе преобразования традиций исторических
песен, а впоследствии испытали воздействие
былин и ряда лирических жанров: песен,
причитаний.
Усматриваются
процессы формирования национально-народных
специфических традиций в фольклоре, выделившемся
из общего состава поэтической культуры
родственных народов. Это историко-национальные
традиции. Таковы процессы сложения традиций
обрядового фольклора, эпического творчества
у разных славянских народов.
Историки
давно отметили историко-миграционный
процесс, который можно проследить, изучая
культурные взаимодействия при анализе
международного распространения и национальной
переработки некоторых сказок, пословиц,
загадок.
5.
Функции фольклора.
Именно
функция фольклорного произведения,
его бытовое назначение является
одним из определяющих, но, конечно, не
единственным признаком в понятии жанра.
Так,
например, магическая функция породила
основные особенности заговоров, которые
должны были дать здоровье, благополучие,
удачу в охоте и т.д., и обрядовой поэзии,
которая якобы обеспечивала хороший урожай,
богатство, счастье в семейной жизни. Вместе
с тем эта функция не единственный жанровый
признак заговоров и обрядовой песни:
они отличаются друг от друга характером
исполнения, индивидуальным или коллективным,
сказовым или песенным, особенностями
построения поэтической системы. Информационная
функция является основной, но в разной
степени для исторических преданий, быличек
о леших, русалках и домовых, песен об Иване
Грозном, Степане Разине и Емельяне Пугачеве.
Однако это не дает нам основания считать
все глубоко различные по остальным своим
признаком произведения одним жанром.
Мы видим, что сказка и предание, хотя и
различаются по своей функции, имеют, поскольку
они жанры устной прозы, ряд общих признаков,
так же как былины и исторические песни,
являющиеся произведениями песенного
эпоса, или такие функционально крайне
различные малые жанры, как пословицы
и загадки. Однако именно функция наиболее
ощутимо выражает жанровую разницу во
многом сходных друг с другом произведений.
Именно функция дает основания делить
устную прозу на сказочную, для которой
основной является эстетическая функция,
и несказочную, когда доминирует информативная
функция.
Сфера
фольклора охватывает весьма разнообразные
жанры, причем если для некоторых
из них характерно доминирование
эстетической функции, то для других –
доминирование неэстетической и вторичность
эстетической функции. Поэтому, например,
чтобы возникла предрасположенность к
произнесению похоронного причитания,
недостаточно настроиться на восприятие
текста с определенными эстетическими
качествами. Должна произойти чья-то смерть,
и бытовая традиция социальной группы,
к которой принадлежат исполнительница
и ее слушатели, должна предписывать совершить
в связи с этим определенного типа похоронной
обряд, предусматривающий оплакивание
покойника причетью. Следовательно, произнесение
фольклорного текста может стимулироваться
обрядовыми ситуациями и обрядовыми функциями
текста в подобного рода ситуациях. Вместе
с тем это не значит, что текст, возникший
или воспроизведенный в таких условиях,
должен быть лишен эстетических качеств.
Фольклористы с полным основанием говорят
о поэтике причитаний, заговоров, обрядовых
песен и т.д., имея в виду то, что их эстетические
качества возникают в процессе ритуальной
деятельности. Или, иначе, эстетическая
деятельность выступает здесь в сложном
комплексе форм и видов деятельности,
она сопутствует им, возникает в связи
с ними. В то же время в фольклоре всех
народов хорошо известны жанры, для которых
характерно доминирование эстетических
функций. Для них не существует традиционных
предписаний, когда они должны произноситься.
Однако их связь с крестьянским бытом
могла быть выражена в том, что в определенных
ситуациях их произносить было нельзя:
например, сказки исполнять в пост. Если
традиция не предписывала ритуального
веселья, то сказки нельзя было исполнять
в дни, когда в деревне был покойник, и
т.д.
