Лепешинская, ольга борисовна - научная деятельность. Дискредитация науки – случай Ольги Борисовны Лепешинской Факты биографии, участие в революционном движении
(1871 -1963)- деятель российского революционного движения, советский биолог и цитолог, акад. АМН (1950), лауреат Государственной премии СССР (1950). Член КПСС с 1898 г.
Окончила в 1897 г. Рождественские фельдшерские курсы в Петербурге. С 1894 г. участвовала в революционном движении, работала в марксистском кружке. В 1897 г. последовала за своим мужем, революционером П. Н. Лепешинским, в ссылку, где служила фельдшером в селе Курагинском Енисейской губернии. В 1899 г. принимала участие в совещании политических ссыльных марксистов, к-рые во главе с В. И. Лениным вынесли резкий обличительный протест против взглядов «экономистов». В 1900 г. участвовала в организации псковской группы содействия газете «Искра». В 1902 г. училась в Швейцарии на мед. ф-те Лозаннского ун-та. В 1903 г., вернувшись в Россию, отправилась в Минусинск и организовала побег П. Н. Лепешинского из ссылки, вскоре после этого эмигрировала в Женеву, где работала в группе большевиков-эмигрантов.
В 1906 г. вернулась в Россию и вместе с мужем вела партийную работу в Орше. В 1915 г. окончила мед. ф-т Московского ун-та и была оставлена ассистентом на кафедре терапии, но спустя год уволена по политическим мотивам. После Великой Октябрьской социалистической революции работала по организации школ и здравниц для трудящихся.
С 1920 г. ассистент кафедры гистологии в 1-м Московском университете (ныне 1-й ММИ).
С 1926 г. заведующая гистол, лабораторией Биологического ин-та Коммунистической академии им. Тимирязева, к-рая позднее была передана во Всесоюзный ин-т экспериментальной медицины. С 1949 г. заведующая отделом развития живого вещества, а затем руководитель лаборатории цитологии Ин-та экспериментальной биологии АМН СССР.
О. Б. Лепешинская предложила ошибочную теорию возникновения клеток современных организмов из неклеточного живого вещества, напр, клеток крови из шариков желтка у куриного эмбриона. Она сделала вывод, что самозарождение жизни из неживой материи произошло не только миллиарды лет назад, но будто бы происходит и в наше время. Начиная с 1953 г. в результате ряда проверочных исследований влияние ее взглядов было преодолено.
Награждена орденами Ленина, Трудового Красного Знамени и медалями.
Соч.: Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме, М.-Л., 1945, 1950; Оболочки животных клеток и их биологическое значение, М., 1952; Встречи с Ильичем (Воспоминания старой большевички), М., 1971.
Библиогр.: Женщины русской революции, сост. Л. П. Жак и А. М. Иткина, М., 1968; Заварзин А. А., Насонов Д. Н. и Хлоп и н Н. Г. Об одном «направлении» в цитологии, Арх. биол, наук, т. 56, в. 1, с. 84, 1939.
В атмосфере торжества узаконенной алхимии стали появляться настоящие чудовища.
Так, старая большевичка с образованием фельдшера Ольга Борисовна Лепешинская заявила, что ей удалось открыть образование клеток из бесформенного «живого вещества» (например, сенного настоя, сока алоэ и так далее). Ниже я привожу фрагмент из статьи «Огонька», воспевающей это открытие. Обратите внимание на фронтовую лексику, которая вообще была типичной для той эпохи.
… «Клетка… Кому не знакомо это слово, выражающее самое существенное в наших знаниях о тончайшем строении живых тел! В сознании каждого со школьной скамьи прочно укрепляется представление, что основу строения организмов составляют клетки - мельчайшие частицы, из которых сложены тела животных и растений.
Такой взгляд владел исследователями на протяжении почти целого столетия. Изучение клеток, их тончайшего строения и деятельности открыло новый, неведомый нам мир - "закулисную работу жизни", по выражению великого русского мыслителя А.И.Герцена. Но вместе с тем оно уводило в сторону от познания организма как целого, в котором клетки играют подчиненную, зависимую роль. Немецкий ученый Вирхов 90 лет назад объявил их ответственными за все состояния организма. Болезненные изменения нашего тела Вирхов назвал "клеточной патологией".
На многие годы незыблемыми, несокрушимыми истинами стали казаться слова Вирхова: "всё живое только из клеток», «каждая клетка возникает из клетки". Отсюда следовал вывод, что познание всех живых тел должно сводиться к изучению входящих в их состав клеток.
Вирхов был убежденным противником дарвинизма, теории развития живой природы. Он считал природу застывшей в своих формах с того момента, когда она "вышла из рук творца". Его представления омертвили клеточное учение, которое из теории, свидетельствующей о развитии органического мира, превратилось в руках Вирхова в мертвую догму о тождественном плане строения всех живых организмов. Вирховианство стало опорой реакционного, идеалистического направления в биологии, отрицающего подлинную эволюцию живой природы.
И в самом деле, о каком развитии, то есть о превращении простого в сложное, об образовании нового на месте отживающего старого, можно говорить, если считать, что жизнь организма начинается с клетки и ведет к возникновению клеток, дающих начало новым организмам? Одна клетка, по Вирхову, порождает множество клеток - организм. Из этого множества снова выделяется одна клетка, порождающая новое множество; бесконечная цель клеточных делений, воспроизводящих старые, вечно существующие формы. А где же развитие? Где образование нового?
На протяжении последних десятилетий прогрессивные ученые призывали к пересмотру вирховианской клеточной теории. Но только на основе марксистско-ленинского учения оказалось возможным разоблачить до конца извращения, внесенные Вирховом, и показать пути их преодоления.
Пятнадцать лет назад в скромной лаборатории на Пятницкой улице в Москве началась первая атака на твердыни вирховианства. Атаку возглавила Ольга Борисовна Лепешинская, профессор-большевик, доктор биологических наук, руководитель лаборатории - небольшого коллектива сотрудников, размещавшихся в нескольких комнатах института, носившего в те годы название Биологического института имени К.А.Тимирязева.
Оружием были факты, добытые упорным, сосредоточенным, кропотливым трудом. Доклады и выступления О.Б.Лепешинской неизменно сопровождались демонстрациями. На длинных столах выстраивались микроскопы - десятки штативов с первоклассной оптикой, позволяющей видеть тончайшие процессы развития.
Задача заключалась в опровержении метафизической вирховианской догмы, толкующей развитие как непрерывную цепь клеточных делений. Она противоречила марксистско-ленинскому пониманию развития как процесса, включающего наряду с медленными, постепенными, непрерывными изменениями и быстрые, скачкообразные изменения, нарушающие непрерывность развития. Догма Вирхова противостояла движению науки, мешала ее дальнейшему проникновению в тайны природы.
Под объективами лежали микроскопические препараты, на которых, переходя от микроскопа к микроскопу, можно было проследить удивительный процесс самозарождения клетки. Это были срезы, сделанные через развивающееся куриное яйцо - ту его часть, которая носит название зародышевого диска. Здесь идет бурное размножение клеток обычным путем, возникают зачатки органов. Но под зародышевым диском располагается желток. Его на протяжении многих лет считали источником питания зародыша. Это мнение оказалось неверным. Наблюдения О.Б.Лепешинской и ее сотрудников показали, что желток не только питательное, но и образовательное вещество, из которого строится тело эмбриона.
В жидкости, лежащей под зародышевым диском, зерна желтка образуют округлые тела - "желточные шары". Их обнаружили давно, но их роль оставалась неясной вплоть до того времени, когда О.Б.Лепешинская начала свои исследования. На препаратах легко улавливаются различия в строении желточных шаров. Если стоять на позициях вирховианства, этим различиям можно не придавать никакого значения - ведь они касаются "неживого", "питательного" материала. Но если подойти к ним с правильных, научных позиций, то шаг за шагом можно проследить процесс самозарождения клеток.
В этом и заключалось основное открытие О.Б.Лепешинской - доказательство возникновения клеток не из предшествующих клеток, а из неорганизованного, неоформленного материала - живого вещества.
В развитии животных организмов есть стадия, когда зародыш представляет собой одну клетку. Это вполне закономерно, так как в клетке в какой-то мере отражается далекое прошлое животных организмов, предки которых были одноклеточными существами. А доклеточная стадия? Ведь жизнь на земле возникла в виде клеток не сразу. Должно же находить отражение исходное, доклеточное состояние, когда жизнь воплощалась в более простых частицах - капельках живого вещества. И вот наблюдение открывало в развитии куриного зародыша эту стадию.
На протяжении ряда лет накапливались новые факты. Куриное яйцо было только одним из многих объектов исследования, В лаборатории изучались яйца различных птиц, рыб, земноводных животных. Во всех случаях обнаруживалась доклеточная стадия, открытая О.Б.Лепешинской. Становилось очевидным, что живое может существовать не только в виде клеток, но и как неоформленное, бесструктурное вещество. Рушился миф о том, что последней, "неделимой единицей" жизни является клетка. Жизненные свойства отнюдь не обязательно связаны с ней. Любая частица тела, если она обладает основным признаком жизни - обменом веществ с окружающей средой, - живая, она растет и развивается. Такой частицей может быть любая крупинка протоплазмы - белкового вещества, из которого построено тело клетки, - ничтожно малая, даже невидимая в микроскоп, даже молекула.
Живая молекула! Это казалось кощунством, посягательством на священные устои вирховианской догмы. А между тем представление о живых молекулах было вполне научным и полностью соответствовало диалектико-материалистическому мировоззрению.
О.Б.Лепешинская доказала, что из бесструктурного живого вещества, добытого из живого организма, возникают клетки.
Опыты были проведены на живом веществе гидр - маленьких пресноводных животных, обладающих высокой способностью к регенерации - восстановлению тела из небольшого кусочка. Гидру растирали в ступке. Полученную массу растворяли в воде и подвергали центрифугированию - разделению на составные части. Осадок был снова растерт в ступке, снова разведен водой и центрифугирован. И капля совершенно бесструктурного вещества, взятая из верхнего слоя осадка, помещалась под микроскоп.
