Ребекка — прекрасная дочь еврея Исаака из романа «Айвенго. Больше Ivanhoe, хороших и разных

А теперь о кинематографических интерпретациях романа сэра Вальтера Скотта "Айвенго". Их было несколько, я осилила три, нет, правильнее будет три с половиной - потому что советскую экранизация я, возможно, и видела в несознательном возрасте, но сейчас это совсем не факт, отдельные воспоминания сохранились, и тут на днях случайно наткнулась на оную на канале "Домашнем". Смотреть это действо было совершенно невозможно, оператору надо оторвать руки, но вот внешне "нашенский" Айвенго наиболее подходит под образ, созданный сэром Вальтером Скоттом.

Итак, по порядку - первой была английская экранизация 1982го года, у нее сразу были все шансы статься в фаворитах, что собственно говоря и произошло.
Это мой любимый Айвенго, совсем нет той уверенности, что на картинке выше, а вот рефлексии и переживаний прошлых лет более чем.
Ну и поэтому единственная претензия - не юноша, Эндрюсу на момент съемок было 33.

Вот еще один - тоже гордый, тоже смелый и уверенный в себе, и усы на месте - Роберт Тейлор, герой всей экранизации 1952го, был в каждой бочке затычка, пардон, всех спас: нашел заточенного в австрийском замке Ричарда Львиное Сердце, организовал сбор средств для его выкупа, привлек к этому самую обеспеченную часть населения Англии - иудеев, вызвал противных норманнов на турнир, победил, будучи смертельно раненым, быстро поправился и проник в замок, где томились Седрик, Ровена, Исаак и Ребекка, устроил там бунт при поддержке извне, по собственной инициативе отправился спасать Ребекку из рук "инквизиции" и победил.

Но возраст - 40 лет Тейлору, усики прощелыги и прическа, похожая на дурацкий паричок, нет, не Айвенго, кто-то другой.

И последний представитель плеяды славных рыцарей Айвенго - Стивен Вэддингтон, наверняка мужчина симпатичный в нашей обычной жизни, но с этими космами и челкой, подчеркивающей какую-то странную курносость, а также мощным торсом, он может сравниться скорее с Тарзаном, но уж никак не с Айвенго.

Прости, Стивен. Хотя мужества и храбрости тебе было не занимать. Ну и губа у этого Айвенго совсем была не дура, успел и Ребекку поматросить, и к Ровене вернуться.

Прекрасные дамы из этой экранизации (Айвенго-97) - прекрасны во всех отношениях.
Ровена смелая патриотка, готовая поднять своих подопечных на бой с норманнами и уничтожить соперницу в борьбе за личное счастье.

Ребекка страстная натура, свободолюбивая и независимая. И мне кажется нифига не смирившаяся с потерей Айвенго. В последней сцене ее красноречивый взгляд в камеру говорил, что вряд ли они виделись с благородным рыцарем в последний раз.

(Если что, то это другая сцена на картинке).
Дамы, изображающие Ровенн в других экранизациях, на мой взгляд довольно никакие - такую роль им уготовили сценаристы. Ровенна-52 (Джоан Фонтейн) то пыталась предъявлять какие-то претензии Ребекки, то бегала беспомощно вокруг Айвенго, когда тот кричал: Где Ребекка? Где Ребекка? Или стояла смирившись со своей участью, когда тот поехал спасать прекрасную иудейку. Но рыцарь в итоге достался ей.

Ровенна-82 - "блондинко", причем натуральное. Губки, глазки, зубки, что он в ней нашел? Характер отсутствует, сценаристы специально страстей пожалели на Ровенну, не пойму только за что.

Я бы поставила на Ребекку, но небесная канцелярия пожелала иначе, а жаль, Оливия Хасси - чудо как хороша. И тоже такая вся немного задумчивая, рефлексирующая, ну чем не пара Айвенго, он даже целовал ее всячески и говорил, что если бы не вера, то сия дева была бы самой лучшей ему наградой, да еще и пытался догнать в тот момент, когда она, попрощавшись с Ровенной, покидала Англию навсегда.

Но конечное самое чудо из чудес Ребекка-52 - Элизабетт Тейлор. Как же она прекрасна, а как же она смела и горда. Эх...Да будь я Айвенго, не раздумывая бы, схватила ея и унеслась бы с ней на горячем арабском скакуне в далёкие палестины и зажила бы там долго и счастливо. Но и Элизабет не повезло.