В
одних жанрах, например, в сказке
или песне, эстетическая функция явно
превалирует, в других, например, в предании,
она уходит на второй план, подчинена информативной
функции, даже в том случае если перед
нами высокохудожественный текст. Она
может быть минимальной, как, например,
в заговоре или причете, смысл которых
всецело заключен в их утилитарном значении,
что не мешает им в зависимости от одаренности
исполнителя подниматься до вершин поэтического
искусства.
Соотношение
функций также изменяется, оно
определяется временем, местом, условиями
исполнения, зависит от степени одаренности
и характера творчества исполнителя. Характер
произведения, а следовательно и его жанровая
принадлежность, зависит от того, стремится
ли рассказчик или певец развлечь своих
слушателей, поразить их своим мастерством,
прочесть им какое-либо нравоучение, сообщить
какие-то знания, сведения, подчинить своей
воле или же задача исполнителя – вызвать
удачу, здоровье, благосостояние.
6.
Мифологические представления
в необрядовом фольклоре
Все
искусства (за исключением новоизобретенных,
таких, как кино) – литература, музыка,
танец, изобразительное искусство, театр
– так или иначе восходят к обрядовому
действу традиционных обществ. С точки
зрения происхождения они являются не
более чем поздним результатом разложения
изначального ритуального единства и
забвения исходных мифологических смыслов.
Высочайшие, с точки зрения современного
человека, достижения духа, являемые в
искусстве, показались бы, возможно, традиционному
человеку полной бессмыслицей и признаком
окончательного упадка мира, свидетельством
его близкого конца. Но следует заметить,
что сходную эволюцию претерпела и сама
устная традиция, развитие (или упадок)
которой также пошло по пути забвения.
Изначальный смысл привычных обрядов,
утративших с христианизацией «законность»
и «легальный» статус, все больше выветривался
из народной памяти, они постепенно становились
обычаями (т.е. тем, что существует по обыкновению,
чуть ли не по привычке), сопровождаемый
поверьями, верованиями (т.е. тем, во что
верят, традиционный человек между тем
знал, и в этом смысле его образ мысли весьма
близок к научно-рациональному). Словесная
(вербальная) сторона обряда, не отделившись
полностью от «деятельной» (акциональной),
породила вполне новое явление, несущее
в разной степени черты традиционной и
письменной культуры, - необрядовый фольклор.
Собственно говоря, только его и следовало
бы называть «устным народным творчеством»,
поскольку обрядовые тексты неразрывно
связаны с соответствующими действиями
(например, «завиванием бороды» из колосьев),
исключают само понятие творчества как
свободного порождения новых текстов:
смысл обряда в его неизменно точном воспроизведении,
гарантирующим действенность. О творчестве,
даже коллективном, здесь речи идти не
может – есть только медленные эволюционные
изменения устно бытующих текстов.
Многочисленные
отражения в фольклоре мифологических
мотивов и, что важнее, самая организация
его при помощи традиционного набора бинарных
оппозиций (двоичных противопоставлений),
воспроизведение древней модели мира
свидетельствуют, что традиция не только
не разрушилась с христианизацией, но
вполне сохранила свои позиции универсального
регулятора человеческого поведения,
лишь отчасти уступив на массовом уровне
эту функцию народной вере. В своей основе
народная жизнь оставалась традиционно-языческой.
Но христианизация открыла новые возможности
для работы духа, а книжная письменная
культура – для разума, рационального
мышления.
-
О некоторых фольклорных
жанрах.
1.
Былины.
Былины
(русский героический эпос) - замечательное
наследие прошлого, свидетельство
древней культуры и искусства
народа. Возникшие в XI-XV вв. эпические
песни о стольном граде Киеве и его борьбе
с кочевниками, о торговом городе Новгороде,
его богатствах и широких международных
связях, песни о древнерусских богатырях,
смелых воинах, удачливых купцах и лихих
ушкуйниках в течение нескольких веков
передавались из уст в уста и частично
дожили в устной традиции до наших дней.
