«время больше пространства…» историческое и мифологическое время в культурном ландшафте. Культурное пространство: определение, специфика, структура

О.А. Лавренова

«ВРЕМЯ БОЛЬШЕ ПРОСТРАНСТВА...»

ИСТОРИЧЕСКОЕ И МИФОЛОГИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ В КУЛЬТУРНОМ ЛАНДШАФТЕ

Обсуждается время как универсальная категория культуры, проявляющаяся в культурном ландшафте. Пространство, время и представления о них образуют своеобразную «сетку координат», в которой строится образ мира каждой культуры. Мифологическое и историческое время - каждое из них имеет свои закономерности проявления в ландшафте и пространственные характеристики. Благодаря процессу семиозиса определенные локусы в культурном ландшафте могут становиться выразителем и таких категорий, как вечность и безвременье, ритуальное и сакральное время.

Ключевые слова: время; пространство; культурный ландшафт.

Универсальные категории культуры, которые определяют ее ментальность и бытие во всех ее проявлениях, - такие «понятия и формы восприятия действительности, как время, пространство, изменение, причина, судьба, число, отношение чувственного к сверхчувственному, отношение частей к целому» . Список этих категорий может быть расширен. В совокупности они создают устойчивое образование, которое А.Я. Гуревич определяет как «модель мира» («картину мира», «образ мира»), характерную для отдельно взятой культуры и эпохи - ту «сетку координат», которая обусловливает восприятие действительности и характер деятельности. «Эти основные категории как бы предшествуют идеям и мировоззрению, формирующимся у членов общества и его групп, и поэтому, сколь бы различными ни были идеология и убеждения этих индивидов и групп, в основе их можно найти универсальные для всего общества обязательные понятия и представления, без которых невозможно построение никаких идей, теорий, философских, эстетических, политических или религиозных концепций и систем. Названные категории образуют основной семантический «инвентарь» культуры. <...> Эти категории запечатлены в языке, а также в других знаковых системах (в языке искусства, науки, религии), и мыслить о мире, не пользуясь этими категориями, столь же невозможно, как нельзя мыслить вне категории языка» .

По мнению А. А. Ивановой, с которым мы согласимся, картина мира «выступает в роли универсального алгоритма (когнитивной матрицы), посредством которого реальные культурные ландшафты превращаются в художественные миры. При всех конкретных различиях этнические картины мира формируются на основе нескольких типовых структурных моделей. В основу каждой из них положен свой “сценарий” восприятия и концептуализации этносообществом окружающей природно-социальной среды» .

Универсальные категории, которые находят свое материализованное выражение в пространстве, формируют тем самым культурный ландшафт. Например, столь значимая для любой культуры категория «Другого» имеет свое выражение не только в метафорическом и внутриличностном пространстве, но и в ландшафте -в заборах, изгородях, в административных и естественных границах, разделяющих локальные культуры.

Современная пространственная картина мира по М.Ю. Лотману включает в себя «и мифологический универсум, и научное моделирование, и бытовой “здравый смысл”. При этом у обычного человека эти /и ряд других/ пласты образуют гетерогенную смесь, ко-

торая функционирует как нечто единое... На этот субстрат накладываются образы, создаваемые искусством или более углубленными научными представлениями, а также перекодировкой пространственных образов на язык других моделей. В результате создается сложный, находящийся в постоянном движении семиотический механизм» . Научная картина мира не находится в противоречии с мифологической, они «разведены» в разных пластах сознания, и, соответственно, восприятия.

«. С самого начала человек имеет единое пространство... Человеческое созерцание пространства и времени предшествует всем внешним ощущениям» , - пишет М. Шелер. Из них в реальной, физически ощутимой данности человек имеет только пространство, в котором на протяжении всей истории выражает время, тем самым создавая уравновешенный Универсум. Одной из культурных форм их выражения или восприятия, наряду с социальной и природной средой, культурными и религиозными практиками, часовыми механизмами и магическими шарами, становится культурный ландшафт.

Культурное наследие: копилка событий исторического времени

Настоящее мгновение может выдержать напор столетий и сохранить свою целостность, остаться тем же «сейчас». Нужно только уметь вырвать его из почвы времени, не повредив его корней, -иначе оно завянет.

О. Мандельштам. Франсуа Виллон

Описывая исторический ход времени, можно прибегнуть к метафоре и сказать, что история, как событийная материализация времени, сообщает пространству-времени еще одно измерение. «Исторический взгляд на мир открывает нам физический космос, движущийся по кругу в четырехмерном Пространстве-Времени, и Жизнь на нашей планете, эволюционирующую в пятимерной рамке Пространства-Времени-Жизни. А человеческая душа, поднимающаяся в шестое измерение посредством дара Духа, устремляется через роковое обретение духовной свободы в направлении Творца или от Него» .

Время проявляет себя в пространстве как созидатель, накапливающий культурные и духовные сокровища, и как разрушитель - безжалостно уничтожающий памятники и артефакты, которые, как вехи, закрепили в культурном ландшафте исторические события или духовные взлеты их творцов. Метафора «силы

времени» , времени-разрушителя, всегда присутствует и в ментальности и в языке. В этом контексте культурное наследие представляется как то, на чем проявляет свою силу времени, и как свидетельства, результаты исторического течения времени, запечатленные в артефактах и памятниках, находящиеся в постоянном противостоянии с его разрушительной силой.

Течение времени должно иметь свои плоды, это парадигма западной культуры, отмечаемая ее мыслителями, например А. де Сент-Экзюпери: «Время покажется тебе не продавцом песка, пускающим все прахом, -жнецом, увязывающим тугой сноп. <. > Нехорошо, если быстротечное время истирает нас в пыль и пускает по ветру, лучше, если оно нас совершенствует. Время тоже нужно обжить. <...> Я чувствую, как обтекает нас бесплодное время. Я чувствую, как оно утекает. Время не должно течь так ощутимо. Оно должно обрести форму, созреть и состариться. Оно должно стать вещью, постройкой» .

В ландшафте культурное наследие, в особенности расположение культовых сооружений, свидетельствует о том, что через пространство протянуты «нити времени». Культурная преемственность в некоторых местах проявляется как сила, сплетающая историческое и мифическое время в тугой узел, о чем размышляют современные исследования: «Храмы редко строили на пустом месте. Им всегда предшествовали святилища, через которые они подхватывали золотую нить преемственности, идущую из мифологических времен» .

Культурное пространство развивается во времени, но - улавливает, запечатлевает ход времени, событий, материализует, фиксирует в артефактах, архитектурных сооружениях и памятниках, типах природопользования, в наслаивающихся культурных пластах. Лев Гумилев рассматривал артефакты как «кристаллизованную пассионарность», напротив, полагая, что наследие выпадает из времени: «...сделанное переживает своих создателей, и тех, для кого оно было сделано, и их наследников, ибо косное вщество, заключенное в форму, - вневременно» . «В нем время отделено от пространства. Оно - памятник того, что ушло; оно - след минувшей жизни» .

Если же рассматривать артефакты и памятники в контексте их семантической нагрузки в культуре и культурном ландшафте, то материальное наследие, напротив, представляется зримым напластованием времени и стимулом к «инверсии» времени в сознании соприкасающихся с ним людей, поскольку при соприкосновении с объектами наследия, с «аурой» места, мысль человека обращается вспять, в исторические события, пытаясь уловить обычай и стиль, вкус и запах ушедшей эпохи. Происходит то самое извлечение отдельного исторического события или временного периода из недр времени, о котором писал О. Мандельштам.

Собственно время, способы его измерения тоже могут стать объектом наследия и музеефикации в ландшафте. Так, в музее-заповеднике «Томская писаница» на рубеже XX и XXI вв., когда человечество с особой остротой ощутило ход времени и задумалось о его природе и исчислении, была создана экспозиция «Время и календари», которая стала выразителем концепции

времени и его исчисления, воплощающегося в разных формах культурных традиций. Здесь собраны календарные модели и календари разных времен и культур. Возможность регистрировать ход времени увлекала человека с древнейших времен, делала его жизнь цикличной и размеренной. Первые календари каменного века, древнеегипетский, древнеримский, скандинавский, древнеславянский календари, календари сибирских народов, промысловые календари - все это собрано в единую экспозицию под открытым небом, являющуюся важным смысловым элементом культурного ландшафта музея-заповедника. Если весь культурный ландшафт Томской писаницы в контексте музеефикации посвящен течению исторического времени - от неолита к сегодняшнему дню, то данная экспозиция выводит его семантику на совершенно иной семантический уровень - в орбиту определения времени Бергсона: «Время - это изобретение, или же оно ничто» .

Мифологическое время -все возвращается на круги своя?

От врат Мгновения уходит долгий, вечный путь назад: позади нас вечность. <.>

Ибо все, что должно произойти на этом пути вперед -должно произойти еще раз! <.>

Каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» вращается кольцеобразное «там».

Середина - повсюду. Путь вечности - кривая.

Ф. Ницше. Так говор-ил Заратустра

Я - пространство и время, где ты можешь сбыться.

А. де Сент-Экзюпери. Цитадель

Закономерно возникает вопрос о векторности семантического поля «пространство-время». Казалось бы, вектор времени неизменно направлен в будущее, но даже в современно секуляризованном обществе глубоко укоренены архетипы традиционной культуры, которые оборачивают время вспять. Из глубины времен как наследие дописьменных цивилизаций осталось стремление «сохранить сведения о порядке, а не о нарушениях, о законах, а не об эксцессах. Здесь на первый план выступает не летопись или газетный отчет, а календарь, обычай, этот порядок фиксирующий, и ритуал, позволяющий все это сохранить в коллективной памяти» .

Одно из основных свойств мифологического времени - его цикличность, возвратность, которая противостоит однонаправленности вектора исторического времени. «Циклическое сознание» настроено на типизацию (отождествление того, что есть, с тем, что уже не однажды было), а «линейное» - на индивидуализацию» . «Космологическое сознание предполагает, что в процессе времени повторяется один и тот же онтологически заданный текст. Между тем, историческое сознание, в принципе, предполагает линейное и необратимое <...> время» . «.Мифическое Время, первичное, не идентифицируемое с историческим прошлым, Время истока в том смысле, что оно возникло «сразу», что до него не было какого-либо иного Времени, потому что никакое Время не могло существовать до появления реальности, рассказанной мифом» .