В "Айвенго"-82 дело обстоит на порядок лучше. Бриан - Сэм Нил, отрицательная харизма наличествует, но вот страстности в нем не хватает.

Мне больше тут понравился Де Браси - Стюарт Уилсон, давно на него заглядываюсь, со времен Pallisers.

И третий их братец-акробатец Фронт де Бёф тут уж несказанно могуч и хорош - Рис-Дэвис. И вообще просто душка, даром, что Исаака, изверг, поджарить хотел.

А вот мальчики забавляются - большой пузырь - это Фронт де Бёф. Скорые выводы делать тут не стоит, наверное, может у средневекового рыцарства это было в порядке вещей. "нуачо".

Но самый лучший Бриан де Буагильбер получился у Киарана Хайндса, хронометраж позволил развернуться ему во всей красе, и получилось то, что надо. Я бы за таким на край света ломанулась, ну в пределах разумного, конечно.

Ну что Ребекка нашла в том лохматом Айвенго, и чего не хватило ей в этом страстном Буагильбере. Не, ну все ж понятно, но ей и там и там особо не светило
.

Соратники храмовника тоже в этой версии симпатяги, особенно де Браси.

Запас картинок у меня истощился.
Из вредоносных остался принц Джон, он везде неплох, но в версии 97го года как-то особенно неприятен. А его брат-потеряшка везде симпатичен, и особенно в той же версии 97го. Это у них экранного времени много выдалось.
Все Седрики, Исааки, Робин Гуды и т.п. присутствуют, но воображения не поражают. С Вамбой, по-моему, неплохо вышло в самой старой версии, там его фирменные шуточки остались.
В версии 82го главным шутом все-таки был Ательстан, Вамба там как-то особо не пригодился.

В Айвенго-97 все персонажи очень лохматы и бородаты, поэтому симпатией я к ним не прониклась, ну этот кинематографический реализЬм "втопку", много суровых англо-сакских парней супротив грозных норманнов. Мой любимый момент в Айвенго-52 - саксонцы в замке Седрика считают драгоценности на выкуп Ричарда Львиное Сердце, вбегают партизаны Робин Локсли и братец Тук, принеся очередную добычу, все растроены, что денег мало, тут же появляется еврей Исаак, принеся вексель на 100 тысяч марок серебром, все рады, что теперь денег достаточно. Но вдруг идилию нарушает Айвенго, сообщая новость, что за Ребекку тоже требуют 100 тысяч марок серебром. Все очень сочувствуют Исааку, который решает все-таки выкупить короля. Но гордый Айвенго по личной инициативе едет вызволять Ребекку, какая там леди Ровена, пусть побрякушки считает В общем грандиозная американская отсебятина, снятая на зависшие в Англии денежки. Буду любить менее сказочную, чем Айвенго-52, но более легкомысленную, чем минисериал Айвенго-97, версию 1982го года. И в первую очередь вот за этого благородного рыцаря. Пожалуй пока хватит.

Творческая установка В. Скотта на достоверно-реальное изображение времени, среды и человека исключала элементы сверхъестественного в сюжете и характерах действующих лиц. Тем не менее отблеск связанных с тамплиерами легенд отраженным светом ложится на Бриана де Буагильбера, чей образ отчасти решен в романтическом ключе (окружающая героя зловещая аура, роковая неодолимая страсть, внушенная рыцарю прекрасной еврейкой Ревеккой, и т. п.).

Рыцари ордена в идеале были монахами: принимали положенные обеты, включая обеты безбрачия и целомудрия, в мирное время жили общинами в крепостях. От обитателей обычных монастырей их отличали право носить оружие и долг применять его, убивая неверных во славу Божию. Само сочетание монаха и воина в одном лице содержало в себе внутреннюю противоречивость, и последняя проступает уже во внешнем облике и одежде Бриана де Буагильбера.

Еще более несовместимы с монашеским обетом смирения повадки и поведение рыцаря. Все эти кажущиеся несообразности находят объяснение по мере развития сюжета. Молодого Бриана де Буагильбера предала его дама сердца, и жажда отомстить за поруганную верность привела его в орден храмовников. Орден дал ему все, к чему он стремился: возможность безнаказанно потакать страстям, упоение сознанием своей избранности, перспективу удовлетворить самые честолюбивые мечты, но в первую очередь - головокружительное ощущение своей принадлежности к средоточию безграничной мощи.