Уже через час в капле появляются первые признаки возникновения клеток: образуются мельчайшие тельца, которые на глазах увеличиваются в размерах. Если в каплю добавить питательные вещества - корм гидры, - то развитие продолжается. Тельца растут, приобретая строение клеток. Затем начинается размножение. С помощью микроскопа нетрудно воспроизвести развитие клеток из живого вещества во всех подробностях.
Победа передовых взглядов на строение и развитие живых тел - новая победа мичуринской биологической науки. Вирховианство - это опора реакционного вейсманизма-морганизма, лжеучения о наследственности, созданного буржуазной наукой. Вейсманизм отрицает развитие в природе, толкуя все изменения живых тел как комбинации неизменных наследственных зачатков. Новое в природе, согласно представлениям вейсманистов-морганистов, не возникает: развития нет, есть только воспроизведение одним наследственным зачатком другого, совершенно такого же, и их различные сочетания.
Советская мичуринская биологическая наука на наших глазах переделывает природу, вызывая к жизни "существа будущего", как называл новые формы растений великий ученый И.В.Мичурин. Объединенными усилиями советские ученые различных специальностей вскрывают закономерности возникновения и развития животных и растительных организмов, созданных природой и преобразуемых человеком в интересах строительства коммунизма. В этой огромной работе вооружат и усилят творческую мысль новые представления о развитии - результат могучего влияния идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина на советское естествознание…»
В 1952 году в печати Лепешинская сообщила, что Сталин лично одобрил ее «новую клеточную теорию». Поскольку возражений со стороны власти не последовало, алхимическая теория Лепешинской восторжествовала. Десятки профессоров, по неосторожности выступивших против этого бреда, были изгнаны из научных учреждений и университетов. Ее дочь - Ольга Пантелеймоновна Лепешинская и зять Крюков публиковали в самых престижных научных журналах фантастические статьи о превращении клеток в кристаллы и кристаллов в клетки.
Так безграмотные большевики поставили на колени академическую науку. Но дело не только и не столько в них. Иосиф Сталин сам активно участвовал в создании псевдонаучной «мичуринской» биологии, потому что она полностью соответствовала его общей стратегии. Ему также должно было импонировать, что одна из двух основных догм неоламаркизма - передача по наследству приобретенных при жизни свойств - соответствовала положениям, высказанным им еще в 1906 года в статье «Анархизм или социализм?». Благодаря той давней статье, «мичуринскую» биологию можно было рассматривать как дальнейшее развитие его, сталинской, теории.
Считается, что Лысенко и Лепешинская создали «мичуринскую» биологию при поддержке Сталина. Более правильна другая формулировка: Сталин создал с помощью Лысенко и Лепешинской свою сталинскую биологию, названную мичуринской.
Только время всё расставило по своим местам…
Ольга Борисовна Лепешинская (1871-1963) - участница русского революционного движения, советский биолог
В моей памяти Ольга Борисовна Лепешинская - старушка небольшого роста, не выпускающая палку из рук. Маленькое, острое личико с глубокими крупными морщинами, украшено очками, из-под которых бросался подслеповатый, то добродушный, то рассерженный (но, в общем, не злой) взгляд. Одета чрезвычайно просто и старомодно. На кофте медная заколка, изображающая наш корабль «Комсомол», потопленный испанскими фашистами во время гражданской войны в Испании в 1935- 1936 годах. Я как-то сказал Ольге Борисовне, что этот корабль нашел не очень тихую пристань у нее на груди. Шутку она терпела, относясь к ней снисходительно.
О. Б. Лепешинская - человек сложной биографии и сложной судьбы. Рассматривать их надо в двух планах, до известной степени независимых, но все же связанных между собой.
Один план - это биография члена партии с момента ее основания. Жизнь Ольги Борисовны и ее мужа Пантелеймона Николаевича Лепешинского - видного деятеля российского революционного движения - в разные периоды была тесно связана с жизнью В. И. Ленина и Н. К. Крупской. Ольга Борисовна неоднократно выступала с докладами и статьями в печати, делясь своими воспоминаниями о встречах с Лениным.
В непосредственном общении с Ольгой Борисовной подкупала ее демократичность, может быть, только слегка подпорченная табелью о рангах «сталинской империи». Большевистская закалка сказывалась в прямоте и резкости суждений и полемических высказываний независимо от должности оппонента, в отвращении ко всякому проявлению антисемитизма; высшая мера отрицательной характеристики человека в ее определении была - «он юдофоб» (юдофоб - дореволюционный синоним антисемита). Простота в обращении сочеталась с приветливостью. Ольга Борисовна, несомненно, была человеком не злым и отзывчивым; воспитала несколько бездомных детей, дала им образование, вывела в жизнь. Бойцовские же ее качества проявлялись в упорной борьбе, которую она длительное время вела с могущественной в науке группой ученых при отстаивании своих научных концепций. Правда, здесь она была не одинока, имея поддержку всесильного в то время Т. Д. Лысенко. Но бескомпромиссность, настойчивость О. Б. Лепешинской вступили в противоречие с подлинными интересами науки.
Живое вещество. НАУЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛЕПЕШИНСКОЙ
Ольга Лепешинская в своём рабочем кабинете
В научные исследования была вовлечена вся семья Ольги Борисовны - ее дочь Ольга и зять Володя Крюков, даже 10-12-летняя внучка Света. Не примкнул к ним только Пантелеймон Николаевич. Более того, он не скрывал своего скептического и даже иронического отношения к научным увлечениям своей боевой супруги. Однажды мы случайно встретились в вагоне дачного поезда, и Ольга Борисовна со свойственной ей экспрессией всю дорогу посвящала меня в курс своих научных достижений. Пантелеймон Николаевич равнодушно слушал все это, и никаких эмоций на его добром, интеллигентном лице с небольшой седой бородкой не было заметно. Только вдруг, обращаясь ко мне, он произнес тихим, мягким голосом: «Вы ее не слушайте; она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости». Ольга Борисовна никак не отреагировала на эту краткую, но выразительную «рецензию», по-видимому, многократно ее слышав. Поток ее научной информации до самого конца поездки не иссякал, а Пантелеймон Николаевич продолжал с безучастным видом смотреть в окно.
Обстановка, в которой работала научная артель, была в подлинном смысле семейной. Лаборатория О. Б. Лепешинской, входившая в состав Института морфологии Академии медицинских наук, помещалась в жилом «Доме Правительства» на Берсеневской набережной у Каменного моста. Семейству Лепешинских, старых и заслуженных членов партии, были отведены две соседствующие квартиры, одна - для жилья, другая - для научной лаборатории. Это было сделано, исходя из бытовых удобств Ольги Борисовны, чтобы она и ее научный коллектив могли творить, не отходя далеко от кроватей. Разумеется, обстановка мало походила на обычную для научной лаборатории, требующую специальных приспособлений. Впрочем, Ольга Борисовна в них и не нуждалась, поскольку сложнейшие биологические проблемы удачно решались ею примитивнейшими методами.
Однажды я, как заместитель директора по научной работе Института морфологии (директором был академик АМН СССР А. И. Абрикосов), по настойчивой просьбе Лепешинской побывал в ее лаборатории. С Ольгой Борисовной меня связывало давнее знакомство, но в этом случае приглашение в лабораторию было продиктовано пиететом к моему служебному положению. Прием был, как и следовало ожидать, очень радушным, по-видимому, к нему готовились, чтобы произвести хорошее впечатление на официальное лицо. От меня, однако, не ускользнул бутафорский характер подготовки. Я застал лабораторию в состоянии бурной активности, она должна была рассеять многочисленные, часто анекдотического содержания, слухи о ее действительной работе. Мне показали оборудование, гордостью которого был недавно полученный английский электрический сушильный шкаф (в то время получение заграничной аппаратуры было делом трудным). Заглянув в шкаф, я убедился, что им и не пользовались. Две молодые лаборантки в новых белых халатах что-то усердно толкли в фарфоровых ступках. На вопрос, что они делают, ответили: толкут семена свеклы. Цель такого толчения в ступке мне пояснила Ольга Пантелеймоновна - дочь Ольги Борисовны: оно должно доказать, что произрасти могут не только части семени с сохранившимся зачатком ростка, но и крупицы, содержащие только «живое вещество». Затем Ольга Пантелеймоновна посвятила меня в исследование, выполняемое ею самой. Точно привожу ошеломившую меня фразу: «Мы берем чернозем из-под маминых ногтей, исследуем его на живое вещество». Я принял сказанное Ольгой Пантелеймоновной за шутку, но в дальнейшем понял, что это действительно было объяснением научного эксперимента. Впрочем, как показали события в научном мире, в подобных сообщениях в ту пору недостатка не было.
Из лаборатории я ушел с впечатлением, будто я попал в средневековье. И лишь спустя некоторое время я узнал из официальных сообщений, что побывал на вершине научного Олимпа...
Живое вещество. ОТКРЫТИЕ ЛЕПЕШИНСКОЙ
В чем же заключалось существо «открытия» О. Б. Лепешинской?
Здесь необходим краткий экскурс в некоторые основные проблемы биологии и медицины. До открытия клеточного строения организмов (30-е годы XIX века) существовало мистическое представление о бластеме, носительнице жизненных свойств, из которой образуются все ткани сложного организма. Совершенствование микроскопической техники (хоть и примитивной с нашей современной точки зрения) позволило Шлейдену (1836 год) у растений, а вскоре Шванну (1838 год) у животных открыть клетку как основную элементарную структурную единицу живого. Это было открытие глобального значения, одно из величайших в XIX веке. В дальнейшем немецкий ученый Ремак установил действующий и поныне закон новообразования и роста тканей, согласно которому всякая клетка происходит от клетки путем ее размножения и не может формироваться со всеми сложными ее деталями из «бластемы». Межклеточное вещество в неоформленном или волокнисто-фибриллярном виде - лишь производное клетки. Но его большая роль в физиологии и патологии ни в коем случае не отрицается.