Линейное время может быть связано с историческими событиями, уникальными в своей неповторимости, свидетельствующие о «поступательном» развитии общества. Векторность переживаемому времени сообщает не только история, но и концепция «конца света». Христианское сознание внесло «представление <...> об однократности, неповторимости, единичности ключевых событий в судьбах мира» , «соединило в естественном синтезе характеристики цикличности и линейности времени (с линейностью в данном случае связываются идеи необратимости, но и конечности времени...)» . По мнению Мирча Элиаде «. христианство по сравнению с другими религиями внесло новое содержание в понятие и само познание литургического времени, утверждая историчность личности Христа. Для верующего литургия разворачивается в неком Историческом Времени, освященном воплощением Сына Божьего» . Следует отметить, что и Будда, и Конфуций, и Магомет, и тем более основатели новейших конфессий (преподобный Мун, например), -личности, чья историчность также составляет неотъемлемую часть религиозной традиции и картины мира, где священное время имеет некоторые исторические аналоги. Но далеко не во всех религиозных традициях есть понятие «конца времени», составляющее важнейшую онтологическую константу христианства.

Еще одно определение линейного времени классифицирует его как отличное от исторического, это «явление новоевропейской мысли, появляется впервые у Декарта. Оно уже полностью абстрагировано как от событий, так и от истории, которая несет моральный смысл. Оно бескачественно, равномерно, необратимо, без начала и конца. Его главный атрибут, длительность, делает его измеряемым» .

Цикличность мыслится как внеисторичность, и не оперирующая такими понятиями, как направленность времени. В частности, для античного сознания исторический процесс «не имел исхода, не имел начала, в нем все повторяется, все находится в вечном круговороте, в вечном возвращении» . Во многом цикличность времени определяла не только сущность мифологического сознания, но также смена времен года, организующая деятельность человека «по кругу»: «Время-пространство традиционного человека не столь хроно-логично-линейно, как наше; оно скорее расширено - в прошлое и в будущее; даже настоящий момент бывает окружен разными слоями времени. <.> Понятие «циклическое время» приложимо к хозяйственному году-циклу. О целостном восприятии времени у традиционного лучше говорит сферическая модель. Радиус этой сферы бывает разный у разных людей и у разных культур. Общая тенденция состоит в его расширении. Сферное время смыкается со сферным пространством. <...> Когда пространство охватывает мир нижний и верхний, его сферность делается очевидной» . Интересно, что в вышеприведенной цитате для описания качеств времени современный антрополог Ян Чеснов предлагает сугубо пространственную модель, причем исключающую динамику. Если цикличность подразумевает динамическое состояние мира, то сфер-ность подразумевает стабильность. Чеснов вводит еще одно понятие - распределительное время традиции,

«беременное» взрывом. «Распределительное время можно предсказать по его топам-заменителям. <. > В его концепции, что положено делать в один момент, запрещено - вплоть до жесткой санкции - в другой. <...> Распределительное время никогда не завершено, оно всегда в становлении. Это не линейное развитие. Оно в любой момент предполагает бифуркацию, выбор, разрыв - постоянно плавающую нулевую точку культурогенеза» .

Семантическая нагрузка циклического и линейного времени гораздо глубже, чем разнонаправленность направления движения, и коренится в древнейшей дихотомии «очеловеченного» времени и пространства, которое порождается делением мира на священное и мирское. Неоднородность времени для религиозного человека - священное и мирское пространство, священное и мирское время. «... Священное Время по своей природе обратимо, в том смысле, что оно буквально является первичным мифическим Временем, преобразованным в настоящее. Всякий церковный праздник, всякое Время литургии представляют собой воспроизведение в настоящем какого-либо священного события, происходившего в мифическом прошлом, «в начале». Таким образом, Священное Время может быть возвращено и повторено бесчисленное множество раз. С некоторой точки зрения о нем можно сказать, что оно не «течет», что оно не составляет необратимой «протяженности». Это в высшей мере онтологическое «парменидово» время: оно всегда равно самому себе, не изменяется и не утекает» . «.Религиозный человек живет в двух планах времени, наиболее значимое из которых - Священное - парадоксальным образом предстает как круговое, обратимое и восстанавливаемое Время, некое мифическое вечное настоящее, которое периодически восстанавливается посредством обрядов» . Возможно, священное время представляет собой не замкнутую, а разомкнутую цикличность - спираль. При повторяемости ритуалов происходит возврат к начальному времени, но на качественно ином уровне, поскольку от эпохе к эпохе качественно меняется ментальность этноса, меняется переживание древних обрядов и особенности структуры святилища. Время спиралевидное «соединяет в себе черты циклического и линейного времени. Точных совпадений с событиями прошлого уже нет, но у каждого нынешнего события есть свой аналог в первовремени» .

Механизм «возвращения» времени - обряды, -обычно имеют в культурном ландшафте свою локализацию. Святилища, храмы, молельные камни и другие формы организации священного пространства являются вместилищами священного времени, его выразителями вовне - зримыми и ощутимыми манифестациями в обыденном, мирском пространстве.

Мирча Элиаде отмечает, что «и в отношении нерелигиозного человека можно констатировать понимание некоторой прерывности и неоднородности Времени. Для него также наряду с монотонным временем работы существует и время празднеств и представлений, т.е. «праздничное время»» . Существуют и соответствующие места - парки отдыха, клубы и т.п. Существуют и «путеводители» по таким местам - «Досуг в Москве» и подобные издания.

Вечность У8. безвременье

Невестой вашей будет Вечность,

А храмом - мир.

Н. Гумилев. Людям будущего

Усердие и тоска сродни друг другу.

Их питает одно и то же.

Бескрайность - их пространство, бесконечность времени - их пища.

А. де Сент-Экзюпери. Цитадель

Вечность - внутреннее время религиозного искусства, пространство иконы. Отсюда возникает метафора «мир как икона», когда динамическая система при определенных условиях и определенной точке зрения может выступать как семантическая сеть, отражающая структуру Вечного мира. В такой системе в сакральных центрах натянуты струны молитвенного безмолвия, соединяющие вечность с временным.

В материалистическом понимании вечность есть «бесконечность времени существования материального мира, обусловленная несотворимостью и неуничтожи-мостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира» . В традиционной системе ценностей Вечность - не бесконечность времени, каковой ее полагают материалисты. Это иное качество «пространства-времени» и иное качество существования.

«Пребывание во времени и в вечности - два разных способа бытия, в разных мирах, которые сосуществуют как мир видимый и невидимый <. > Граница между этими мирами проницаема» . Граница в данном случае - слом структуры бытия, позволяющий выйти из одного пространства в другое, иномерное, из времени - в его отсутствие, в начальную точку творения, «протовремя», обладающее потенциальностью времени-пространства, но где ни времени, ни пространства не существовало. Помимо изначальной Вечности в большинстве культурных традиций существует понятие «иного мира», качественно иного пространства-времени, обители ангелов, праведников, богов. По мысли Бердяева, «иной» мир есть просветление и преображение нашего существования, победа над падше-стью времени» . То есть само наличие времени уже свидетельствует об ущербности нашего актуального мира, в котором проявляются неумолимые законы прошлого-настоящего-будущего и возможности исчисления времени. «В противопоставлении «количественного» времени «внеколичественной» вечности можно усмотреть аналогию с противопоставлением пространства физического нефизическому, идеальному, умозрительному (бытийному квазипространству; пространству инобытия). На последнее также не распространяются законы «количества»: протяженности, измерения. В обоих случаях в основе противопоставления лежит идея «калькуляции» (термин М. Хайдеггера) материи: времени/пространства. Количество «метит» мир физический» .

Иное понимание вечности - «созревшее» время, изжившее свои исчисляемые характеристики. «Хорошо, - говорит А. де Сент-Экзюпери устами своего героя, - когда ты становишься ближе к Господу, а Он -тишина вечности. В ней все уже высказано, все уже сделано» .

В количественном течении времени проявляет себя история - последовательная смена событий и состояний мира в целом и отдельного места, в котором совершаются исторические события разного «пространственного» (от местечкового до глобального) и разного «временного» масштаба (от памяти одного поколения до нескольких тысячелетий). Но идеал «резонанса» исторического события - вечность (можно вспомнить популярную надпись на братских могилах Великой Отечественной войны: «Ваш подвиг бессмертен». Аналогичные записи о «вечном резонансе» исторического события в разных вариантах встречаются на мемориальных плитах и памятниках разных исторических периодов). История «есть не что иное, как глубочайшее взаимодействие между вечностью и временем, непрерывное вторжение вечности во время. <. > история есть непрерывная борьба вечного с временным» . Возможно, сверхсмысл истории - в постепенном «созревании» времени, ведущем к безмолвию вечности.

Выход из тенет временного, суетного мира - цель духовного поиска в самых разных религиозных традициях. В христианском миросозерцании «земное время соотнесено с вечностью, и в определенные, решающие моменты история «прорывается» в вечность. Христианин стремится перейти из времени земной юдоли в обитель вечного блаженства Божьих избранников» . Вечность проявляется в овеществленной, «опро-странствленной» истории - на каждом ее этапе создавались культовые сооружения, символизирующие если не собственно вечность, то путь к ней - ставящие своей функциональной целью преодоление границы между вечностью и временным, суетным миром. Не только храмы, но пещеры, пустыни, горные вершины становились действенными участниками или необходимым условием «духовного делания», выводящего за рамки временного мира.

Прими меня, мать-пустыня, <...>

Научи ты меня, мать-пустыня,

Волю Божию творити!

Да избави меня, мать-пустыня,

От злыя муки от превечной!

Приведи ты меня, мать-пустыня,

В небесное царство!

говорит Иосаф-царевич в известном духовном стихе. Пустыня в данном случае выступает как путь в иное пространство-время - небесное царство, производную от Вечности. (В части христианской традиции небесное царство, рай, жизнь вечная, вечное блаженство обладают некой внутренней динамикой, соответственно, вряд ли возможно говорить, что это та Вечность, где нет времени. «Те блага, что есть на земле, на небе становятся вечными» (цит. по: ), - в подобной интерполяции земного и временного в вечное сама Вечность превращается в бесконечное дление).

Медиатором между мирами может быть и культурный ландшафт, организованный по «образу и подобию» инобытийного ландшафта. Вера в небесный Иерусалим стала одним из побудительных мотивов создания Нового Иерусалима в России - через символическое и прямое подобие элементов ландшафт становится «калькой» не только Иерусалима земного, но и небесного. Отсюда -

то благолепие, которое ощущают верующие в данном месте. Естественно, что представители иной традиции или люди недостаточно глубоко знающие традицию в таких местах-медиаторах не могут прочесть текст культурного ландшафта, его символику, превращающую участок земной поверхности в икону.