Лишь решительное и успешное сопротивление Ревекки его домогательствам заставляет Бриана де Буагильбера признать, что на свете есть люди, способные ему противостоять. Полученный отпор, восхищение твердостью и гордостью Ревекки превращают первоначально чисто плотское влечение рыцаря к девушке в граничащую с наваждением страсть. Чтобы завоевать любовь неприступной языч¬ницы, он готов принести в жертву все, чего достиг: честь, свое славное имя, положение в ордене и даже саму свою веру, которая, впрочем, для него, по его словам, не более чем «детская сказка». Храмовник предлагает ей бежать с ним в дальние страны, где обещает сделать ее королевой.

Но Ревекка, верная заветам предков и собственным понятиям о чести, отвергает Бриана де Буагильбера и после того, как трибунал храмовников под давлением гроссмейстера приговаривает ее к сожжению на костре как колдунью. Вопрос о справедливости приговора должен решиться «божьим судом» - в поединке двух рыцарей, потребовать которого подсказал девушке Бриана де Буагильбера. Но именно его гроссмейстер назначает сразиться за орден. В защиту Ревекки выступает не до конца оправившийся от раны Айвенго. Исход схватки, казалось бы, предрешен в пользу де. Однако храмовник, не выдержав напряжения, в самом начале поединка скоропостижно умирает, став «жертвой собственных необузданных страстей». По праву победителя Айвенго распоряжается похоронить рыцаря по-христиански, но тихо и скромно, как погибшего за неправое дело. Замок храмовников по приказу Ричарда Львиное Сердце отходит к короне.

Автор кается, автор писал по фильму 1982 года, в котором Буагильбер/Ребекка является для него главным (если не единственным) приятным пейрингом. Зато очень сильно любимым.
А потому - возможно, OOC. И точно AU относительно обоих канонов (и фильма, и книги) - Бриан не спрашивал разрешения на спасение лишний раз. И исторические ляпы, тысячи их. Простите, дорогой заказчик, автор не смог удержаться, увидев пейринг.

551 слово.

Бриан де Буагильбер, рыцарь-храмовник, командор знаменитого ордена, не мог и помыслить, что настанет день, когда христианство станет для него препятствием, а не источником сил. Нести неверным Слово Божие на острие копья в Святой Земле было куда проще - никто не ждал настоящих преобразований, никто не беспокоился об обращении сарацинов в истинную веру. Буагильбер не был проповедником, не походил ни на миссионера, ни на апостола - и ещё недавно этот достойный представитель своего круга заявил бы, что его устроит и более скромный талант политического оратора.
Но привычки к громким речам недостаточно, чтобы убедить человека изменить не фигуру на престоле, а свет в собственной душе, чтобы переломить принципы из прошлого и заставить иначе взглянуть на бытие.
Когда Бриан читает ей отрывки из Нового Завета, Ребекка сидит прямая и бесстрастная, почти как на злосчастном "суде"; разве что изредка улыбается, слушая особо трогательные места - но лишь глупец мог бы принять это за победу. Только священное для иудеев Пятикнижие живо отзывается в её сердце, и прелестное лицо мгновенно меняется; Ребекка преображается настолько, что ради её вдохновенного блаженства Буагильбер забывает о своей цели и вновь и вновь ступает на зыбкую ветхозаветную почву.
Он читает Ребекке об Адаме и Еве, о потерянном рае, оставшемся великими грёзами в их памяти, об ошибках, лишивших их счастья, о каре за упорство и недоверие.
Он увёз её, он спас её от верной гибели, пусть Ребекка и не просила об этом - прекрасная гордячка предпочла бы костёр, но Буагильбер не пожелал дать ей право оступиться. На далёких берегах острова туманов Бриану мечталось, что континент станет для гостей из Англии новым домом, в котором они обретут покой и радость; а теперь не осталось даже мечты, рай потерян - но, быть может, не навеки?
Хождение по грани тянется мучительно долго, и Буагильбер не знает, что с этим делать. Средства и умения знатного потомка норманнов позволяют не прозябать, а жить в роскоши - но Ребекка отказывается разделять его путь. Она признаёт заботу - и только; в ней есть милосердие и сострадание, но нет огня, способного сжечь предрассудки. Остаётся лишь удивляться, что иудейка до сих пор не сбежала к своим соплеменникам, во множестве рассеянным по европейским городам; Ребекка не боится и не чуждается общества рыцаря, более не навязывающего ей ничего дурного для всякой молодой особы, и это внушает надежду. Если бы преданность отжившим учениям можно было так же легко изгладить из памяти, как дурную сцену в замке Фрон де Бёфа; Ребекка простила всё, вполне простила - Бриан видит это всякий раз, когда возвращается к своей то ли пленнице, то ли Прекрасной Даме. Она почти нежна с ним в те редкие минуты, когда терпение оставляет Буагильбера, и он судорожно сжимает её руки, вздрагивает, сдерживая злые слёзы. Ребекка более не отталкивает его - но и он научился уважению. Бриану страшно даже вспоминать те непристойности, которые он когда-то полагал подходящими для дочери еврейского народа.
Теперь Буагильберу остаётся только повторять просьбу переменить веру, надеясь, что упорство и преданность принесут свои плоды. Кем бы ни была Ребекка до этого - не всё ли равно? Единственное, что нужно Церкви - признание истинности христианского учения. Единственное, что нужно для того, чтобы предложить союз, достойный их обоих, признаваемый людьми и небесами.
Буагильбер молится Пресвятой Деве о даровании прозрения неверному творению Божьему, о возвращении заблудших в потерянный ими рай, и сердце ноет, когда Бриан слышит, как Ребекка, смиренно склонив голову, вновь шепчет молитвы своего народа.