Германский ученый Р. Вирхов перенес клеточный принцип в анализ природы болезней, их существа. В истории медицины стало принятым различать два периода - довирховский и послевирховский. «Вся патология - это патология клетки»,- провозгласил Вирхов, «она краеугольный камень в твердыне научной медицины». Его революционная клеточная теория происхождения болезней пришла на смену гуморальной теории, ведущей свое начало еще от Гиппократа. Важны полная поддержка и развитие Вирховым данных Ремака о происхождении новых клеток путем размножения предсуществующих, выраженная в формуле Вирхова «всякая клетка из клетки». Она была дополнена последующими исследователями словами: «того же рода».
О. Б. Лепешинская утверждала, что своими исследованиями доказала полную несостоятельность основ клеточной теории, и что вовсе не клетка, а неоформленное «живое вещество» - носитель основных жизненных процессов. Из него, мол, и образуются клетки со всеми их сложными деталями. Природа «живого вещества» в работах О. Б. Лепешинской не устанавливалась, это было общее, полумистическое понятие, без конкретной характеристики.
Исследования Лепешинской должны были, по ее мнению, нанести сокрушительный удар по величайшему открытию XIX века - клеточной теории вообще и вирховской формуле «всякая клетка из клетки» - особенно. И она была убеждена, что такой удар нанесла, и все те, кто этого не признает - заскорузлые и невежественные «вирховианцы». Правда, сама кличка, в которую вкладывалось позорящее не только в научном, но и в политическом отношении (что в ту пору часто совмещалось) содержание, была пущена в обращение не Лепешинской. Авторство принадлежало группе невежд «нового направления в патологии». Эта кличка стояла в одном ряду с вейсманистами - менделистами - морганистами, которую Лысенко и его соратники присвоили генетикам.
Теория «живого вещества» О. Б. Лепешинской возвращала биологическую науку к временам «бластемы». История науки знает возврат к старым и, казалось, отжившим теориям. Но он происходил в движении научной мысли по спирали с достижением более высокой точки на основе непрерывно совершенствующихся технических приемов, непрерывного их развития. Подобное требование полностью отсутствовало в работе О. Б. Лепешииской: она обходилась без него. Методические приемы Ольги Борисовны были настолько примитивны и настолько непрофессиональны, что все ее конкретные доказательства своей теории не выдерживали элементарной критики.
Основным объектом ее исследований были желточные шары куриного эмбриона, состоящие из желточных зерен, не имеющих клеточного строения. Они служат питательным материалом для зародыша. Зерна как бы прикрывают собой ядра клеток эмбриона, но постепенно, по мере расхода, ядра проявляются. Так О. Б. Лепешинская обнаружила образование клеток из «живого вещества». Просмотр ее гистологических препаратов убедил, что все это - результат грубых дефектов гистологической техники. Однако, несмотря на такую всеобщую оценку компетентными специалистами, Ольга Борисовна обобщила свои исследования в книге (1945 год), которую, как она мне сказала, хотела посвятить И. В. Сталину. Сталин, однако, от такого подарка отказался, но к самой книге отнесся с полной благосклонностью и поддержал содержащиеся в ней идеи. Это определило дальнейший ход событий.
Живое вещество. СОДОВЫЕ ВАННЫ. РЕЦЕПТ ОМОЛАЖИВАНИЯ
Книга воспоминаний Ольги Лепешинской «Путь в революцию». Пермское книжное издательство. 1963 год
Как же отнесся подлинный научный мир к исследованиям Лепешинской? В ответ на рекламирование ее открытия группа известных ленинградских биологов, в которую входили такие авторитетные ученые, как Д. Н. Насонов, В. Я. Александров, Н. Г. Хлопин, Ю. И. Полянский и другие, числом 13, опубликовала письмо в июле 1948 года в газете «Медицинский работник». Все исследования Лепешинской подверглись уничтожающей критике. Они оценивались как продукт абсолютного невежества и технической беспомощности. Редакция газеты не устояла перед авторитетом авторов письма, а отношение высших партийных и правительственных органов к «открытию» Лепешинской еще не было афишировано, иначе, конечно, письмо бы не опубликовали. Поэтому и расплата его авторов - борцов за чистоту науки - задержалась до «коронования» О. Б. Лепешинской.
Творчество О. Б. Лепешинской не ограничилось открытием «живого вещества». Она одарила человечество своими содовыми ваннами, которые якобы возвращали старым людям молодость, сохраняли ее молодым, поддерживали бодрость духа и тела. С докладом о найденной панацее Ольга Борисовна выступила в ученом совете Института морфологии под председательством А. И. Абрикосова, где были объединены наиболее авторитетные московские морфологи разных научных направлений. Происходило это лет сорок тому назад в уютном зале кафедры гистологии МГУ на Моховой улице. Основное содержание доклада было посвящено не теоретическим предпосылкам эффективности содовых ванн (об этом было сказано нечто нечленораздельное в общем аспекте «живого вещества» и воздействия на него содовых ванн), а испытанию их на отдыхающих в санатории «Барвиха». Санаторий предназначался для самых высокопоставленных деятелей государства, партийного аппарата, старых большевиков, заслуженных ученых, артистов, писателей. Ольга Борисовна долго рассказывала, как благоприятно отдыхающие отзываются об эффекте содовых ванн. Стыдно было за докладчика и за нас самих, вынужденных слушать этот бред. По окончании доклада воцарилось тягостное молчание. А. И. Абрикосов предложил задать вопросы докладчику и умоляющим взглядом обводил присутствующих, чтобы хоть кто-нибудь нарушил гнетущее молчание. Я разрядил обстановку озорным вопросом в стиле моего обычного иронического отношения к творчеству Лепешинской: «А вместо соды - боржом можно?» Но до Ольги Борисовны юмор не дошел. Она отнеслась к вопросу с полной серьезностью, ответив, что нужна только сода и заменить ее боржомом нельзя.
Рецепт «омолаживания» рекламировался разными способами. В результате из магазинов исчезла сода, она стала остродефицитным продуктом, так как шла главным образом на содовые ванны. Обычное проявление массового психоза. Обычное для людей, относящихся некритически (а если и скептически, то с тайной надеждой) к рекламируемым лечебным и профилактическим воздействиям: авось действительно поможет. Но этот психоз быстро прошел, сода снова появилась в продаже, а от самого метода и его эффективности остались только анекдоты.
Доклад Ольги Борисовны об омолаживающем действии содовых ванн обострил ее отношения с партийной организацией института. Бессодержательность работы лаборатории, руководимой Ольгой Борисовной, полное отсутствие элементарной лабораторной дисциплины были источником длительных конфликтов между нею и секретарем организации Д. С. Комиссарчук. Я, однако, полагал, что Лепешинская своей прошлой деятельностью заслуживает известной снисходительности, что наука для нее не профессия, а хобби, что это - безобидная блажь, мешать которой не следует, тем более, что сроки этой блажи ограничены возрастом (ей было тогда под 80) и к ней надо относиться только с юмором, что я и делал. Я даже как-то сделал Ольге Борисовне предложение следующего содержания. Это было в Доме ученых, в перерыве какой-то конференции, уже после ее «коронации». С группой участников мы сидели в голубой гостиной, когда туда вошла Лепешинская, как обычно с палкой, с гордо поднятой головой. Я ей сказал: «Ольга Борисовна, вы теперь самая завидная невеста в Москве. Выходите за меня замуж, а детей будем делать из живого вещества». Предложение это, как мне передавали много лет спустя, обошло научный мир с разными комментариями.
Я был убежден, что ни один ученый не может вступить с Ольгой Борисовной в серьезную дискуссию за отсутствием в ее исследованиях мало-мальски серьезных материалов для таковой. События, однако, показали, что я был неправ. Я не подозревал, что псевдонаучная деятельность для Ольги Борисовны не хобби, что в старушке сидит червь гигантского честолюбия, что она замахивается ни больше ни меньше как на революцию в биологических науках.
В результате всех конфликтов с партийной организацией Ольга Борисовна ушла из Института морфологии, мстительно не забыв этого до конца своей жизни. Она перешла со своей лабораторией в Институт экспериментальной биологии Академии медицинских наук, руководство которого в лице И. М. Майского и Н. Н. Жукова-Вережникова, несомненно, использовало О. Б. Лепешинскую для собственного карьерного выдвижения. При их активности осуществилась мечта Ольги Борисовны о революции в биологии, декретированной свыше и поддержанной Т. Д. Лысенко.
Живое вещество. ОТНОШЕНИЕ НАУЧНОГО МИРА
О. Б. Лепешинская. Обложка книги «Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме»
В 1950 году было устроено специальное закрытое совещание для обсуждения исследований Ольги Борисовны. По особому приглашению в нем приняли участие виднейшие ученые, причем список приглашенных был, несомненно, тщательно подготовлен и ограничен теми, на кого можно было заранее рассчитывать. Подготавливались к конференции и документальные материалы исследований Ольги Борисовны. Так как собственные препараты, на которых она делала свои сногсшибательные выводы, демонстрировать было нельзя из-за отсутствия в них даже ничтожных признаков профессионального мастерства, то профессору Г. К. Хрущеву поручили приготовить удовлетворительные в техническом отношении гистологические препараты, и их выставили для поверхностного обзора в микроскопе. Так, 22-24 мая 1950 года в отделении биологических наук Академии наук СССР состоялось представление под титулом: «Совещание по проблеме живого вещества и развития клеток». Руководил им глава отделения академик А. И. Опарин. Его выступление было увертюрой к спектаклю, разыгранному организованной труппой в составе 27 ученых в присутствии более 100 человек публики (тоже организованной). Имена артистов заслуживают того, чтобы быть увековеченными; они и увековечены в изданном Академией наук СССР стенографическом отчете совещания (издание АН СССР, 1950 год). Многие из участников понимали, конечно, какая позорная роль была им навязана и была ими принята, хотя и пытались в дальнейшем отмыться от этой грязи. Джордано Бруно среди них не оказалось, что и неудивительно: весь состав совещания был тщательно профильтрован с точки зрения послушания. Галилеи могли бы быть, но им вход на совещание предусмотрительно закрыли.