В буддийской традиции о нирване иногда говорится как о месте, точно такие же пространственные метафоры существуют в русском языке как по отношению к вечности, так и ко времени.

Семантическая противоположность вечности - безвременье не как отсутствие, а как «смерть» времени. В контексте пары «время-безвременье» время имеет этические коннотации. У Симеона Полоцкого, например, мерой времени «является дело, в нем совершающееся, и «потребно» то время, которое заполнено делом; нет дела - нет и самого времени, и торжествует бесплодное и «бездельное» безвременье, враг которого само время, это безвременье истребляющее. Но дело должно быть благим, творческим, устрояющим мир и жизнь. Пагубные «делеса» несовместимы со временем - они губят его» . То есть время человеческой жизни должно быть созидательным, здесь время обретает плоть и форму, в отличие времени, «пускающего все прахом». У времени есть собственные «лобные места» в любом городском ландшафте - про них принято говорить, что там «убивают» или «прожигают время», т.е. делают его течение бессмысленным. У этих мест нет внутреннего ритма, это своего рода постоянно дей-

ствующие «поглотители» времени - локусы безвременья.

Время больше пространства. Пространство - вещь. Время же, в сущности, мысль о вещи.

Жизнь - форма времени. Карп и лещ -Сгустки его. И товар похлеще -Сгустки. Включая волну и твердь Суши. Включая смерть.

И. Бродский. Сохрани на холодные времена...

Павел Флоренский, исследуя проблематику имени Божия, приходит к выводу о том, что трансцендентные категории могут быть выражены в культуре только через символ - он есть «такая реальность, которая больше себя самой» . Согласно современным трудам в области семиотической концепции культуры «время в структуре культуры имеет знаковую сущность. Знак -носитель временных параметров» . В диалектике отношения пространства и времени субъект рождается для символической жизни .

Время, наиболее насущная и неуловимая категория культуры, создает ощущение изначально данной жизненной субстанции, получает знаковое выражение в пространстве, улавливается им, как нейтрино специальными ловушками, опредмечивается и символизируются уже не отдельно, а как бытийная, онтологическая основа культурного ландшафта.

ЛИТЕРАТУРА

2. Иванова А.А. Фольклор как форма репрезентации и интерпретации культурного ландшафта // Культурные ландшафты России и устойчивое

развитие. Четвертый выпуск трудов семинара «Культурный ландшафт» / Под ред. Т.М. Красовской. М.: Геофак МГУ, 2009. С. 39-45.

3. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст. Семиосфера. История. М.: Языки русской культуры, 1996. 447 с.

4. ШелерМ. Избранные произведения / Пер. с нем.; сост., науч. ред., предисл. А.В. Денежкина; послесл. Л.А. Чухиной. М.: Гнозис, 1994. 490 с.

5. ТойнбиА.Дж. Постижение истории / Пер. с англ. М.: Прогресс; Культура, 1996. 608 с.

6. АрутюноваН.Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка: Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 51-61.

7. Сент-Экзюпери А. Сочинения в двух томах. Т. 2: Цитадель / Пер. с фр. М. Кожевниковой. М.: Согласие, 1994. 558 с.

8. Шапошникова Л.В. Великое Путешествие: В 3 кн. Кн. 2: По маршруту Мастера. М.: МЦР, Мастер-Банк, 2000. Т. 2. 544 с.

9. Вернадский В.И. Химическое строение Земли и ее окружения. М.: Наука, 1965. 374 с.

10. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1990. 528 с.

11. BergsonH. L’evolition creatrice. Paris: Presses universitaires de France, 1966.

12. Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Языки культуры и проблемы переводимости. М.: Наука, 1987. С. 3-11.

13. ЯковлеваЕ.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис, 1994. 344 с.

14. Успенский Б.А. История и семиотика (восприятие времени как семиотическая проблема) // Труды по знаковым системам. XXIII. Тарту: ТГУ, 1989. С. 66-84.

15. Элиаде М. Священное и мирское: Пер. с фр., предисл., коммент. Н.К. Гарбовского. М.: Изд-во МГУ, 1994. 144 с.

16. Панова Л.Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. 808 с.

17. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.

18. ЧесновЯ.В. Лекции по исторической этнологии. М.: Гардарика, 1998. 400 с.

19. Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л.Ф. Ильичёв, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалёв, В.Г. Панов. М.: Сов. энциклопедия, 1983. 840 с.

20. Мурьянов М. Ф. ВРЕМЯ (понятие и слово) // Вестник языкознания. 1978. № 2. С. 52-66.

21. Бердяев Н.А. Самопознание. (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991. 445 с.

22. Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков. М.: Московский рабочий, 1991. 351 с.

23. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995. 448 с.

24. Топоров В.Н. Из истории русской литературы: В 2 т. Т. 2: Русская литература второй половины XVIII века: Исследования, материалы, публикации. М.Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. М.: Языки славянской культуры, 2003. Кн. II. 928 с.

25. Флоренский П.А. Об имени Божием // Studia Slavica Hung. 1988. 34/1-4.

27. Батов В.И. Подход к описанию пространства культуры // Памятники и современность. Вопросы освоения историко-культурного наследия.

М.: НИИК, 1987. С. 7-22.

28. Prieto L.J. Ipotesi sulla significazione dell’ opera d’arte // Saggi di semiotica. Parma: Sull’arte e sul soggeto, Partiche editrice, 1991. Vol. 2.

Статья представлена научной редакцией «Философия, социология, политология» 1 сентября 2010 г.

первобытность

Пространство:

· Эксцентричность – себя самого первобытный человек воспринимает как «ты», принадлежащим кому-то. Он – это «твое» по отношению к миру.

· Отсутствие грани между восприятием внутренних, душевных состояний и внешнего мира. Все, что с ним происходило, человек отождествлял с внешними событиями.

· Дуализация мира по координатам хаос-космос и сакральное-профанное. Первое проявляется в мифе, второе – в ритуале. Хаос – это потенция мира, его тьма и бесконечность, бесформенности, представляемой как земля, вода, влага, пучина, вихрь, женское начало. Его противоположность – космос – актуализированность, расчлененность, рождаемость, отождествляемые со светом, формой, небом, мужским началом. Хаос-космос – это единая реальность, а профанное-сакральное – несовместимые контрасты бытия, напряженность ритма жизни.

· Хаос-космос – проявленность в вертикальности мира, образе пропасти-провала, Древа Жизни. Есть представление о центре – священные места, проклятые места. Хаос – это основание мира, которое у него отнимает космос. Поэтому космос – мир жизни человека – это нечто неестественное и незаконное. Космос убил хаос, дав жизнь человеку. Поэтому человек в долгу перед миром Хаоса, миром богов. Так рождается жертвенность, основанное на аскезе.

Если говорить о представлениях о времени – первобытность не знает будущего. Есть только вчера и сегодня, а будущее свернуто до повторяемости сегодня. Появление представлений о цикличности времени – это поздняя первобытность, когда особое место в деятельности начинает принадлежать земледелию. Ритмичность времени – это алгоритм в действии. В основании ритуала – ритмичность и алгоритм. Все виды деятельности этого времени подчиняются ритуальности. Формы ритуальности – праздник, возвращающий то, что уже свершилось (Новый год), очищение (подготовка), путь (действо), жертвоприношение и трапеза, дающая сытость (благоволение богов).

Древний Египет

дуализм в понимании пространственности мира, сводящем целое к единству и борьбе двух начал, определяющиммагический характер мироощущения. Люди этого времени считали, что между предметом и его определением имеется взаимосвязь. Изображение живого существа, непременно сопровождающееся его именем, становится как бы сдвоенным.

целое постепенно усложняется и дифференцируется,иерархичным

Динамика пространства проявляется в развитии орнаментов.

Время представлено вариантами: жизненное время – оно конечно и кратковременно, смерь – период перехода в вечность, оно имеет разный темп и склонной к замедлению и Вечность – время без движения.

Древняя Индия

Нет истории. Время космично: праздники определяются по звездам. Время проявляется только в природных явлениях. Есть и индивидуальное время, проявляющееся в изменениях. Символом его является бамбук.

Интровертность, т.е. обращенность вовнутрь, поиск каждой личностью индивидуального спасения от себя самого;

Словоцентричность - в индуизме Слово впервые в истории рассматривается как высшая реальность.

Пространство и время неразделенные понятия, так как пространство и время характеристики единого мира.

Греческая античность

Ключевой универсалией культуры древних греков, характеризующим специфику их мировосприятия становится понятие «космос » (дословно «порядок»). Мир греки считают ставшим именно тогда, когда Хаос начал оформляться, т.е. проявлять соизмеримость отношения частей к целому. Критерии космоса -- гармония, мера, пропорциональность. Мир совершенен и представляет собой вечный Идеал, на поиски которого направлено все искусство Древней Греции. Поэтому он воспринимается греками как совершенная целостность, абсолютная и неделимая.

Космическая Вселенная греков - это благоустроенное множество всех обозримых предметов, ограниченное телесно воспринимаемым небосводом. Земля представлялась плоским кругом, серединой которой был «пуп земли» - белый камень, располагавшийся в середине храма в Дельфах. Согласно легенде именно над этим местом встретились две, выпущенные в разные стороны Зевсом голубки.

Время греки представляли движущимся на месте, как небосвод. Греки не интересовались прошлым и не стремились к будущему, не вели летоисчисление. Их интересовало только количество времени, отделяющее данное событие от другого, а не последовательность событий и их продолжительность.

У грека появляется ощущение внутреннего мира . Это явление связано с зарождением философии. Уже существовала фигура мудреца, но он не был любомудром. Фалес - не просто мудрец греков, но и первый философ. Мудрец - лучший из людей, потому, что больше всех знает, и знание свое он получил в дар от богов. Философ – лучший из людей только потому, что он сам себя таким сделал. Через самопостижение и самосовершенствование философ обретает счастье. Судьба преодолевается философом и становится для него бытием. Он «не плачет и смеется, а понимает».

Римская античность

Пространственные характеристики мира расширяются, становясь многообразными. Священная граница Рима Помериум отныне может быть расширена только тем властелином, который расширил общие границы Римской империи. Возникает потребность искусственного объединения этого нового пространства через создание не виданная до этого имперской машины государственности, основанной на законе власти, силы, подчинении.