Что случилось, любовь моя? Ты хмуришься с самой нашей встречи. Я не угодил тебе с девушкой в помощь?

Скай, расчесывающая волосы хозяйки, замерла.

Нет-нет. Лучше помощницы найти невозможно, - поспешила успокоить служанку Ревекка.

Тогда что? Неужели случайно или намеренно, словом или делом графиня Суррей оскорбила тебя, и ты не можешь забыть? - не Ревекке напоминать, каким настойчивым бывает ее храмовник.

Вроде бы скучное занятие - мужчине наблюдать за женским туалетом. Но не для Бриана Буагильбера. Он, расположившись чуть поодаль на деревянном стуле, не просто пристально смотрел. Он раздевал взглядом, ласкал, овладевал. Вроде бы прошло достаточно времени с той поры, когда она впервые увидела храмовника и услышала его признания, но его безумная, неистовая страсть все еще продолжала пугать Ревекку.

Леди Изабелла ничем не оскорбила меня. Наоборот, проявила всю щедрость души и уважение, - Ревекка неосознанно коснулась кончиками пальцев воды в миске с плавающими лепестками роз и головками полевых цветов. Это была одна из задумок Бриана: расставить такие посудины по комнате, чтобы, источая аромат, они превратили скромную комнату в покои королевы. - Еще она желает, чтобы я осталась фрейлиной в ее свите.

Изабелла де Варрен мудра и не слепа, но не печалься, мое сокровище, больше я не стану делить тебя даже с этой благородной дамой. Ты никогда не пойдешь в услужение, каким бы легким и приятным оно ни было. - Распалив себя соглядатайством, Буагильбер встал. - Брысь! - негромкий рык относился к маленькой служанке. Девочка вместо благодарности все еще чувствовала страх перед спасителем. Она вздрогнула, как будто ее собирались ударить, но сдвинулась с места, только когда получила от хозяйки позволение выйти.

Я печалюсь совсем не из-за предложения графини Суррей. Даже рискуя прослыть неблагодарной, я отказалась от него с легким сердцем.

Тогда в чем же твоя печаль? - Буагильбер осторожно коснулся основания шеи, проводя по плечам и сдвигая вниз вышитый розами ворот камизы из тонкого льна. Ревекка едва сдержала дрожь: его пальцы показались ей непривычно холодными. Как будто рядом с ней стояла смерть.

В ком, - поправила Ревекка, накрыв ладонями его ладони, словно пытаясь согреть. - В Бриане де Буагильбере, рыцаре Соломонового храма.

И в чем же я провинился, самая строгая из судей? - может, бывший храмовник и желал бы приступить к более откровенным ласкам, но нежный плен рук возлюбленной его сдерживал.

Ты сам ответил, отозвавшись на имя того, кого считают мертвым.

К чему такие загадки? - ему не нравился разговор, иначе не посмел бы он сжать ее плечо так, что на утро зацеловывал темные следы, оставленные собственными пальцами. - Это имя - то, что принадлежит мне с рождения, справедливо, что я желаю его вернуть.

Ты причиняешь мне боль, - сказала она, и он одернул руку.