После доклада А. И. Опарина выступило семейное трио в составе О. Б. Лепешинской, ее дочери О. П. Лепешинской, ее зятя В. Г. Крюкова. В пристяжке к этой тройке был некий Сорокин, сотрудник О. Б. Лепешинской, ветеринар по образованию. Он выступил с докладом о работе, выполненной им во время учебы в аспирантуре Института физиологии, кстати, тема работы не имела никакого отношения к проблеме «живого вещества». В докладчики Сорокин был выдвинут, по-видимому, по признаку верноподданничества Лепешинской. Излагать содержание всех докладов нет никакой необходимости, да и возможности. Это был систематизированный бред, одно прикосновение к которому с элементарной научной требовательностью оставило бы лишь дым. Основной доклад самой О. Б. Лепешинской, начиненный руганью в адрес вирховианцев, был изрядно приправлен философско-политической демагогией, с частыми ссылками на марксистско-ленинскую литературу и особенно на Сталина. Ему же она посвящала финал, который мог бы заменить все выступление: «Заканчивая, я хочу принести самую глубокую, самую сердечную благодарность нашему великому учителю и другу, гениальнейшему из всех ученых, вождю передовой науки, дорогому товарищу Сталину. Учения его, каждое высказывание по вопросам науки было для меня действительной программой и колоссальной поддержкой в моей длительной и нелегкой борьбе с монополистами в науке, идеалистами всех мастей. Да здравствует наш великий Сталин, великий вождь мирового пролетариата и всего передового человечества!»
Таким славословием заканчивались многие доклады того времени и многие выступления. Это был своеобразный демагогический щит любого невежества, огораживающий автора от объективной научной критики и вызывавший гром аплодисментов, как случилось и тогда. Попробуй после этого грома - покритикуй! Прием для того времени трафаретный и беспроигрышный. Им же пользовалась чеховская жена пристава. Когда муж начинал ругаться, она садилась за рояль и играла «Боже, царя храни». Пристав умолкал, становился во фронт и подносил руку к виску.
Ольга Борисовна имела право ссылаться на Сталина, непосредственно или косвенно (через Лысенко) получив благословение «великого гения всех времен и народов» и его поддержку. Без этого притязания Лепешинской на роль реформатора были бы только курьезом, каких немало знала история биологии и медицины. Должен покаяться, что я долгое время относился к ее открытиям как к курьезу, пока совещание и все, что за ним последовало, не убедило меня в реальной угрозе науке и ученым.
Трофим Денисович Лысенко (1898-1976) - советский агроном и биолог, академик АН СССР (1939), академик АН УССР (1934), академик ВАСХНИЛ (1935), директор Института генетики АН СССР с 1940 по 1965 годы
Приводить содержание выступлений всех 27 трубадуров гениальности О. Б. Лепешинской невозможно. Подавляющее большинство даже не пыталось подвергнуть хотя бы и доброжелательной критике материалы исследования. Факты их не интересовали (да для многих они выходили далеко за пределы их компетенции); выступающие принимали их как бесспорные по доказательности, что давало простор для ничем не сдерживаемого разглагольствования об общих вопросах философии естествознания и о значении открытия О. Б. Лепешинской. Среди выступающих были откровенные проходимцы, карьеристы и невежды, для которых Лепешинская была мощным трамплином к академической и служебной карьере, и их участие в этом позорном спектакле закономерно. Гораздо более символично для эпохи - участие крупных ученых, таких, как академики Павловский, Аничков, Имшенецкий, Сперанский, Тимаков, Давыдовский и другие. Они нужны были как своеобразная академическая оправа для придания высокой авторитетности совещанию. Эти ученые, конечно, «ведали, что творили», отнюдь не будучи новичками я науке. Вероятно, единственным убежденным, верующим невеждой был академик Т. Д. Лысенко. «Открытия» О. Б. Лепешинской были состряпаны из тех же теоретических предпосылок и по той же системе, что и Лысенки: эти два «корифея» нашли друг друга. В своем выступлении он повторил основные положения своего «учения» типа: рожь может порождать пшеницу, овес может порождать овсюг и т. д. Как же происходит эта вакханалия превращения одного вида в другой и воспроизводство одних видов другими? Ответ на эти вопросы Лысенко получил в «открытии» Лепешинской. «Работы Лепешинской,- сказал он,- показавшие, что клетки могут образовываться и не из клеток, помогают нам строить теорию превращения одних видов в другие». Лысенко представлял дело не так, что, «например, клетка тела пшеничного растения превратилась в клетку тела ржи», а исходя из работ Лепешинской, так: «В теле пшеничного растительного организма, при воздействии соответствующих условий жизни, зарождаются крупинки ржаного тела... Это происходит путем возникновения в недрах тела организма данного вида из вещества, не имеющего клеточной структуры («живого вещества».- Я. Р.), крупинок тела другого вида... Из них уже потом формируются клетки и зачатки другого вида. Вот что дает нам для разработки теории видообразования работа О. Б. Лепешинской».
Прочитав эти строки, я вспомнил лаборанток в лаборатории О. Б. Лепешинской, которые толкли в ступках зерна свеклы: так, значит, «толчение в ступе» было экспериментальной разработкой величайших открытий в биологии.
Среди выступавших по сценарию спектакля наиболее сдержанным было выступление академика Н. Н. Аничкова, президента Академии медицинских наук. Он не рассыпался в безудержном восхвалении работ О. Б. Лепешинской, а кратко повторив их смысл, указал, что он видел некоторые препараты О. Б. Лепешинской (изготовленные Г. К. Хрущевым.- Я. Р.), но, конечно, не мог их углубленно изучить - на это потребовалось бы очень много времени. «Мне были показаны такого рода структуры и превращения,- говорил он,- которыми действительно можно иллюстрировать происхождение клетки из внеклеточного живого вещества. Конечно, желательно накопить как можно больше таких данных на разных объектах... Это - необходимое условие для перехода на принципиально новые позиции в биологии, а фактическая сторона должна быть представлена возможно полнее, чтобы новые взгляды были приняты даже теми учеными, которые стоят на противоположных позициях». Далее он вежливо отдал дань упорной и целеустремленной борьбе О. Б. Лепешинской за признание своего открытия, заметив, что для дальнейшей его разработки необходимо создать исследователю соответствующие условия. Другие ораторы были менее щепетильны в признании доказательности фактических материалов Ольги Борисовны. В этом отношении особенно поразило меня выступление академика Академии медицинских наук И. В. Давыдовского, одного из лидеров советской патологической анатомии. Процитирую только начало и конец его выступления. Начало: «Книга О. Б. Лепешинской, ее доклад и демонстрации, а также прения у меня лично не оставляют никакого сомнения в том, что она находится на совершенно верном пути». Конец: «В заключение я не могу не выразить О. Б. Лепешинской благодарности от лица советских патологов за ту острую критику и свежую струю, которую она внесла в науку. Это, несомненно, создаст новые перспективы для развития советской патологии».
Мне недавно передавали со слов И. В. Давыдовского, что он накануне совещания был вызван в ЦК, где его просили поддержать «открытие» Лепешинской. Он вынужден был выполнить «высокое» поручение.
Совершенно распластался перед Лепешинской патофизиолог академик АМН СССР А. Д. Сперанский, восхищаясь тем мужеством, с каким она преодолевала сопротивление своих идейных противников: «Только старый большевик, каким является О. Б. Лепешинская, в состоянии был преодолеть эти насмешки и подойти к такой форме доказательств, которые могут убедить других. Лично мне было бы печально, если бы только из-за методических недостатков дело О. Б. Лепешинской, дело нашей, советской науки было бы дискредитировано, если бы наша наука подверглась насмешливому к себе отношению со стороны лиц, всегда готовых к подобным издевательствам». А закончил свое патетическое выступление он так: «Мы должны признать себя ответственными за дело О. Б. Лепешинской и облегчить тяжесть, которая пока висит на плечах нашей милой Ольги Борисовны».
Приведенное краткое содержание выступления четырех академиков не нуждается в комментариях. Лишь два участника совещания в своих выступлениях коснулись доказательности фактического материала, легшего в основу «открытия» О. Б. Лепешинской. Один из них - Г. К. Хрущев, директор Института морфологии развития Академии, наук СССР, вскоре избранный в члены-корреспонденты Академии. Он изготовил гистологические препараты для демонстрации на совещании и, разумеется, удостоверил их убедительность. В конце Г. К. Хрущев потребовал решительного искоренения пережитков вирховианства и вейсманизма и уже стереотипно признал важность работ О. Б. Лепешинской. Другой профессор, М. А. Барон, крупный гистолог, заведующий кафедрой гистологии 1-го Московского медицинского института, в своем выступлении отметил, что препараты, изготовленные Г. К. Хрущевым, убедили его в правильности трактовки идей О. Б. Лепешинской. Чем была продиктована его, ученого чрезвычайно требовательного к морфологической методике и великолепно ею владеющего, смена резко отрицательного отношения к работам Лепешинской признанием их доказательности - сказать трудно. Вероятно, здесь действовал психологический эффект: давление сверху, к которому он был чувствителен, и доверчивость к препаратам, автором которых был его коллега Г. К. Хрущев. В дальнейшем М. А. Барон был жестоко наказан самой же Лепешинской, сотрудник которой - Сорокин - обвинил его в научном плагиате. Обвинение было поддержано Ольгой Борисовной со всеми вытекающими последствиями.
В общем, это был не академический форум, со строгим подходом к экспериментальным материалам и их объективной оценкой, а коллективный экстаз, сдерживаемый и несдерживаемый либо тщательно разыгранный. Не нашлось ни одного человека среди участников, который бы, подобно наивному ребенку, сказал, что король голый. Вход наивным детям на это совещание был тщательно закрыт, а подвижников науки среди присутствовавших не нашлось. Ведь эта роль требует жертвенности! Среди выступавших у немногих хватило научной совести последовать совету А. С. Пушкина стараться «сохранить и в подлости осанку благородства».