Время начинает сближаться с понятием человеческой жизни, хотя сама по себе человеческая жизнь не видится как ценность. Оно начинает становиться историчным, отправной точкой станет основание Рима.

Римская история становится историей всемирной. Римский гражданин становится всемирным гражданином. Идея Великой империи возносится не раз в истории (Второй Рим, Третий Рим). Римлянин -- человек космополитического мышления.

Средние века

1. двойственность и противоречивость мировоззренческих установок доминантной культуры и народной культуры на уровне конкретного человека, а не противостояния слоев общества.

2. Космос уже не понимается как абсолютное гармоничное единство, обладающее целостностью, а все больше начинает раскалываться на мир Бога и мир человека, управляемые Абсолютным началом -- Богом.

3. Каждая вещь физического мира также начинает раскалываться на две составляющие , одна из который принадлежит только миру земному, а вторая - божественному.

4. Пространство получает направление: в нем возникает вертикаль. Оно становится неоднородным, а эмоционально окрашенным в разные цвета (пространство языческого мира, христианского, сакрального и земного).

1. На смену темы судьбы в средние века приходит тема провидения , которое есть начало смысловое. Судьба же – это начало бессмысловое.

6. Героизм начинает пониматься как тщета и самоотрицание человеком самого себя. В новой интерпретации героизм не преодолевает рабство, а ведет к нему . Герой перестает быть сыном Бога, возвращаясь в ничтожество собственной природы. Высшее достоинство для средневекового человека заключается не в героизме, а в святости .

7. Время начинает распадаться на множество подвидов: аграрное, родовое, библейское, историческое, церковных служб, литургическое и т.д. Именно литургическое, библейское время вносят новый компонент в понимание его как линейного, т.е. имеющего начало и конец. Существует и особое время Бога - Вечность. Человек может совершить прорыв в вечность через озарение. Поэтому становится популярной мистика . В описании жизни святых мы не найдем ни даты его рождения, ни дат, связанных с его жизнью, но одна будет там непременно - дата его смерти , как единения с Богом. Интересно, что назывался лишь день и месяц , год не указывался. Ведь для отмечания дня святого в последствии важен только день. Отныне этот день становился праздником. Измеряли время примитивно, отмечая его в основном по солнцу или при помощи песочных часов. Время мало ценилось, и относились к нему в основном безразлично. Время считалось не принадлежащим человеку . В 13 веке в быту распространяется понятие часа , ориентированное на дневную деятельность человека. Механические часы появятся также в13 веке, в 14 веке - в виде башенных они украшают города. До их появления время отбивали церковнослужители при помощи колоколов.

Возрождение

Мир по-прежнему представляется дуальным, но в представлениях человека меняется доминанта: теперь мир земной уже не оценивается как вторичный, производный, низший по отношению к миру неземному. Мир жизни, кажется высшим творением Бога, построенным по принципу иерархии, где наивысшим совершенством обладает только сам человек. Только человек наделен божественным качеством - способностью творить. Когда-то Адам и Ева были изгнаны из Рая за то, что совершили великий грех: создали человека по подобию самих себе, а это было разрешено только самому Творцу. Существуя на Земле, человек оказывается теургом земным, так как может творить. Теоцентризм сменяется антропоцентризмом .

Человек начинает возвеличивать себя и свои божественные возможности. Способность творить становится высшим проявлением его божественности. Художник становится самой уважаемой личностью в обществе. Ренессансный тип личности-художника отличается титанизмом (он совершает за свою жизнь столько, что не под силу многим) и универсальностью (реализует свои способности в самых разнообразных областях). Меняется само представление о человеке: он теперь не «сосуд греха», а «венец творенья», созданный по образу и подобию Бога. Чтобы приблизиться к Богу не надо уходить в пустыню и подвергать себя аскезу, а быть художником, уподобляясь Богу в творчестве. Именно в ренессансной культуре была выработана идея о безграничном могуществе человека, о его неограниченных возможностях. Принцип античности «Мимезис», как подражания природе, уступает место новому принципу «метексис» – сотворчество с ней. Творчество и творческая личность тем самым получают приоритет перед произведением, а замысел – перед воплощением.

Новационность Возрождения связано с ориентированностью культуры на «омолаживание» и регенерацию времени. Его противоположностью было образное понимание эпохи средневековья как осени. Юность Возрождения должна быть вечной, ведь античные боги не подчинялись власти времени. Культура Ренессанса, его искусство и пластика позволяют сформулировать архетип юности, который по своей сути является выражением поиска неизменности, на вид как бы историчен. На эпоху Ренессанса можно также взглянуть как на великую цельную попытку начать историю заново, на акт обновления начала, регенерацию социального времени .

Девиз Возрождения «Нет ничего ничтожного в вещах » (Рёмер Висхер). Красота рукотворная начинает цениться также высоко, как и красота божественная. Искусство и природа становятся равнозначными понятиями. Появляются кунсткамеры, где творения рук человека хранились рядом с творениями природы.

Именно в эту эпоху происходит преодоление времени как вечности и становление его как настоящего и быстро текущего явления. Время начинают ценить. Утверждается лозунг «Лови момент!», который трактуется не как важность использовать миг, т.к. его уже больше не будет, а в значении важности каждого мига в равной степени. Появляется понимание историзма.

Нового времени:

Ø Время линейно и однонаправлено -- вера в прогресс; Миф о прогрессе – главный миф нового времени. Через прогресс человек пытается еще раз утвердить идею антропоцентризма. Оно необратимо, его нельзя вернуть, поэтому оно – ценность.

Ø Пространство – весь многообразный мир. Оно реально и познаваемо.

А.Я. Флиер

Культура как пространство и время социального бытия

Аннотация. В статье рассматривается пространство культуры как территория доминирования локальных нормативных и наиболее частотных социальных взаимодействий и коммуникаций людей и время культуры как динамика соперничества тенденций ее устойчивости и изменчивости. При этом традиция определяет пределы культурного пространства, а новация - динамику культурного времени.

Ключевые слова. Культура, генерализующие определения, пространство и время, нормативные взаимодействия и коммуникации, устойчивость и изменчивость культуры, традиция, новация.

Число генерализующих определений культуры в последние десятилетия растет как снежный ком. Если в начале 1950-х гг. их насчитывалось 164 , то сейчас в научной литературе фигурирует несколько тысяч определений, что связано с необычайной актуальностью концепта культуры в современных общественных науках. Вместе с тем, несмотря на такое множество и большое разнообразие, не стоит считать эти определения неверными. В большинстве своем они вполне корректны, но недостаточны и отражают лишь часть свойств культуры, актуальную для того или иного исследователя. Я думаю, что культура как феномен коллективной жизнедеятельности людей во всем многообразии своих проявлений и образов символизации практически неисчерпаема в перечне своих параметров. Поэтому невозможно дать ей определение, отражающее даже важнейшие ее свойства, не говоря уже обо всех социальных, психологических, антропологических и иных характеристиках. Любые определения неизбежно будут только частичными, фрагментарными, выделяющими лишь некоторые параметры культуры, соответствующие конкретным познавательным задачам, решаемым каждым ученым в каждом случае.

Я сам являюсь автором большого числа подобных определений культуры, разбросанных по моим статьям, что отражает не мою научную беспринципность, а трезвое понимание ограниченности любого из них, играющего лишь служебную, инструментальную роль в рамках познавательных задач того или иного исследования. Изучая культуру, как правило, необходимо опираться на какое-то гипотетическое представление, определяющее ее сущность в границах анализируемой функции. Но такое гипотетическое представление вовсе не охватывает все мыслимые свойства культуры.

Культура неисчерпаема как сама жизнь. Собственно культура - это и есть человеческая жизнь; конечно, не вся, но, по крайней мере, важнейшая ее часть. Жизнь человека можно аналитически разделить на две главные составляющие: индивидуальную биологическую и коллективную социальную. Причем социальная жизнь человека воплощается как в формах группового взаимодействия и коммуницирования, так и в параметрах его личностного сознания (нередко называемого «духовностью»), формируемого в основном социальной средой его жизнедеятельности. Так вот культура - это и есть программа обеспечения социальности человеческой жизни. Если бы люди жили по одному, встречаясь только для размножения, то никакой культуры бы не возникло, поскольку объем их взаимодействий и коммуницирования был бы крайне ограничен. Но именно потому, что люди почти всю свою жизненную активность осуществляют в коллективе, им необходимы социальные технологии, регулирующие их повседневное поведение, язык обмена информацией, способы взаимообучения, общие идеалы и представления о добре и зле, истине и т.п., что в совокупности и есть человеческая культура. Это не определение культуры, а только указание на ее наиболее общую функцию - информационно-психологическое обеспечение группового характера человеческой жизнедеятельности . Остальное - обычаи и нравы, ритуалы и праздники, религия и искусство, язык и поведение, этническая идентичность и политический патриотизм, социальная солидарность и пр. - это только конкретные формы поддержания такой коллективности.

Среди генерализующих характеристик культуры мне особенно близко суждение, авторство которого приписывают М.М. Бахтину, гласящее, что культура - это то, что растекается между людьми и связывает их . Действительно, культура как цементный раствор, связующий камни в единый монолит стены, связывает людей в монолит социума. И как в стене бывает проще разбить сами камни, чем связующий их раствор, в социуме проще истребить людей, чем разрушить объединяющую их культуру.

В этой связи у меня возникает аналогия с эйнштейновским представлением о природе пространства и времени . В отличие от ньютоновской физики, где пространство и время фигурируют как самостоятельные субстанции, Альберт Эйнштейн в рамках своей теории относительности (как специальной, так и общей) определяет пространство и время как результат взаимодействия объектов Вселенной . В существующей конфигурации этих объектов пространство и время обладают наблюдаемыми параметрами, а, если по каким-то причинам эта конфигурация изменится, то соответственно изменятся и параметры пространства и времени.

Точно также и культура, по моему мнению, является не самостоятельной субстанцией, а результатом социальных взаимодействий и коммуникаций людей . Объективно существует не культура, а групповая человеческая жизнедеятельность, наиболее устойчивые формы которой мы называем культурой. В определенных территориальных локусах и в определенные исторические периоды формируются местные нормативные системы подобных взаимодействий и коммуникаций, которые именуются локальными культурными комплексами (национальными культурами) и отличаются своеобразием конкретных форм, связанным с особенностями места и времени своего сложения. Т.е. культура в определенном смысле - это пространство и время социального мира (социальной Вселенной), формируемое взаимодействием его субъектов - людей.