Бриан никогда бы не причинил ей боль намеренно. Телесную, по крайней мере, точно. Вот только их союз начинался не на радости, а на боли. Ревекка не готова была принять чувства храмовника, он же не желал смириться: ломал клятвы, связи, устои - не по капле, точащей камень, а сметающим все на своем пути потоком. Какая плотина устоит против стихии? Одна малая брешь - и катастрофы не избежать. Ревекка точно могла сказать, когда в ее обороне случилась прореха. В Темплстоу, в страшный вечер после несправедливого суда, когда он, в отчаянии от предстоящей ей участи, даже больше, чем она, просил: «…откажусь и от славы, и от величия, и от власти, хотя она уже почти в моих руках, - все брошу, лишь бы ты сказала: «Буагильбер, будь моим возлюбленным».

Тогда Ревекка ему не поверила, но когда он и правда лишился всего, кроме жизни, она согласилась следовать за ним. И лишилась семьи, имени, веры, но это был добровольный выбор. Теперь же, возвращая себе утерянное, он собирался лишить ее гордости, самой себя. Ревека исчезнет, останется падшая женщина, очередная победа самонадеянного рыцаря. Осознание такого будущего резало невидимым острым кинжалом. Это, а еще страх, но уже не за себя. Слишком уж опасным мероприятием было воскрешение Буагильбера. Слишком много влиятельных особ - и в Ордене, и помимо него - желали бы, чтобы мертвец остался мертвецом. Ревекка не хотела видеть смерть того, кто был ей дорог.

Прости…

Твоя доблесть и моя любовь? Разве этого мало, чтобы оставить прошлое в прошлом? Чтобы в далеких землях, где нам не нужно будет опасаться быть узнанными, начать жизнь заново?

Мы скоро покинем этот край, и я подарю тебе новую жизнь, где не будет нужды и печали.

Что ж, она попыталась, но не была услышана. Так же, как Буагильбер готовился к триумфальному возвращению, Ревекка готовилась к побегу, к тому, что бы, как ни искал потом храмовник, исчезнуть для него навсегда.

«Меня не будет в твоей новой жизни».

Но у них была еще одна ночь.

Утром, как и ожидал Буагильбер, пришел посланник от принца Джона. Храмовник в нетерпении разорвал конверт, пробежался глазами по письму и потемнел лицом: губы нервно сжались, глаза сверкнули яростью.

Может, ты и правда ведьма? Что ж, радуйся, пока все выходит по-твоему.

Он разорвал письмо, принесшее дурные вести, и бросил клочки в камин. Потом вызвал Хьюго, напомнил о тренировке. Ревекке даже стало жаль юношу. Вероятно, что, пусть и в учебном бою, ему придется претерпеть от гнева наставника, но напомнить об осторожности Бриану - только разозлить его еще больше.

Как только Ревекка осталась одна, она вытащила каждый клочок и сложила их так, чтобы можно было прочитать.

«Один лев получит мясо, другой - угодья для охоты. Вряд ли старый лис оказался обиженным. Даже ворон отщипнул свой кусок. А что получаю я? Ты все еще мой должник».

Ревекка так и не узнала, в чем состояла услуга Буагильбера принцу, но догадывалась, кого тот обозвал вороном: ее Бриана, за фамильный герб с этой птицей. И если она хорошо изучила Буагильбера, то этот упрямец останется в Англии и вновь попытается вырвать у коварного принца свою свободу и имя, хотя мог бы бежать, как предложила она накануне.

Может, так и лучше. Здесь отец Ревеки, и, возможно, когда-нибудь она даст ему о себе знать. Еще не хотелось теперь вот так взять и оставить доверившуюся ей Скай, по крайней мере пока не будет уверена в ее будущем. Что касается ее самой, то она не могла объяснить ту легкость, какую почувствовала от «плохой» вести.

Осталось сказать пару слов о тайной миссии Бриана де Буагильбера. Она оставила след в истории, хотя и не такой яркий. Все могло бы закончиться разделом страны. Граф Суррей честно выполнил обещанное и передал предложение шотландского короля королю английскому, но то было отвергнуто. Видимо, Ричард резонно посчитал, что это последнее дело - продавать земли. Вильгельм на удивление спокойно отнесся к отказу, кто знает почему. Может, получив некоторые гарантии если не от самого короля, то от его брата. Войны пока удалось избежать, но разве подвиг, о котором не знает и сам герой и о котором не сложат хвалебные оды, накормит его честолюбие?

Будущее туманно, и, не обладая даром предвидения, Бриан де Буагильбер уж точно не предполагал, сколько еще таких подвигов ему предстоит.