Естественно возникает вопрос: какие силы заставили подлинных ученых сыграть предложенную им позорную роль? Здесь действовали и психологические факторы и политический нажим. Прежде всего отбирались люди, уступчивые воле государственных олимпийцев, не могущие ей противостоять. Люди, обласканные властью, дорожащие этой лаской, поскольку она влекла за собой многие привилегии. Кроме того, подсознательная и сознательная боязнь потерять уже заработанные привилегии и лишиться последующих нередко двигала на подобные поступки. Психологический фактор действовал и в другой форме. Я имею в виду подлинных ученых, терявших чувство реальности. Надо было в действительности иметь твердую голову, чтобы в вакханалии невежества в сталинские времена не утратить чувства подлинной науки, сохранить его до того времени, когда в этом возникнет необходимость, что неизбежно.
Приглашение ученых на заведомо подлые роли было частным случаем системы массового развращения необходимых сталинскому режиму представителей науки, литературы, поэзии, живописи, музыки, уничтожения традиционных представлений о благородстве, доброжелательности, мужестве, честности, всего того, что входит в краткое, но емкое слово - совесть.
Послушные воле организаторов спектакля, все единодушно признали исследования О. Б. Лепешинской доказательными для их революционизирующего значения в науке. Сама она была признана великим ученым, что вскоре подтвердило присуждение ей Сталинской премии I степени и избрание в академики Академии медицинских наук. Так была оформлена революция в биологических науках, так завершился акт уже не индивидуального, а коллективного бесстыдства. Это торжество мракобесия произошло в 1950 году, в век атома, космоса и великих открытий в области биологии! «Живое вещество» победило разум.
Живое вещество. ПОТОК ВОСХВАЛЕНИЯ
Ольга Лепешинская с коллегами и единомышленниками
На Ольгу Борисовну с разных сторон обрушился поток безудержного восхваления при участии всех возможных механизмов пропаганды: публицистики, литературы, радио, телевидения, театра и т. д., за исключением, кажется, только композиторов; они не успели в него включиться. Профессорам медицинских вузов было вменено в обязанность в каждой лекции цитировать учение Лепешинской, что строго контролировалось.
Я не был на собрании ученых в Колонном зале Дома союзов. Присутствовавшие мне передавали, что при появлении в президиуме О. Б. Лепешинской все заполнившие огромный зал научные работники встали и, стоя, бурными овациями приветствовали новоявленного гения. Можно не сомневаться в искренности лишь ничтожной части аплодисментов. Остальные хлопали по закону стадности.
Да, самой трезвой голове трудно было бы устоять. Можно ли упрекнуть женщину на пороге 80-летия, что ее увлек поток восхвалений? Ей хотелось, чтобы у ее ног был весь научный мир, особенно те, кто не признавал ее достижений. На них услужливый аппарат власти обрушил тяжелый молот возмездия с разной степенью кары. В первую очередь это коснулось группы ленинградских ученых. Но Ольга Борисовна охотно давала отпущение грехов покаявшимся в них.
Она рассказывала мне, что профессор К., один из наиболее активных критиков ее работ, войдя к ней, несколько мгновений постоял у двери, а затем кинулся ей на шею. Ольга Борисовна охотно приняла его в свои объятия и после короткой беседы отпустила его с евангельским напутствием: «Иди и не греши». Поведав мне об этом визите с полным самодовольством, Лепешинская высказала свое сокровенное желание, чтобы с покаянием к ней лично пришел профессор Н. Г. Хлопин, самый упорный из ее противников (вынужденное публичное покаяние Хлопина уже состоялось.- Прим. ред.). Здесь мне впервые изменило ироническое отношение к ней, и я резко возразил, что этого она не дождется. Разговор кончился бурной перепалкой, в которой я с полной откровенностью сказал ей все, что думаю об ее «открытии». В запальчивости (передо мною была уже не добродушная старушка, а разъяренная тигрица) она кричала, что в США назначена большая премия тому, кто опровергнет ее работы, а в Чехословакии четыре лаборатории их подтвердили. Я ответил, что для меня эта аргументация не убедительна, что даже если дело обстоит так, как говорит она, то и в США и в Чехословакии на ней заработают деньги: кто-то - за опровержение, другие- за подтверждение. Это была одна из последних наших встреч (лето 1951 года), случайным свидетелем которой стал мой сосед по даче, известный ученый-экономист. Отголоски ее дошли до меня (при косвенном и непроизвольном его участии) в 1953 году, проделав длинный путь в лефортовскую тюрьму, где я в то время находился как один из обвиняемых по «делу врачей».
Пришлось сдаться и другому серьезному противнику «учения» Лепешинской. Я имею в виду академика АМН СССР Д. Н. Насонова, крупного ученого, гордого и самолюбивого ленинградца, аристократа науки. Дважды я был невольным свидетелем его унижения. Хотя и горько, приведу эти сцены как приметы общественного климата.
Первый раз дело было вскоре после возвышения Лепешинской, когда на Насонова и его сотрудников обрушились репрессии за инакомыслие. Он сидел в холле медицинской академии за столиком с телефоном, принадлежавшим техническому сотруднику Белле Семеновне. Хозяйка отсутствовала, Насонов занял ее место и, читая какую-то беллетристику, время от времени звонил в ЦК партии заведующему отделом науки Ю. А. Жданову, дожидаясь согласия на встречу.
Как это было принято в то время у крупных руководителей, они через секретаря не отказывали, в приеме, тем более академику, но были заняты целый день на заседаниях, коротких деловых отлучках, о чем секретарь информировал ожидающего, советуя позвонить через полчаса, час и т. д. Так и просидел целый день Дмитрий Николаевич за столиком Беллы Семеновны, отвечая на частые звонки, адресованные ей, быстро усвоенным канцелярски-любезным тоном: «Белла Семеновна сейчас отсутствует. Когда будет, не знаю, позвоните, пожалуйста, через час».
Второй раз это было на сессии Академии наук летом в Доме ученых, когда Насонов выступил с покаянием (чтобы оно было принято, тоже надо было получить согласие власть предержащих). После он выскочил в фойе, закрыв лицо руками, с возгласами: «Как стыдно, как стыдно!» Я попытался «утешить» его формулой М. С. Вовси: «Сейчас ничего не стыдно!»
Живое вещество. РЕАКЦИЯ НА ОТКРЫТИЕ ЛЕПЕШИНСКОЙ ЗА РУБЕЖОМ
Какова же была реакция на открытие Лепешинской за рубежом? До меня дошел только отклик в «Журнале общей патологии и патологической анатомии», издающемся в ГДР (другие зарубежные издания в ту пору «борьбы с низкопоклонством перед Западом» были практически недоступны). Этот журнал поместил без комментариев информацию о состоявшемся открытии, сообщение о резкой критике в СССР принципа «всякая клетка из клетки» и что все учение Вирхова, которого в Германии (да и во всем мире) включали в список гениальных творцов науки, объявлялось реакционным, нанесшим огромный вред. Излагая вкратце содержание открытия Лепешинской, журнал сообщил о допотопном методе окраски гистологических препаратов и сопроводил его название взятым в скобки восклицательным знаком. Этот восклицательный знак был единственным комментарием к сообщению об открытии Лепешинской. Сдержанно-скептическое отношение патологов в ГДР однако не было примером для руководящих партийных и правительственных органов в других социалистических странах. По-видимому, следуя указаниям из центра, они признали «открытия» Лысенко и Лепешинской величайшими достижениями мировой науки, опираясь на которые должна развиваться и наука в их странах. Особенно показательно в смысле навязывания странам социалистического содружества идей Лысенко - Лепешинской свидетельство известного польского физика Леопольда Инфельда, ученика и сотрудника Альберта Эйнштейна. В течение длительного времени Инфельд жил и работал в США и Канаде. В 1950 году по приглашению польского правительства он вернулся на родину. В своих воспоминаниях (журнал «Новый мир» № 9, 1965 г.) Инфельд пишет о том недоумении, которое у него, привыкшего к независимости научного творчества, вызвали общие директивные указания польского правительства руководствоваться в науке идеями Лысенко и Лепешинской. Особенно странное впечатление, по его словам, произвела на него «тронная речь» назначенного первого президента польской Академии наук Дембовского при ее открытии. В этой речи Дембовский сказал, что польская наука должна следовать по пути, указанному Лысенко и Лепешинской. Инфельд подчеркивает - не по пути Кюри-Склодовской и Смолуховского, чьи имена украшают польскую науку, а именно по пути Лысенко и Лепешинской. Эти и ряд других строк из мемуаров Л. Инфельда - пример того, как в последний период «культа личности» и в других социалистических странах политика грубо вторгалась в управление наукой, во все ее детали.
Ольга Лепешинская выступает на радио. 1952 год
Научная активность О. Б. Лепешинской не затихала и после «коронации». Она подарила миру еще одно открытие, в которое меня посвятила при одной встрече на даче. Ольга Борисовна решила: телевидение разрушает «живое вещество». Что привело ее к такому выводу, она не объясняла. Разумеется, Лепешинская это открытие не удержала при себе, а, заботясь о благе человечества, сообщила о нем в надлежащие инстанции. К ней приезжал встревоженный «начальник телевидения», как она мне назвала его, и нашел это открытие очень важным. Судя по всему, однако, оно прошло для телевидения бесследно. По-видимому, практика здесь отстала от науки!
Большую активность во внедрении идей Лепешинской в исследования проявлял в ту пору вице-президент Академии медицинских наук СССР Н. Н. Жуков-Вережников. В различных научных учреждениях теории Лепешинской находили своих адептов. Так был открыт клапан для дешевого карьеризма: кратчайший и беспроигрышный путь к диссертациям, конечно, наряду с оболваниванием легковерных.