Пространство культуры мне уже приходилось исследовать как культурную среду в ее структурно-функциональном осмыслении . Но структурно-функциональный анализ не связан с задачей измерения, а пространство по определению должно быть измеримо. Поэтому культурное пространство, безусловно, представляет собой какую-то конкретную территорию, имеющую выраженные границы, на которой господствуют нормативные поведенческо-коммуникативные установки, которые могут быть описаны с точки зрения их регулятивных функций. Ключевым здесь является слово «нормативные». Нормы бывают различные: идеальные, официальные, статистические и пр. Применительно к культуре я полагаю самыми важными нормы статистические, т.е. те, которые складываются стихийно и являются наиболее частотными и распространенными. В большинстве случаев статистические нормы являются и официальными, но не всегда. Например, такие факты как нецензурная лексика, алкоголизм, наркомания и др. являются общественно порицаемыми, но широко распространенными; т.е. несомненными феноменами культуры. Ибо культура - это не лучшее, а наиболее распространенное (частотное) содержание социальной жизни. Территорию, на которой преобладают определенные нормы социального взаимодействия (поведения) и коммуницирования (языка), отличающиеся от того, что преобладает на других территориях, можно называть пространством какой-то локальной культуры.

Понятно, что применительно к культуре слово «пространство» имеет два смысла - пространство как измеряемая территория распространения какой-то культуры и пространство как не измеряемая, но описываемая сфера , образуемая сложным сочетанием регулятивных норм социального взаимодействия, что должно учитываться в любом исследовании.

Говоря о культурном пространстве, необходимо помнить, что любое постпервобытное общество социально неоднородно , и сословные различия в культуре могут быть очень значительными. Например, если рассмотреть русское общество XVIII-XIX вв., то мы увидим, что крестьян и аристократию объединяли общая религия, общий национальный язык (в основном) и общее национально-политическое самосознание, а вот образы жизни и материальные культуры были совершенно различными. Впрочем, православная религия задавала общие поведенческие стереотипы, компенсирующие многие различия. В течение ХХ в. и в особенности к его концу эти различия отчасти сгладились; во многих деревнях появилось электричество и современные электроприборы, в том числе радиоприемники и телевизоры. Большую роль в сглаживании сословных культурных различий в ХХ в. играли массовое образование и средства массовой информации. Но и в древности территории распространения определенного языка и определенной религии были более или менее устойчивыми, что дает основания выделять их в качестве национальных (этнических) культурных пространств.

Так или иначе, но с учетом всех местных и исторических особенностей территория распространения определенных нормативных стереотипов поведения и языка может быть определена как локальное культурное пространство того или иного народа. Все конкретно-исторические культуры являются локальными , что детерминировано тем, что человечество не составляет единого социума, а расчленено на множество народов, имеющих собственные национальные (этнические) культуры. Эта множественность социальных образований человечества имеет особые причины, на мой взгляд, в основном связанные с тем, что пищевые ресурсы многих территорий были весьма ограничены и при господстве экстенсивных форм хозяйствования не могли прокормить много людей; требовалось расширять пространство их расселения. Но в древности было невозможно использовать единый инструментарий коммуницирования (язык) на больших территориях (особенно до появления письменности). Выходом из положения стало раздробление человечества на множество автономных культурно-языковых групп, расселенных на большом расстоянии друг от друга . Процессы такого дробления охватывают практически всю историю, но особенно активными они были на ранних этапах социогенеза.

Другая особенность формирования культурных пространств связана с тем, что в ходе истории в рамках каждой локальной культуры усиливалась деятельностная специализация людей, их разделение на профессиональные констелляции, а отсюда и их сословно-классовая разобщенность , что, естественно, получало отражение и в культуре, особенно в образе жизни . В процессе исторического развития сообществ их профессиональная фрагментация поэтапно возрастала. Тем не менее, элементы культурной общности в границах национальных (этнических) культур оказывались мощным интегрирующим фактором, и территориальное единство таких культур сохранялось и ныне наблюдается эмпирически.

Возникает вопрос о том, что формирует культурное пространство, очерчивает его границы. Практически все народы, вышедшие за пределы первобытности, отличаются более или менее выраженной социальной неоднородностью, т.е. различными образами жизни разных сословий, но это не препятствует их культурному единству. Известны примеры народов, у которых по разным историческим причинам не сложилось единых или хотя бы доминирующих религий (китайцы, корейцы, японцы), но и это не стало препятствием для их культурной интеграции. Однако мы не знаем ни одного народа, разные части которого говорили бы на разных языках. Единство языка , коммуникативная доступность и проницаемость, свободная возможность понимать друг друга, согласовывать друг с другом свои намерения и т.п. - вот что представляется главным фактором культурной интеграции, очерчивающим границы распространения той или иной культуры и формирующим определенное культурное пространство. Рискну сказать, что культура является в первую очередь продуктом процессов социальной коммуникации , и лишь на этой основе складываются все остальные элементы единства.

Вместе с тем, не следует преувеличивать четкость культурных границ. Линии соприкосновения разных культур, как правило, представляют собой зоны смешения элементов этих культур, ширина которых может быть разной, и население которых владеет несколькими языками, но обычно относит себя к одному из соседствующих народов. В этом вопросе очень большую роль играет историческая инерция.

Не стоит преувеличивать и типологическую однородность культурного пространства всякой локальной культуры. Это пространство такое же холмистое, как и поверхность Земли. О сословных различиях в образах жизни уже говорилось, но и всякая малая социальная группа, более или менее автономная в своей жизнедеятельности от окружения, члены которой знают друг друга и находятся в устойчивой регулярной коммуникации, представляет собой микроскопическую субкультуру, обладающую определенным своеобразием по сравнению с другими группами. Таковы, например, большие семьи (кланы), дружащие близкие соседи, жители небольших населенных пунктов, малые производственные коллективы и пр. Однако характеристики, общие с окружением - язык, стереотипы самосознания и поведения, ценностные ориентации и пр., позволяют рассматривать эти субкультуры как части общей локальной культуры.

Важной является и проблема соотношения культурных пространств с политическими пространствами, т.е. соответствия государственных границ территориям реального расселения народов. В тех случаях, когда этнос целиком находится в пределах одного государства и, тем более, является государствообразующим (как сейчас принято говорить), - это способствует его скорейшей трансформации в нацию - этнополитическое образование, в котором наряду с прочим все процессы культурного выравнивания и стандартизации протекают быстрее. Вместе с тем, большинство исторически сложившихся государственных границ игнорируют проблему соответствия пределам практического расселения народов и расчленяют этнические территории между несколькими странами. И хотя в ХХ в. цельности этнических территорий стали уделять специальное внимание, удачных решений этой проблемы, не связанных с насилием, было найдено не много. Следует сказать, что в эпоху феодализма подобное разделение народов государственными границами не имело большого значения; инородческие анклавы не выделялись в общем перечне феодальных владений и их, как правило, не трогали (если для этого не было особых религиозных причин). Ситуация радикально изменилась в XIX-XX вв. с формированием национальных культур, поддерживаемых национальными государствами. Обязательное школьное образование, развитие печатных, а затем электронных СМИ, литература и кинематограф, государственная культурная политика и пр. вольно или невольно способствовали ассимиляции населения инородческих анклавов в господствующей национальной культуре. Говорить о социальных последствиях этого искусственного перекраивания культурных пространств еще рано (еще не прошло достаточно времени), но общая тенденция такой ассимиляции представляется очень тревожной.

Культурное пространство как социальный феномен образуется сложным сплетением самых разных компонентов социального сознания людей - национально-этнического, государственно-политического, социально-сословного, материально-экономического, интеллектуально-мировоззренческого, профессионального, историко-мемориального, религиозного, художественного и др. Спорить о том, какой из них более важен, бессмысленно; в ходе истории более важным ситуативно становится то один, то другой. Вместе с тем, когда государственная культурная политика начинает искусственно стимулировать какую-то одну из составляющих культурного сознания, это оборачивается перерождением политического режима в тоталитарный или авторитарный. Известно, что нацисты эксплуатируют национально-этническое сознание населения, коммунисты - социально-классовое, фундаменталисты - религиозное, этатисты - государственно-политическое и т.п. Во всех перечисленных случаях имеет место игра на нарушении баланса различных составляющих общественного сознания и культурного пространства.

Проблема культурного времени , на мой взгляд, воплощена в извечном соперничестве тенденций культурной устойчивости и культурной изменчивости . Несколько лет назад я предложил рассматривать динамические культурные процессы в четырех группах: а) воспроизводство традиции, б) деградация традиции, в) трансформация (модернизация) традиции и д) преодоление традиции (новация) . Если первая из этих групп - а) воспроизводство традиции - в наибольшей мере олицетворяет тенденцию культурной устойчивости, то последняя - д) преодоление традиции (новация) - является воплощением тенденции культурной изменчивости. Группа б) деградация традиции обозначает отрицательную динамику развития, а группа в) трансформация (модернизация) традиции - попытку частичной изменчивости, не порывающей с господствующей традицией. Множество примеров каждой из этих тенденций мы можем найти как в отечественной, так и в мировой истории.

Однако культурное время фиксируется и измеряется именно по динамике изменчивости . Пока в культуре господствует устойчивость (традиционность), в ней, на взгляд стороннего наблюдателя (ученого, исследователя), ничего не меняется, и измерить ее динамику практически невозможно. Такая возможность возникает только с появлением новаций, преодолевающих традиции. Чем чаще появляются новации, тем выше динамика изменчивости и тем быстрее протекает культурное время. В качестве примера достаточно сравнить культуру верхнего палеолита, когда от одной новации до следующей проходили тысячи лет, с современностью, когда множество культурных новаций в разных областях жизни появляется ежедневно.

История культуры - это прежде всего история изменчивости ее форм , развития одних, деградации других. Разумеется, и традиции участвуют в истории культуры. Не следует забывать, что историческую глубину большинства традиций мы не знаем, а неизменность форм тех, древность которых представляется значительной, тоже не очевидна. Скорее всего, какие-то адаптивные трансформации происходят и в традициях (это предполагал и Э.С. Маркарян ), только очень медленно, не сопоставимо с динамикой обновления, связанной с культурными новациями.