Русский героический эпос сохранился
в живом устном бытовании, возможно,
в первоначальном виде сюжетного
содержания и главных принципов
формы. Свое название былина получила
от близкого по смыслу слова “быль”. Это
означает, что былина рассказывает
о том, что некогда происходило на самом
деле, хотя и не все в былине правда. Былины
записаны от сказителей (часто
неграмотных), воспринявших их по
традиции от прежних поколений.
Основное количество сюжетов
было создано в пределах Киевского
государства, т. е. в тех местах, какие в
них изображаются.. Источником каждой
героической песни был какой-то исторический
факт. В былине, как и в народной сказке,
много выдумки. Богатыри – люди необыкновенной
силы, они скачут на могучих конях через
реки и леса, поднимают на плечи тяжести,
которые не под силу ни одному человеку.
Былина
– старая песня, и не все в ней
бывает понятно, рассказывается она неторопливым,
торжественным тоном. Многие русские
былины говорят о героических подвигах
народных богатырей. Например, былины
о Вольге Буслаевиче, победителе царя
Салтана Бекетовича; о герое Сухмане,
победившем врагов – кочевников; о Добрыне
Никитиче. Русские богатыри никогда не
лгут. Готовые умереть, но не сойти с родной
земли, они почитают службу отечеству
своим первым и святым долгом, хотя их
нередко и обижают не доверяющие им князья.
Рассказанные детям былины учат их уважать
труд человека и любить свою родину. В
них объединился гений народа.
Былины киевского цикла, связанные
с Киевом, с Днепром Славутичем,
с князем Владимиром красно Солнышко,
богатырями начали складываться на рубеже
X – XI вв. В них по-своему выразилось общественное
сознание целой исторической эпохи, отразились
нравственные идеалы народа, сохранились
черты древнего быта, событий повседневной
жизни. «Ценность богатырского эпоса заключается
в том, что он по своему происхождению
неразрывно связан с народом, с теми смердами-воинами,
которые и землю пахали, и воевали под
киевскими знаменами с печенегами и половцами»
2.
Исторические песни
Отдельным
жанром фольклора являются исторические
песни. Их художественное своеобразие
остается недостаточно изученным.
В дореволюционной науке их
нередко признавали деградацией
героического эпоса, сколком с былин
и в этой связи их достоинством
считали общие с былинами мотивы, образы
и стилевые приемы (как бы остаточные
явления). Позволю себе не согласиться.
“Песнь о вещем Олеге”, “Песни о Степане
Разине” можно поставить сегодня в одном
ряду с “капитанской дочкой”, “историей
Пугачева” и другими историческими произведениями.
Они также представляют собой огромную
художественную ценность. Это выражение
исторического самосознания народа. Русский
народ в своих исторических песнях осознал
свое историческое значение. Это также
художественно-историческое произведение
о прошлом. Ее отношение к прошлому активно: в ней отражены исторические воззрения
народа в еще большей мере, чем историческая
память. Историческое содержание в песнях
передается сказителями сознательно.
Сохранение исторически ценного в эпосе
(будь то имена, события, отношения) есть
результат сознательного, исторического
отношения народа к содержанию эпоса.
Народ в своем творчестве исходит из довольно
четких исторических представлений о
времени. Сознание исторической ценности
передаваемого и своеобразные представления
народа, а не только механическое запоминание,
обуславливают устойчивость исторического
содержания песен.
3.
Песенная лирика.
Лирические
песни сохранили связь с некоторыми
обрядами (свадьба, хоровод) или происходили
из игровых обрядов. В текстах таких песен
еще вполне восстанавливается влияние
традиционной модели мира с ее набором
основных противопоставлений, а также
некоторые мифологические мотивы.
Рассмотрим
лирическую песню.
Выйду за ворота,
Посмотрю далеко.
Там горы высоки,
Озера глубоки.
Во этих озерах
Живет рыба щучка,
Белая белужка.
Невода закину
–
Живу рыбу выну.
Куда поприсести
Живу рыбу чистить?
Сяду-поприсяду
К зеленому саду;
Еще поприсяду
На дольню долинку,
На летню тропинку.
Куда мил ни
пойдет –
и т.д.................