Торжество О. Б. Лепешинской продолжалось и подстегивалось различными способами, ему не давали остыть, и горючее для него подбрасывалось непрерывно. Однажды в летний день 1951 года я, будучи на даче, был удивлен пронесшейся по тихим просекам дачного поселка вереницей шикарных автомашин. Оказалось, что это был день 80-летия Ольги Борисовны, и с поздравлениями к ней на дачу прибыли крупные «деятели» науки Лысенко, Жуков-Вережников, Майский. Как она мне потом рассказала при случайной встрече, ее прославляли, пели дифирамбы, а она в ответном слове сказала: «Меня не признавали, мне мешали работать, а вирховианцы из Института морфологии меня вообще выгнали, но я все же победила». Упоминание о вирховианцах из Института морфологии стало, вероятно, надгробным камнем для него. Вскоре после указанного торжества институт ликвидировали.
Прошли годы. Восстановление норм общественной и политической жизни сопровождалось и восстановлением (хотя и весьма нелегким) норм подлинной науки, для дискредитации которой трудно было придумать более подходящий персонаж, чем О. Б. Лепешинская. Эта позорная страница в истории советской науки и вообще советской общественной жизни уходила в прошлое, хотя и не была забыта окончательно. Однако в случившемся меньше всего виновата Ольга Борисовна. Позор тем деятелям, которые дали безграничный простор ее честолюбию, организовали спектакль с ее посвящением в гении, сделали всеобщим посмешищем старого человека, заслуженного деятеля Коммунистической партии, выставив его на позор и поругание вместе с советской наукой. Деятели эти не только не понесли никакого наказания, но благополучно почивали на лаврах из шутовского венка О. Б. Лепешинской. А ее «учение» было бесшумно спущено в небытие.
(1950). Основные труды посвящены исследованию оболочек животных клеток, гистологии костной ткани.
Широкую известность в СССР получило обсуждение (в дальнейшем не подтверждённой) теории О. Б. Лепешинской о новообразовании клеток из бесструктурного «живого вещества». Теория Лепешинской на совместном совещании АН и АМН СССР 1950 года была поддержана рядом гистологов и всеми выступавшими докладчиками, включая Т. Д. Лысенко , но впоследствии встретила осуждение критиков как политизированное и антинаучное направление в советской биологии. Профессорам медицинских вузов было вменено в обязанность в каждой лекции цитировать учение Лепешинской (как превращение в живое из неживого). За рубежом ее неподтвердившееся открытие не нашло отклика.
Факты биографии, участие в революционном движении
О. Б. Лепешинская родилась 6 (18) августа года в Перми в богатой буржуазной семье. Отец умер через три года после рождения Ольги. Братья Борис, Александр (старшие) и Дмитрий (младший), сестра Елизавета (старшая) и Наталья (младшая). Мать Елизавета Федоровна Даммер (по мужу Протопопова) владела шахтами , пароходами и доходными домами . Со слов Ольги, она обладала энергичным, властным характером широкого размаха, «было в моей матери что-то от Вассы Железновой ».
Ещё учась в гимназии, Ольга поссорилась с матерью. Елизавета Фёдоровна получила жалобу от служащих по поводу несправедливой оплаты труда и послала Ольгу в город Губаху для того, чтобы та разобралась в ситуации. Узнав, в каких условиях живут шахтёры и вернувшись, она назвала мать бесчеловечной эксплуататоршей. Впоследствии мать лишила её наследства. Родилась и жила до 1888 года О. Б. Лепешинская в доме Вердеревского по адресу ул.Сибирская , 2.
В 1891 году О. Б. Лепешинская окончила Пермскую Мариинскую женскую гимназию с присвоением звания «домашней учительницы по математике». В 1890-х гг. получила начальное медицинское образование на фельдшерских Рождественских курсах в Санкт-Петербурге , где познакомилась с Инной Смидович , сестрой революционера-большевика П. Г. Смидовича . С 1894 года вступила в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса », став его активной участницей.
В 1897 году Лепешинская окончила Училище Лекарских Помощниц и Фельдшериц с присвоением звания «Лекарской помощницы». В мае этого года она организовала фельдшерский пункт на железнодорожном вокзале в Челябинске . В этом же году, став женой Пантелеймона Николаевича Лепешинского , последовала за ним в ссылку в Енисейскую губернию . Там она служила фельдшером в селе Курганском. Вместе с семнадцатью ссыльными она подписала «Протест российских социал-демократов» против «Экономистов ». Сопровождая мужа в ссылке, работала фельдшером в Красноярском крае .
В 1898 году Лепешинская вступила в РСДРП , а после раскола партии примкнула к большевикам . С 1900 года она участвовала в работе псковской группы содействия «Искре ». Затем, в 1903 году вновь последовала за мужем в Минусинск в Сибири и организовала побег мужа из ссылки. С 1903 г. чета Лепешинских находилась в эмиграции в Швейцарии . Там О. Б. Лепешинская училась на медицинском факультете в Лозанне . В Женеве она организовала столовую большевиков-эмигрантов, которая являлась местом заседаний большевистской группы. В 1906 году Ольга Борисовна вернулась в Россию, вела партийную работу в Орше до 1910 года.
В 1915 году Лепешинская окончила Императорский Московский университет на медицинском факультете с получением стипендии «Лекаря с отличием». Работала ассистентом на кафедре университета, но была уволена за революционную деятельность. Практиковала медицину в Москве и Крыму . В 1917 году была членом ревкома станции Подмосковная . Организовала школу-коммуну для беспризорных детей в деревне Литвиновичи, где Лепешинская жила у матери мужа - Пантелеймона Николаевича. Большинство воспитанников потом приехали в Москву и учились в опытно-показательной школе на Знаменке . Позже этой школе было присвоено имя П. Н. Лепешинского, и в ней учились многие дети из Дома правительства .
С 1919 года Лепешинская преподавала и занималась научной работой в Ташкенте , затем в Москве , где работала ассистентом Московского университета. С 1926 года работала в гистологической лаборатории Биологического института имени К. А. Тимирязева . С 1936 года - в цитологических лабораториях и Академии медицинских наук СССР . С 1949 года в заведовала отделом развития живого вещества. В 1950 году получила Государственную (Сталинскую) премию СССР. Награждена орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени.
Представления Лепешинской о неклеточной структуре живого вещества, которых она придерживалась до последних дней своей жизни , были отвергнуты как не получившие подтверждения.
Издано множество научных работ и статей Лепешинской. Она - автор книги мемуаров «Встречи с Ильичём (Воспоминания старой большевички)», третье издание - в 1971 году.
Научная деятельность
Основные научные работы Лепешинской связаны с темами оболочек животных клеток, гистологии костной ткани.
Лепешинская предлагала метод лечения ран кровью (гемоповязок), который применялся в военное время.
Новообразование клеток (теория «живого вещества»)
Свои исследования Лепешинская проводила на куриных яйцах , икре рыб , головастиках , а также на гидрах .
«Шёл 1933 год <…>. Однажды весной я наловила только что выклюнувшихся из икры головастиков и принесла в лабораторию. Беру одного и раздавливаю. Каплю крови и слизи раздавленного головастика кладу под микроскоп <…>. Жадно, с нетерпением отыскиваю в поле зрения эритроциты .Но что это? Взгляд мой впивается в какие-то шары. Навожу объектив микроскопа на резкость. Передо мной совершенно непонятная картина: среди вполне развитых клеток крови отчетливо различаю какие-то как бы недоразвитые клетки - мелкозернистые желточные шары без ядер, желточные шары поменьше, но уже с начинающим образовываться ядром. Казалось, что перед глазами полная картина рождения клетки…»
В 1934 году Лепешинская опубликовала монографию «К вопросу о новообразовании клеток в животном организме». Опираясь на биогенетический закон Э. Геккеля , Лепешинская предположила, что в организме имеются неоформленные протоплазматические образования наподобие гипотетических «монер» Геккеля, которые трансформируются в клетки.
В 1939 году к 100-летию клеточного учения вышла новая статья Лепешинской «Происхождение клетки», в которой Лепешинская называла своим предшественником швейцарского анатома и эмбриолога В. Гиса (1831-1904). Этот учёный производил наблюдения кровяных островков внутри желточного мешка. По мнению историка науки А. Е. Гайсиновича , выводы данного учёного были вызваны несовершенством методики окрашивания, и сам автор, будучи учеником Ремака и Вирхова , уже в конце XIX века отказался от этих взглядов.
В этой же публикации Лепешинская ссылалась на работы профессора гистологии Военно-Медицинской академии , автора одного из первых отечественных руководств по микроскопической анатомии, М. Д. Лавдовского , который (по современным данным - ошибочно ) в 1899 году предполагал возможность клеткообразования из живой материи - формообразовательного вещества.
Также в своих работах Лепешинская ссылалась на теорию протомеров М. Гейденгайна (1864-1949) и симпластическую теорию Ф. Студнички (1870-1955), «кариосомы » Минчина.
В 1930-е годы Лепешинская занималась изучением оболочек эритроцитов , заметив, что с возрастом они становятся плотнее и менее проницаемыми. Для смягчения их оболочек она предлагала использовать соду . В 1953 году в статье «О принципе лечения содовыми ваннами» (Клиническая медицина. № 1) Лепешинская сообщила, что сода может «сыграть большую роль и в вопросе борьбы со старостью, с гипертонической болезнью, склерозом и другими заболеваниями» (с. 31). Она утверждала, что если впрыснуть соду в оплодотворенные яйца курицы, то цыплята проявляют прожорливость и перегоняют в росте контрольных цыплят, не гибнут от ревматизма . Лепешинская также указывала на благоприятное действие содового раствора на семена растений.
Изучая влияние препаратов крови на процессы заживления, Лепешинская предлагала метод лечения ран кровью (гемоповязок). Это предложение встретило поддержку ряда медицинских деятелей. В 1940 году она передала для опубликования в «Советскую хирургию» работу по вопросу лечения ран кровью под заглавием «Роль живого вещества в процессе заживления ран». Статью не напечатали, но в 1942 году в газете «Медицинский работник» была опубликована статья Пикуса под заголовком «Гемоповязки», в которой говорилось, что автор статьи, хирург военного госпиталя, успешно применял данный метод лечения ранений в военное время.