Здесь нужно учитывать то, что обновление культурных форм и технологий никак не связано с изменением культурных содержаний. Наоборот, в культуре обновление форм и технологий, как правило, осознанно преследует цель сохранения неизменными культурных содержаний. Ради этого устаревшие формы и технологии их воплощения заменяются более современными и эффективными, но сохранность культурного содержания является идеологической константой . Этим культурная изменчивость принципиально отличается от прогресса в технике материального производства, где замена устаревших форм и технологий нередко связана с обновлением содержания и целей деятельности.

Я специально не рассматриваю здесь перемены в художественных стилях. Во-первых, это проблемное поле искусствоведов и эстетиков, и пусть об этом рассуждают они. Во-вторых, искусство начало играть заметную роль в европейской культуре только в Новое время. До того в Европе как и в неевропейских культурах стилевые перемены в искусстве были внутренними профессиональными проблемами художников, архитекторов и др. творцов и мало касались культуры общества в целом, даже наиболее образованной его части. И, в-третьих, стилевые перемены в искусстве принципиально не отличаются от внедрения новаций в любой иной сфере культуры, и выделять их как что-то особенное нет оснований.

Резюмируя, можно сказать, что культурная традиция (устойчивость) по существу воплощает собой культурное пространство . Именно по ареалу доминирования какой-либо традиции определяются границы распространения той или иной локальной культуры. Этот критерий определения пределов культурных локусов принят у археологов и этнографов , и трудно представить себе, что культурологи могут предложить что-то иное.

А по динамике появления культурных новаций измеряется культурное время , темп его протекания и интенсивность процессов обновления. Новации олицетворяют собой тенденцию культурной изменчивости. История культуры заключается в основном в последовательности и интенсивности порождения и внедрения культурных новаций. Это, в том числе, иллюстрирует отличие исторической науки, изучающей «историю событий», от антропологии, сосредоточенной на «бессобытийной истории» .

Итак, культурное пространство - это территория и социальная сфера доминирования определенных нормативных технологий взаимодействия и коммуницирования людей, а культурное время - динамика изменения этих технологий. Конечно, культурное пространство и время по своей природе радикально отличаются от физического пространства и времени. Но их объединяет то, что физическое пространство-время, представляет собой результат взаимодействия космических объектов, а человеческая культура - результат социального взаимодействия людей. В качестве продукта такого взаимодействия образуется поле (гравитационное или информационное), обладающее свойствами, которые можно системно описать и измерить . А это делает его объектом научного изучения.

ПРИМЕЧАНИЯ

Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».

См.: Kroeber, Alfred Louis, Kluckhohn, Clyde. Culture: A Critical Review of Concepts and Definitions // Papers of the Peabody Museum of American Archeology and Ethnology. Harvard University, 1952. Vol. 47.
См. об этом: Isaacson, Walter. Einstein: His Life and Universe. N.Y.: Simon & Schuster, 2007 (Айзексон, У. Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная. М.: Corpus, 2015).
См.: Флиер А.Я. Культурная среда и ее социальные черты [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2013. № 2. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2013/Flier_Cultural-Milieu/ . Дата обращения: 12.12.2015.
Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамки культуры. М.: Согласие, 2012.
См. об этом: Durkheim, Emile. De la division du travail social. Paris: Presses Universitaires de France, 1893 (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991).
Флиер А.Я. Культурные индустрии в истории и современности: типы и технологии [Электронный ресурс] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». 2012. № 3. URL: http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2012/3/Flier Cultural-Industries/ . Дата обращения: 13.12.2015.
См. об этом: Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1982. № 2.
См., например: Клейн Л.С. Археологическая типология. Л.: АН СССР, ЛФ ЦЭНДИСИ, Ленинградское археологическое научно-исследовательское объединение, 1991; Арутюнов С.А. Народы и культуры: Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989 и др.
См. об этом подробнее: Le Goff, Jacques. L"historien et l"homme quotidien // Le Goff, Jacques. Pour un autre Moyen Âge. Temps, travail et culture en Occident. Paris: Gallimard, 1977. Р. 335-348 (Ле Гофф Ж. Историк и человек повседневный // Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2002. С. 200-210).

Флиер А.Я., 2016

Флиер Андрей Яковлевич ,
доктор философских наук, профессор,
главный научный сотрудник
Российского НИИ культурного
и природного наследия им Д.С. Лихачева.

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

“Время в культуре”

Студента I-ого курса

Факультета Истории искусства

Гурова О . Н .

Научный руководитель

Асоян Ю.А.

Москва 2004 г.

Вопрос времени в настоящее время занимает главнейшие области современного знания, начиная с философии, и заканчивая прикладной математикой, впрочем, ими не ограничиваясь. Видимо, такой интерес, в первую очередь, обусловлен страстным желанием человека свести время – то есть категорию, которую очень сложно осознать, и еще тяжелее подчинить, к реальным фактам, то есть заменить саму проблему времени вопросом об отношении вещей. В.Н.Муравьев дает следующее определение понятию “Время” - если рассматривать его как реальность, то это не что иное, как изменение и движение. Овладение временем является одной из главных среди разумных целей человека. Человек творит определенные явления и, таким образом, является властелином их времени. Все виды человеческой деятельности могут быть объединены в сложном понятии творческого труда.

Исходя из вышеизложенного можно поставить вопрос: каким общим понятием можно выразить результаты преобразования мира человеком? Такое понятие существует, но, видимо, в настоящее время его определение еще не достаточно сформулировано. Понятие это культура. Мир без культуры – это мир, в котором нет результатов человеческой деятельности. Мир, с включенной в него культурой, или даже мир, превращаемый в некую культуру, есть мир с отпечатком на нем творческого усилия человека. Таким образом, культурное преобразование является формой овладения времени.

Культура это результат созидания времени, поскольку каждый акт, меняющий мир, есть такое созидание. Образование времени совершается посредством утверждения длительности каких-либо ценностей, сопротивляющихся при этом “разъедающей” силе времени. Что интересно, нередко мы можем видеть, как исчезнувшая культура вновь возникает в тех же или новых формах (например, эпоха Возрождения).

Таким образом, отдельные культурные достижения являются островками суши в изменчивом океане времени, и учащение их появления одерживают победу над этой стихией и замену ее организованным временем, сознательно творимым человеком. Конечно, следует учитывать то что, наверное, 99.99% ценностей, создаваемыми людьми либо гибнут, либо их воздействие сводится на нет уничтожающей силе слепого потока. Тем не менее, во-первых, раз что-то имело место быть, это значит, что математическая возможность этого есть в природе в виде определенной комбинации элементов. Во-вторых, непрочность и незначительность (в реальном, практическом смысле – это не означает, что достижение имело объективную низкую ценность, имеется в виду, влияние в общечеловеческом масштабе) реальных изменений должны быть приписаны специфическому характеру бывших до сих пор в человечестве культур, включая современную. По большей части, эти культуры принадлежат к так называемым “символическим” – то есть, состоят почти исключительно в творчестве и передаче определенных записей и формул. Соответственно, эти культуры мало заботятся о претворении познанных законов в практику. Такому понятию символической культуры следует противопоставить понятие культуры реальной, в которой центр тяжести лежит в работе над осуществлением в жизни имеющихся культурных образцов.

Различие символических и реальных аспектов культуры является важным для вопроса о выполнении культурой ее основной функции образования времени. Часть культуры, несомненно, должна состоять из символов и специфическая их роль как побудителей и направителей действия, находит себе место в культуре и имеет определенную ценность. Такова роль мысли, выражающаяся в философии и науке, вообще в знании. В каждой культуре философия и наука служат скорее орудиями преодоления времени, чем самим преодолением. Аналогично, интуитивное знание, даваемое художественным восприятием, создает проекты и символы в области художественного творчества, и искусство, с этой точки зрения, является условием или орудием преодоления времени.

Что касается реальных видов деятельности человека, они меняют мир в трех основных областях: в области созидания жизни, сотворения новых живых или воскрешения умерших – условно назовем эту область генетикой; в области изменения отношений между людьми и изменений личности – область политики и этики; и, наконец, изменения мира в виде преобразования материальных вещей – область производства.

Первый вид реального и культурного “делания” включает, прежде всего, деятельность, создающую новую жизнь путем полубессознательных процессов. Имеется в виду порождение новых живых существ путем совокупления полов. Здесь созидательный акт далеко не всегда может быть назван сознательным. Сознательность вносится в него в последнее время развитием науки, активно работающим над искусственным оплодотворением и клонированием. Но, в любом случае, исследования на эту тему не только не завершены, но еще и не получили этического и политического одобрения во всем мире, поэтому пока о них нельзя говорить как о системе.

Вторая реальная наука, политика, заключает область действия, направленного непосредственно на изменение человеческой личности и отношений между людьми. Другой частью политики является деятельность общественная, где проводится изменение общественных учреждений. Сфера воздействия политики крайне ограничена – она останавливается там, где начинается иррациональная физическая природа человека. Тем не менее, и эта сфера создает условия для управления временем – существует возможность для совершенствования самого человека, равно как и человеческих отношений и учреждений.

Третьим видом реальной культурной деятельности является производство. Производство делится на деятельность, создающую орудия производства, и на деятельность, непосредственно создающую новые предметы культуры. В обоих случаях, но особенно во втором, проявляется способность производства преодолевать время, так как каждая созданная вещь, пока она существует, останавливает время, побежденное ее созданием.

Таким образом, результатом времяобразующей деятельности человека в истории является созидание культуры. Хотелось бы еще раз отметить, что основным условием овладения временем путем культурной деятельности является сочетание ее двух видов: символической и реальной. Уход искусства в область чистого эстетизма настолько же пагубен для реальной культуры, как и уход философии и науки в чистую теорию. Как производство слепо без искусства, так и искусство бессильно без производства, меняющего мир.

Следует отметить, что вышеизложенное не всегда было настолько актуально для человека, а может быть, и не было аксиомой. В ходе истории ощущение времени было разным в различные периоды развития общества. Несомненно, что человек Античности ощущал время иначе, чем это делал человек Средневековья, который видел это также по-иному, нежели чем наш современник.

Сейчас время воспринимается как чистая длительность, необратимая последовательность протекания событий из прошлого в будущее. Время объективно, его качество независимо от наполняющей его материи. Наше время – хронологическое. По мнению А.Я.Гуревича, человек не рождается с “чувством времени”, его временные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Для индустриального и, тем более, информационного общества характерно сознательное отношение ко времени.

И в древности, и в средние века, и в эпоху Возрождения были люди, задумывающиеся над проблемой невозвратности быстротекущего времени, однако по большому счету, никогда в предшествующие эпохи время не ценилось так высоко, как ныне, и не занимало такого места в сознании человека.

В мифологическом сознании эта категория не существует как чистая абстракция, поскольку само мышление людей на архаических ступенях развития было по преимуществу конкретным, предметно-чувственным. Их сознание охватывает мир одновременно в его синхронной целостности, и поэтому оно вневременно. Мифом о регенерации времени архаическая культура давала человеку возможность победить быстротечность и однократность его жизни. Не отчленяя себя от родового социального тела, человек обманывал смерть.

Интересно, что похожее место в обществе отводится и человеку при тоталитаризме – человек является “винтиком” в машине, загробной жизни не предусматривается, – но человек не бессмертен – он часть вечной и безымянной системы. Впрочем, основываясь на историческим опыте, можно убедиться в том, что тоталитарный строй не является устойчивым и жизнестойким.

Возвращаясь к первобытному мышлению, в его системе прошедшее, настоящее и будущее расположены как бы в одной плоскости, в определенном смысле они существуют одновременно. Древний человек видел и прошедшее и настоящее время простирающимся вокруг себя, взаимно проникающим и объясняющим одно другое. Временная ориентация в первобытном обществе распространяется лишь на ближайшее будущее, недавнее прошлое и на текущую деятельность, а все лежит за этими пределами, воспринимается расплывчато и слабо скоординировано.

Очень важным является то, что для первобытного сознания время является не нейтральной и объективной категорией, как для современного человека, а могущественными таинственными силами, управляющими всеми вещами, жизнью людей и даже Богов. Поэтому первобытное время эмоционально и ценностно насыщено – оно может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным для других, существует сакральное время, время празднества, жертвоприношения. На этом этапе линейное время не преобладает в человеческом сознании, оно подчинено циклическому восприятию жизненных явлений, потому что именно повторяющееся время лежит в основе мифологических представлений, воплощающих мировоззрение первобытного человека.

Для многих великих цивилизаций древности была характерна основополагающая идея, в соответствии с которой вечно длящееся настоящее неразрывно связано с прошлым. Древнекитайское восприятие времени – это циклическая последовательность эр, династий и царствований. В Индии символом времени является колесо, постоянно вращающийся круговорот рождений и смертей. Памятником остановившегося времени могут служить древнеегипетские пирамиды. Мир, в глазах древних египтян, вышел готовым из рук творца, прошлое и будущее присутствуют в настоящем.

Что касается временного восприятия древних греков, то и у них оно осталось под сильнейшим воздействием мифологического осмысления действительности. Мир воспринимается и переживается не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение в великом кругу. События, происходящие в мире, не уникальны, сменяющие одна другую эпохи повторяются, и некогда существовавшие люди и явления вновь возвратятся по истечении “великого года” – пифагорейской эры.

Пластические искусства Греции воплотили именно такое отношение ко времени – трактовка тела свидетельствует о том, что древние видели в настоящем моменте полноту бытия, завершенного в самом себе и не подверженного развитию. Эллинское сознание обращено к прошлому, миром правит судьба, которой подвластны не только люди, но и Боги, и, следовательно, не остается места для исторического развития. Греки кажутся людьми, которые движутся к будущему спиною вперед. Это мировосприятие, которое можно назвать статико-циклическим, претерпевает определенную трансформацию у римлян.

Римские историки гораздо более восприимчивы к линейному течению времени, и ход истории осмысливается, уже опираясь на определенные моменты действительной истории – основание Рима и т.д. однако и их мировоззрение не было готово к тому, чтобы воспринимать историю как развертывание свободной воли человека.

В древности люди были не в состоянии вырваться из круга природного бытия и противопоставить себя природе. Их зависимость от природы и неспособность осознать ее в качестве «объекта воздействия” находит в области культуры свое наглядное выражение в идее внутренней аналогии человека «микрокосма» и мира “мегакосма”, имеющих единую структуру и состоящих из одних и тех же элементов. Лишь во времена Возрождения наступил переход к другому мировоззрению и новому осознанию человеком самого себя.

Таким образом, неотвратимость времени, представляющаяся нашему сознанию естественной, более того, без нее вообще невозможно мыслить о времени, вовсе не является таковой, если выйти за пределы взглядов (исторически обусловленных и неизбежно ограниченных - как и в любую другую эпоху), присущих людям современной нам цивилизации. “Наше” линейное время восторжествовало в качестве единой системы отсчета в Европе в результате очень длительного и сложного исторического развития.

Историческим рубежом, который положил начало новому осознанию времени, наверное, можно считать позднее Средневековье, когда произошел подъем городского населения, с отличающимся от сельского и хозяйственной практикой, и стилем и ритмом жизни. По выражению Ле Гоффа происходит переход от “библейского времени” к “времени купца”. Однако это не означало конца или увядания средневековья, но влекло дифференциацию традиционной картины мира, ранее единой для всего общества.

Говоря о времени Средневековья, следует отметить, что люди узнавали время не визуально, а по звуку. Вся жизнь населения регламентировалась звоном колоколов, соразмеряясь с ритмом церковного времени.

Поскольку темп жизни и занятий зависел от природного ритма, то постоянной потребности знать точно, который час, возникнуть не могло и привычного деления на части дня было достаточно. Минута как отрезок времени и интегральная часть часа не воспринималась. Очень долго после изобретения часов на них не устанавливали минутную стрелку.

Деление природы на части дня воспринимались соответствующе – ночь была временем опасностей и страхов, демонов, других темных сил. Противоположность дня и ночи воспринимались как символы жизни и смерти. Такую же оценку получили и зима-лето. Эти оппозиции носили этическую и сакральную окрашенность.

Кроме этого, сохраняло свое значение и родовое время. Феодальные сеньоры заботились о своих генеалогиях, возводя род к далеким, часто славным легендарным предкам. Влиятельный средневековый человек – это человек, в котором сгустилось время в виде многих поколений.

Однако это касалось только знати. Что касалось простонародья, то история почти отсутствовала в сознании крестьян. Народные представления о прошлом – это, скорее всего, мифопоэтические утопии.

Вообще, земное время не воспринималось ни как единственное, ни как подлинное время. Наряду с ним существовало и сакральное время, и только оно обладало истинной реальностью. В христианском миросозерцании понятие времени было отделено от понятия вечности, которая в других мировоззренческих системах поглощала земное время. Вечность неизмерима временными отрезками. Вечность является атрибутом Бога, время же сотворено и имеет начало и конец. Кроме этого, историческое время приобретает определенную структуру, разделяясь на две эпохи – до Рождества Христова и после него. История движется от акта божественного творения к Страшному суду.

Таким образом, новое осознание времени опирается на 3 определяющих момента – начало, кульминацию и завершение жизни рода человеческого. Время становится линейным и необратимым. Историческое время в христианстве драматично, и драматизм складывается из дуалистического отношения к миру и его истории. Земная жизнь и вся история является ареной борьбы между добром и злом. И эти силы коренятся в самом человеке, и для торжества добра необходима свободная воля человека. Земная жизнь приобретает свое значение, лишь будучи включенной в сакраментальную историю спасения рода человеческого.

Идеи исторического времени осознавались в обычных для средневекового человека антропоморфных категориях. Популярной в средневековой философии была концепция всемирно-исторических эпох, понимаемых как возрасты человечества – от сотворения Адама до потопа (детство), до Авраама (детство), до Давида (отрочество), до вавилонского пленения (юность), до Рождества Христова (зрелость) и до конца света как старость. Это несло оттенок исторического пессимизма – наступил последний, шестой возраст истории, век одряхления.

Идея старения мира и близящейся катастрофы была основой мышления средневековой людей. Но именно по этой причине знание истории считалось необходимым. История выполняла воспитательную функцию, давая человеку образцы, имевшие непреходящий смысл. Но историческая логика очень отличалась от современной. Ее неотъемлемой чертой был анахронизм – прошлое рисовалась в тех же категориях, что и современность. Библейские и античные персонажи фигурируют в средневековых костюмах и в обстановке, привычной для европейца, и Мастера не волнует то, что в иные эпохи и в разных краях нравы, мораль, природа, одежда, знания были не такими, как у него на родине. Кстати говоря, есть и еще одно подтверждению анахронизму в творчестве - на картинах средневековых живописцев нередко последовательные события изображаются вместе: в картине совмещаются несколько сцен, разделенных временем.

Анахронично и само представление о природе человека: люди во всех поколениях несут ответственность за первородный грех, совершенный Адамом и Евой, и все евреи виноваты в распятии Христа. Крестоносцы были убеждены, что карают не потомков палачей Спасителя, но самих этих палачей. Протекшие века ничего не значили для них.

Такая особенность восприятия времени – слияние библейского времени со временем собственной жизни, создает условия для того, чтобы человек сознавал себя сразу в двух исторических эпохах – в современности своей локальной преходящей жизни, и, в плане общеисторических, решающих судьбы мира событий, рядом с сотворением мира, Рождеством и Страстями Христовыми. Это двойственное восприятие времени - неотъемлемое качество средневекового человека, и это дает ему возможность ощутить причастность к мировой истории, почувствовать себя личным участником борьбы между добром и злом.

Вообще, можно согласиться с мыслью о том, что в средние века отсутствовало единое представление о времени и о множественности времен как реальности. В обществе существовало разное “социальное время” в различных социально-культурных системах, то есть существовал целый спектр социальных ритмов, характерных для отдельных коллективов. Однако можно, сказать, что время находилось под контролем такого института, как церковь. Именно духовенство устанавливало и регулировало все его ритмы, начиная с запрещения труда в праздничные дни, и заканчивая установлением времени, когда половой акт допустим, а когда нет. Время индивида не являлось его индивидуальным временем, принадлежало не ему, а высшей силе, стоящей над ним. Именно поэтому и сопротивление господствующему классу выражалось зачастую в форме протеста существующему времени – в виде ожидания конца света.

Господство церковного времени длилось до тех пор, пока соответствовало медленному, размеренному ритму жизни феодального общества. В средние века не было необходимости в том, чтобы ценить и беречь время, точно измерять его и знать малые доли. Эта неторопливость соответствовала аграрной природе средневекового общества. Но в нем начал развиваться иной очаг общественной жизни, имевший более выраженный ритм и нуждавшийся в более строгом измерении времени – город. В городе человек начинает абстрагироваться от природы и становится подчиненным порядку, созданным им самим.