Научные и политические сторонники Лепешинской
Теория Лепешинской о неклеточном живом веществе была отмечена правительственными наградами и противопоставлялась «буржуазной» генетике как марксистская теория. Это учение вошло в учебники средней и высшей школы сталинских времён как крупное биологическое открытие в области дарвинизма . Книга Лепешинской была дополнена многочисленными похвалами Сталину и переиздана, а в 1950 году её автор, которой уже было 79 лет, была удостоена Сталинской премии .
С 1949 года Лепешинская работала в , где заведовала Отделом развития живого вещества.
Директору Института морфологии животных АН СССР профессору Г. К. Хрущову было поручено не только ознакомиться с работами лаборатории О. Б. Лепешинской, но и подготовить демонстрацию её препаратов, а также выступить с оценкой итогов её работ и перспектив их дальнейшего развития.
С 22 мая по 24 мая 1950 года в Москве происходило совещание по проблеме живого вещества и развития клетки в Отделении биологических наук Академии наук СССР. На этом совещании теорию Лепешинской поддержали все выступавшие докладчики, и в частности, Т. Д. Лысенко . Профессор Г. К. Хрущов , готовивший демонстрационные препараты для Комиссии АН и АМН СССР, на этом совещании заявил, что весь материал, представленный Лепешинской, «вполне достоверен и повторим» и что для цитологии «он имеет большое значение».
Ближайший сотрудник Лепешинской В. Г. Крюков в 1989 году утверждал, что подготовка препаратов Г. К. Хрущовым имела «очевидный смысл» - необходимость «снять всякие ссылки критики на „неудовлетворительное качество“ препаратов Лепешинской». Выступавший на совещании профессор, заведующий кафедрой гистологии 1-го Московского медицинского института М. А. Барон заявил:
О наличии экспериментальных подтверждений своих работ сама Лепешинская на данном совещании говорила следующее:
Мы работаем над этой проблемой более пятнадцати лет, и до сих пор наши данные ещё никем экспериментально не опровергнуты, а подтверждения, в особенности за последнее время, есть (работы Сукнева, Бошьяна, Лаврова, Галустяна, Комарова, Невядомского, Морозова, Гарвей и Гравиц).
Критика теории о «живом веществе»
Идеи, высказанным Лепешинской, были подвергнуты критике биологами Н. К. Кольцовым , Б. П. Токиным , М. С. Навашиным, А. А. Заварзиным , Н. Г. Хлопиным и другими. В разгоревшейся полемике Лепешинская обвинила их в идеализме .
В частности, в 1935 году Б. П. Токин, бывший директор Биологического института им. Тимирязева, говоря о трактовке Лепешинской биогенетического закона, утверждал:
«Происхождение клетки из желточного шара в курином эмбрионе понимать как рекапитуляцию ранней фазы в эволюции клетки, как это делает Лепешинская, также „научно“, как если бы эти самые желточные шары, являющиеся дериватом клеток, захотели принять за первичный живой белок, происходящий из неорганической материи».
Позже Б. П. Токин, также выдвинувший понятие онтогении клетки как её развития между двумя делениями, отвечая на выпад Лепешинской, в 8-м номере журнала «Под знаменем марксизма» за 1936 год, писал:
«Поскольку речь идет об образовании de novo клеток современных организмов, являющихся продуктом длительного хода эволюции, дискутировать не о чем, так как такие идеи являются давно пройденным, младенческим этапом в развитии науки и стоят сейчас за её пределами».
Я вспомнил лаборантов в лаборатории О. Б. Лепешинской, толкущих в ступках зерна свеклы: это не было «толчение в ступе», а экспериментальная разработка величайших открытий в биологии, совершаемых подпиравшими друг друга маниакальными невеждами.
В 1939 году в «Архиве биологических наук» была напечатана статья ведущих советских гистологов А. А. Заварзина, Д. Н. Насонова, Н. Г. Хлопина под названием «Об одном „направлении“ в цитологии». Анализируя подробно работы Лепешинской на желтке куриного яйца, на яйцах севрюги и на гидре , авторы отметили методическое несовершенство её работ (неправильно окрашенные и плохо сделанные препараты). Авторы данной статьи критиковали теоретические выводы Лепешинской, сделав вывод, что «во всех этих работах вместо точных фактов читателю преподносятся плоды фантазии автора, фактически стоящей на уровне науки конца XVIII или самого начала XIX в. », «отметает всю органическую эволюцию и всю современную эмбриологию». Заканчивая свою статью, авторы заметили, что все те ученые, которых Лепешинская обвинила в предвзятом отношении к её работам, «должны сознаться в одной большой вине, а именно: что своим попустительством способствовали тому, что О. Б. Лепешинская могла развивать свою ненаучную деятельность столько времени, и не сумели направить её энергию по руслу какой-нибудь другой, действительно научной проблемы».
Критики утверждали, что Лепешинская «фактически призывала вернуться к воззрениям Шлейдена и Шванна , то есть к уровню науки 1830-х годов».
В 1958 году последовала критическая оценка теории Лепешинской в журнале «Science» учёных Л. Н. Жинкина и В. П. Михайлова.
Ненаучная деятельность, догматизация, письмо Сталину
Чтобы разгромить вреднейшее, реакционнейшее, идеалистическое учение Вирхова, задерживающее продвижение науки вперёд, нужны прежде всего факты, факты и факты, нужны опыты, доказывающие несостоятельность и реакционность этого учения. Это нужно для того, чтобы ускорить темпы выполнения указания товарища Сталина превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны.
Несоответствие этой точке зрения Лепешинская считала нарушением партийной дисциплины. В Архиве АН СССР исследователи А. Е. Гайсинович, Е. Б. Музрукова обнаружили копию заявления Лепешинской в Комиссию партийного контроля ВКП(б) с предложением назначить следствие по делу директора Биологического института им. Тимирязева Б. П. Токина, одного из первых её критиков и, как она отметила в скобках, сына кулака, эсера (1935 г.).
«Дорогой Иосиф Виссарионович! В течение нескольких лет я пыталась собственными силами победить те препятствия, которые ставили мне в научной работе не только реакционные, стоящие на идеалистической или механистической позиции учёные, но и те товарищи, которые идут у них на поводу… Работы, являющиеся продолжением моих прежних работ, получивших высокую оценку со стороны тов. Лысенко, выходя из моей лаборатории, залеживаются в архивах дирекции, не читаются и не ставятся на доклады»
Монографии
- Лепешинская О. Б. Оболочка красных кровяных телец как коллоидная система и её изменчивость. - М.-Л.: Главнаука, ГИЗ, 1929. - 78 с.
- Лепешинская О. Б. Оболочки животных клеток и их биологическое значение. - [М.]: Медгиз, 1947. - 130 с.
- Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1945. - 294 с.
- Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во АМН СССР, 1950. - 304 с (Переиздание: Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во АМН СССР, 1950. - 265 с.)
- Лепешинская О. Б. Развитие жизненных процессов в доклеточном периоде. - М.: Изд-во АН СССР, 1952. - 303 с.
- Лепешинская О. Б. Оболочки животных клеток и их биологическое значение. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Изд-во АМН СССР, 1953. - 112 с.
Брошюры
- Лепешинская О. Б. Воинствующий витализм. О книге проф. Гурвича ["Лекции по общей гистологии"]. - Вологда: «Северный печатник», 1926. - 77 с.
- Лепешинская О. Б. Зачем нужна диалектика естествоиспытателю. К вопросу об отложении извести в организме. Развитие кости как диалектический процесс… [Сб. статей] - М.: Изд-во Гос. Тимиряз. НИИ, 1928. - 67 с.
- Лепешинская О. Б. Клетка, её жизнь и происхождение. - М.: Сельхозгиз, 1950. - 48 с (Переиздание: Лепешинская О. Б. Клетка и её происхождение. - М.: Сельхозгиз, 1951. - 48 с. Переиздание: Лепешинская О. Б. Клетка, её жизнь и происхождение. - М.: Госкультпросветиздат, 1952. - 62 с.)
- Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества. - [М.]: «Молодая гвардия», 1951. - 39 с (Переиздание: Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества. Стенограмма публичной лекции… - [М.]: «Правда», 1951. - 40 с. Переиздание: Лепешинская О. Б. Происхождение клеток из живого вещества. - М.: Воениздат, 1952. - 76 с.)
- Лепешинская О. Б. Развитие клеток из живого вещества. (Материал к лекции с диафильмом и методические указания). - М.: Госкультпросветиздат, 1952. - 32 с.
- Лепешинская О. Б. Развитие клеток из неклеточного живого вещества. - М.: Госкультпросветиздат, 1952. - 54 с.
- Лепешинская О. Б. У истоков жизни. Лит. запись В. Д. Елагина. - М.-Л.: Детгиз, 1952. - 96 с (Переиздание: Лепешинская О. Б. У истоков жизни. Лит. запись В. Д. Елагина. - М.-Л.: Детгиз, 1953. - 104 с.)
- Лепешинская О. Б. О жизни, старости и долголетии. Расшир. стеногр. публичной лекции… - М.: «Знание», 1953. - 48 с (Переиздание: Лепешинская О. Б. О жизни, старости и долголетии. Расшир. стеногр. публичной лекции. - Мн.: Изд-во АН БССР, 1953. - 60 с.)
- Лепешинская О. Б. Развитие и перспективы новой клеточной теории. - М.: Госкультпросветиздат, 1953. - 56 с.
- Лепешинская О. Б. Неклеточные формы жизни и происхождение клеток. (Материал для бесед). - Свердловск: [Б. и.], 1954. - 11 с.
Редакторская работа
- Внеклеточные формы жизни. Сб. материалов для преподавателей биологии. Под ред. О. Б. Лепешинской. - [М.]: Изд-во АПН СССР, 1952. - 244 с.
Воспоминания
- Лепешинская О. Б. Мои воспоминания. Лит. запись Г. И. Эйсурович. - Абакан: Хаккнигоиздат, 1957. - 102 с.
- Лепешинская О. Б. Встречи с Ильичём (Воспоминания старой большевички). - М.: Госполитиздат, 1957. - 40 с.
- Лепешинская О. Б. Путь в революцию. Воспоминания старой большевички. Лит. запись З. Л. Дичарова. - Пермь: Кн. изд., 1963. - 118 с.