Город становится и носителем нового отношения ко времени. На городских башнях устанавливают механические часы, которые удовлетворяют неслыханную ранее потребность – знать точное время суток. Уже не перезвон церковных колоколов, зовущих к молитве, а бой башенных часов регламентирует жизнь горожан. Время приобретает большую ценность, превращаясь в существенный фактор производства.

Создание механизма для измерения времени породило, наконец, условия для выработки нового отношения к нему – как к однообразному потоку, который можно разделить на одинаковые бескачественные величины. В европейском городе впервые в истории начинается отчуждение времени как чистой формы от жизни, явления которой подлежат измерению. Общество постепенно перешло от созерцания мира в аспекте вечности к активному отношению к нему в аспекте времени.

Время вытянулось в прямую линию, идущую из прошлого в будущее через точку, называемую настоящим. Настоящее сделалось скоропреходящим, невозвратным и неуловимым. Человек впервые столкнулся с тем фактом, что время, ход которого он замечал, только когда случались какие-либо события, не останавливается и при отсутствии событий. Следовательно, время необходимо беречь, и стремиться использовать его с пользой.

Переход к механическому отсчету времени привел к тому, что человек перестает быть хозяином времени, так как, получив возможность протекать безотносительно к людям и событиям, время устанавливает свою тиранию, которой вынуждены подчиняться люди. Время навязывает свой ритм, заставляя спешить, действовать быстрее, не упускать момента.

Много веков отдаляет нас от Позднего Средневековья, когда начало складываться такое отношение ко времени. За это время многое стало не только неактуальным, но даже совершенно диким для современного человека. Одно из немногих, что сохранилось – это пиетет перед временем. Сейчас в еще большей степени, чем раньше, время остается Божеством, которому поклоняются. Более того, названию нашей эпохи – Эра Информации, вполне можно дать имя-синоним Век Времени.

Литература:

1. А.Я.Гуревич. Категории средневековой культуры. Москва-Санкт-Петербург, 1999.
2. В.Н. Муравьев. Овладение временем. Москва, 1998.
3. Жак Ле Гофф. Другое Средневековье. Екатеринбург, 2002.

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

“Время в культуре”

Студента I-ого курса

Факультета Истории искусства

Гурова О . Н .

Научный руководитель

Асоян Ю.А.

Москва 2004 г.

Вопрос времени в настоящее время занимает главнейшие области современного знания, начиная с философии, и заканчивая прикладной математикой, впрочем, ими не ограничиваясь. Видимо, такой интерес, в первую очередь, обусловлен страстным желанием человека свести время – то есть категорию, которую очень сложно осознать, и еще тяжелее подчинить, к реальным фактам, то есть заменить саму проблему времени вопросом об отношении вещей. В.Н.Муравьев дает следующее определение понятию “Время” - если рассматривать его как реальность, то это не что иное, как изменение и движение. Овладение временем является одной из главных среди разумных целей человека. Человек творит определенные явления и, таким образом, является властелином их времени. Все виды человеческой деятельности могут быть объединены в сложном понятии творческого труда.

Исходя из вышеизложенного можно поставить вопрос: каким общим понятием можно выразить результаты преобразования мира человеком? Такое понятие существует, но, видимо, в настоящее время его определение еще не достаточно сформулировано. Понятие это культура. Мир без культуры – это мир, в котором нет результатов человеческой деятельности. Мир, с включенной в него культурой, или даже мир, превращаемый в некую культуру, есть мир с отпечатком на нем творческого усилия человека. Таким образом, культурное преобразование является формой овладения времени.

Культура это результат созидания времени, поскольку каждый акт, меняющий мир, есть такое созидание. Образование времени совершается посредством утверждения длительности каких-либо ценностей, сопротивляющихся при этом “разъедающей” силе времени. Что интересно, нередко мы можем видеть, как исчезнувшая культура вновь возникает в тех же или новых формах (например, эпоха Возрождения).

Таким образом, отдельные культурные достижения являются островками суши в изменчивом океане времени, и учащение их появления одерживают победу над этой стихией и замену ее организованным временем, сознательно творимым человеком. Конечно, следует учитывать то что, наверное, 99.99% ценностей, создаваемыми людьми либо гибнут, либо их воздействие сводится на нет уничтожающей силе слепого потока. Тем не менее, во-первых, раз что-то имело место быть, это значит, что математическая возможность этого есть в природе в виде определенной комбинации элементов. Во-вторых, непрочность и незначительность (в реальном, практическом смысле – это не означает, что достижение имело объективную низкую ценность, имеется в виду, влияние в общечеловеческом масштабе) реальных изменений должны быть приписаны специфическому характеру бывших до сих пор в человечестве культур, включая современную. По большей части, эти культуры принадлежат к так называемым “символическим” – то есть, состоят почти исключительно в творчестве и передаче определенных записей и формул. Соответственно, эти культуры мало заботятся о претворении познанных законов в практику. Такому понятию символической культуры следует противопоставить понятие культуры реальной, в которой центр тяжести лежит в работе над осуществлением в жизни имеющихся культурных образцов.

Различие символических и реальных аспектов культуры является важным для вопроса о выполнении культурой ее основной функции образования времени. Часть культуры, несомненно, должна состоять из символов и специфическая их роль как побудителей и направителей действия, находит себе место в культуре и имеет определенную ценность. Такова роль мысли, выражающаяся в философии и науке, вообще в знании. В каждой культуре философия и наука служат скорее орудиями преодоления времени, чем самим преодолением. Аналогично, интуитивное знание, даваемое художественным восприятием, создает проекты и символы в области художественного творчества, и искусство, с этой точки зрения, является условием или орудием преодоления времени.

Что касается реальных видов деятельности человека, они меняют мир в трех основных областях: в области созидания жизни, сотворения новых живых или воскрешения умерших – условно назовем эту область генетикой; в области изменения отношений между людьми и изменений личности – область политики и этики; и, наконец, изменения мира в виде преобразования материальных вещей – область производства.

Первый вид реального и культурного “делания” включает, прежде всего, деятельность, создающую новую жизнь путем полубессознательных процессов. Имеется в виду порождение новых живых существ путем совокупления полов. Здесь созидательный акт далеко не всегда может быть назван сознательным. Сознательность вносится в него в последнее время развитием науки, активно работающим над искусственным оплодотворением и клонированием. Но, в любом случае, исследования на эту тему не только не завершены, но еще и не получили этического и политического одобрения во всем мире, поэтому пока о них нельзя говорить как о системе.

Вторая реальная наука, политика, заключает область действия, направленного непосредственно на изменение человеческой личности и отношений между людьми. Другой частью политики является деятельность общественная, где проводится изменение общественных учреждений. Сфера воздействия политики крайне ограничена – она останавливается там, где начинается иррациональная физическая природа человека. Тем не менее, и эта сфера создает условия для управления временем – существует возможность для совершенствования самого человека, равно как и человеческих отношений и учреждений.

Третьим видом реальной культурной деятельности является производство. Производство делится на деятельность, создающую орудия производства, и на деятельность, непосредственно создающую новые предметы культуры. В обоих случаях, но особенно во втором, проявляется способность производства преодолевать время, так как каждая созданная вещь, пока она существует, останавливает время, побежденное ее созданием.

Таким образом, результатом времяобразующей деятельности человека в истории является созидание культуры. Хотелось бы еще раз отметить, что основным условием овладения временем путем культурной деятельности является сочетание ее двух видов: символической и реальной. Уход искусства в область чистого эстетизма настолько же пагубен для реальной культуры, как и уход философии и науки в чистую теорию. Как производство слепо без искусства, так и искусство бессильно без производства, меняющего мир.

Следует отметить, что вышеизложенное не всегда было настолько актуально для человека, а может быть, и не было аксиомой. В ходе истории ощущение времени было разным в различные периоды развития общества. Несомненно, что человек Античности ощущал время иначе, чем это делал человек Средневековья, который видел это также по-иному, нежели чем наш современник.

Сейчас время воспринимается как чистая длительность, необратимая последовательность протекания событий из прошлого в будущее. Время объективно, его качество независимо от наполняющей его материи. Наше время – хронологическое. По мнению А.Я.Гуревича, человек не рождается с “чувством времени”, его временные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Для индустриального и, тем более, информационного общества характерно сознательное отношение ко времени.

И в древности, и в средние века, и в эпоху Возрождения были люди, задумывающиеся над проблемой невозвратности быстротекущего времени, однако по большому счету, никогда в предшествующие эпохи время не ценилось так высоко, как ныне, и не занимало такого места в сознании человека.

В мифологическом сознании эта категория не существует как чистая абстракция, поскольку само мышление людей на архаических ступенях развития было по преимуществу конкретным, предметно-чувственным. Их сознание охватывает мир одновременно в его синхронной целостности, и поэтому оно вневременно. Мифом о регенерации времени архаическая культура давала человеку возможность победить быстротечность и однократность его жизни. Не отчленяя себя от родового социального тела, человек обманывал смерть.

Интересно, что похожее место в обществе отводится и человеку при тоталитаризме – человек является “винтиком” в машине, загробной жизни не предусматривается, – но человек не бессмертен – он часть вечной и безымянной системы. Впрочем, основываясь на историческим опыте, можно убедиться в том, что тоталитарный строй не является устойчивым и жизнестойким.

Возвращаясь к первобытному мышлению, в его системе прошедшее, настоящее и будущее расположены как бы в одной плоскости, в определенном смысле они существуют одновременно. Древний человек видел и прошедшее и настоящее время простирающимся вокруг себя, взаимно проникающим и объясняющим одно другое. Временная ориентация в первобытном обществе распространяется лишь на ближайшее будущее, недавнее прошлое и на текущую деятельность, а все лежит за этими пределами, воспринимается расплывчато и слабо скоординировано.

Очень важным является то, что для первобытного сознания время является не нейтральной и объективной категорией, как для современного человека, а могущественными таинственными силами, управляющими всеми вещами, жизнью людей и даже Богов. Поэтому первобытное время эмоционально и ценностно насыщено – оно может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным для других, существует сакральное время, время празднества, жертвоприношения. На этом этапе линейное время не преобладает в человеческом сознании, оно подчинено циклическому восприятию жизненных явлений, потому что именно повторяющееся время лежит в основе мифологических представлений, воплощающих мировоззрение первобытного человека.