.- А. Е. Гайсинович, Е. Б. Музрукова. «Учение» О. Б. Лепешинской о «живом веществе» .
- Об одной ненаучной концепции («Письмо 13-ти», авторы: Н. Г. Хлопин, Д. Н. Насонов, П. Г. Светлов, Ю. И. Полянский, П. В. Макаров, Н. А. Гербильский, 3. С. Кацнельсон, Б. П. Токин, В. Я. Александров, Ш. Д. Галустян, А. Г. Кнорре, В. П. Михайлов, В. А. Догель) // «Медицинский работник» 7 июля 1948 г.
Т.Д.Лысенко дал восторженную оценку деятельности О.Б.Лепешинской на совещании в Академии наук СССР в мае 1950 года; он заявил:
"Нет сомнения, что теперь добытые О.Б. Лепешинской научные положения уже признаны и вместе с другими завоеваниями науки легли в фундамент нашей развивающейся мичуринской биологии" ( 10_80) ,- он говорил правду. Действительно, в фундамент развиваемой им биологии были положены именно такие краеугольные камни.
Но вряд ли он мог предвидеть, произнося эти слова с большой аффектацией, как быстро этот фундамент развалится, и как скоро начнет оседать и рушиться все здание "мичуринской биологии", с таким трудом возведенное, на костях стольких великих отечественных ученых построенное.
"Лепешинковщине", то есть конгломерату представлений о наличии в природе особого, "живого" вещества, о возможности новообразования клеток путем перехода неживого в живое и обратно, удалось продержаться недолго. Уже в 1953 году открытые выступления, посвященные несерьезности этих положений и их антинаучности, прозвучали и на конференциях, и в различных органах советской печати, и в письмах специалистов к столпам нового учения.
С 5 по 7 мая 1953 года, как уже упоминалось в предыдущем разделе, Отделение биологических наук АН СССР провело 3-ю конференцию по живому веществу . На ней Лепешинская и ее приближенные повторили уже известные наборы фраз о живом веществе, а Т.Д. Лысенко выступил с докладом о виде и видообразовании, заявив:
"Работы О.Б. Лепешинской дают новые материалы для конкретного решения вопроса о видообразовании" ( 10_82). В поддержку лепешинковщины выступил заведующий кафедрой 1-го Московского медицинского института В.Г.Елисеев . К числу сторонников "учения о живом веществе" примкнул физиолог растений Андрей Львович Курсанов . В его совместном с Э.И. Выскребенцовой докладе, названном "Дыхательная функция полостей тутового шелкопряда в процессе метаморфоза", сообщалось:
"... полостная жидкость шелкопряда может рассматриваться как живое вещество" ( 10_83). Однако В.Н. Орехович "подверг критике взгляды некоторых исследователей, которые весьма упрощенно подходят к проблеме живого вещества" ( 10_84). В резолюцию, принятую на конференции, пришлось вписывать пункты, внешне выглядевшие респектабельно, но воспринимавшиеся всеми как критические по отношению к "новому учению" ( 10_85).
Ученые, как и все советские люди привыкшие читать между строк, усматривали в этих пунктах явное осуждение взглядов и Лысенко и Лепешинской: "Нельзя считать правильным, что в борьбе за утверждение материалистической идеи развития тщательные и безукоризненные экспериментальные доказательства в некоторых случаях подменялись недостаточно обоснованными гипотетическими построениями и декларативными утверждениями" ( 10_86).
И хотя те, кто занимал командные должности в советской биологии и медицине - А.И. Опарин, А.А. Имшенецкий, А.Л. Курсанов, В.Д.Тимаков (87), - продолжали открыто поддерживать Лепешинскую, критиков это не испугало. Вести об аргументированных нападках на Лепешинскую (и, косвенно, на Лысенко) стали широко известными. В этих условиях Президиуму Академии наук СССР не осталось ничего другого, как включить в постановление по поводу этой конференции ( 10_88), наряду с трафаретными фразами о "расширении фронта работ" и развитии "материалистической клеточной теории", фразы с осуждением ошибок: .... конференция выявила некоторые недочеты в разрабатываемой проблеме... выражающиеся в недостаточно критической оценке вновь получаемых результатов и увлечении теоретическими схемами, иногда не подкрепляемыми фактическими доказательствами" ( 10_89).
По инерции в 1953 году многие успели опубликовать статьи и книги о незыблемости учения о живом веществе. Особенно усердствовали А.Н. Студитский , В.Г. Елисеев , М.Я. Субботин (зав. кафедрой гистологии Новосибирского мединститута) ( 10_90). Ученик Елисеева (аспирант его кафедры в 1-м Московском институте) Б.А. Езданян , работу которого его научный руководитель высоко расценил, якобы доказал, что мужские половые клетки формируются не из клеток зачаткового пути, как со времен Августа Вейсмана считали все биологи, а... из живого вещества. В своей статье Б.А. Езданян ( 10_91) безаппеляционно отрицал твердо установленную в мировой науке закономерность и писал: .... наличие в мужских половых железах родоначальных клеток... ошибочно" ( 10_92). К числу безусловно ошибочных он относил "утверждение представителей буржуазной биологической науки о том, что они [эти клетки - В.С] являются прямыми потомками первичных половых клеток" ( 10_93). Правда, надо заметить, что смелость в отметании выводов западной (а, значит, буржуазной и вредной) науки Езданяну придавало то, что и до него нашлись смельчаки, отбросившие как заблуждение представление мировой науки об истоках возникновения сперматозоидов. Годом раньше к выводу о возникновении мужских половых клеток буквально из ничего пришла сотрудница Московского государственного университета Н.С.Строгонова:
"Сперматогонии развиваются из безъядерных протоплазматических капель, которые, в свою очередь, возникают из живого промежуточного вещества" ( 10_94). Благодаря подобным публикациям положение Лепешинской оставалось пока достаточно крепким, к тому же многие, лично вовлеченные в лепешинковщину люди, запятнавшие себя прежними выступлениями, старались поддержать ее авторитет.
Не меняла своего поведения и Лепешинская. Она вступала в дискуссии, печатала одну за другой мемуарные (о встречах с Лениным) и квази-научные книжки, переиздавая на деле под разными названиями все ту же книгу "Происхождение клеток из неклеточного вещества".
23-27 июня 1953 года в Ленинграде было проведено заседание Правления , на которое вместо 60 членов Правления собрали 700 человек (315 из других городов). "Установочный" доклад "Основы советской морфологии" ( 10_98) сделал А.Н.Студитский . Хорошо понимая, что над Лепешинской (а, значит, и над ним самим как самым громким глашатаем "учения о живом веществе") сгущаются тучи, Студитский постарался представить дискуссию по проблеме этого "вещества" как проявление "идейной борьбы на фронте морфологии" ( 10_99).
Однако подавить критику не удалось. В 1953 году появилась статья Т.И. Фалеевой , в которой сообщались данные, противоречащие представлениям Лепешинской ( 10_100). Наиболее же впечатляющей для широких кругов биологов и медиков стала критика одного практического предложения Лепешинской. В начале 1953 года она опубликовала статью в научном журнале о проблеме, актуальной для каждого человека ( 10_101), и одновременно выступила с публичной лекцией на ту же тему - "О жизни, старости и долголетии" ( 10_102). При огромном стечении народа она поведала в Большом лектории Политехнического музея в Москве, что есть надежный путь к долголетию, возможный только в советской стране:
"В капиталистических странах неблагоприятные общественные и бытовые условия ускоряют наступление преждевременной старости у трудящихся, которые работают до полного изнурения, переутомляются, питаются плохо, отравляются всевозможными ядовитыми веществами на производстве.
В СССР развиты:
1) охрана материнства и младенчества,
2) развитие сети детских учреждений,
3) предоставление отпуска, узаконенного Сталинской Конституцией,
4) развитие физкультуры и спорта,
5) правильно поставленная гигиена и охрана труда,
6) санитарное просвещение и, наконец, еще один - немаловажный фактор:
7) смех и веселье, оздоровляющие организм, постоянно присутствующие в жизни советских людей" ( 10_4).
Оптимистическим был основной вывод Лепешинской: "В нашей стране ученые имеют неограниченные возможности для своего творчества, опираясь на непосредственную поддержку советского правительства, коммунистической партии и ее гениального вождя Сталина... Придет время, когда для каждого советского человека 150 лет не будут еще пределом жизни. В нашей стране, расцветающей под солнцем Сталинской Конституции, в стране, где каждый поет "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек", - не должно быть преждевременной старости" ( 10_105).
Как же достичь долголетия? Лепешинская заявила, что она нашла эликсир бодрости и долголетия - обыкновенную соду, двууглекислый натрий ( 10_106). По ее словам, опыты с лягушками и цыплятами доказали возможность продления жизни с помощью инъекции растворов соды ( 10_107), и этих опытов было достаточно, чтобы перейти к решающей стадии экспериментов: использованию достижений "науки" непосредственно для человека:
"У нас появилась потребность применить полученные экспериментальные данные к практической медицине, что требовало проверки наших исследований в опытах на человеческом организме. Первый пробный опыт я решила провести на себе самой. Опыт заключался в том, что я стала принимать содовые ванны. 50-70 граммов двууглекислой соды растворялись в воде ванны 15-20 минут. Принимала я ванны два раза в неделю. Всего мною было принято пятнадцать ванн. Какие же изменения произошли в моем организме под влиянием содовых ванн? Прежде всего было отмечено понижение кислотности мочи до нейтральной реакции. Этот факт свидетельствует о том, что сода через кожу проникает внутрь организма и влияет на химизм мочи. Затем довольно быстро наступило незначительное похудание всего организма, освобождение от излишнего жира, столь обычного в пожилом возрасте, и в особенности жира на животе, что несомненно находится в тесной зависимости от повышения обмена веществ.
Существенно отметить, что самочувствие после ванн улучшалось, мышечное утомление сильно снижалось и даже совершенно исчезало" ( 10_108). Повышением тонуса и похуданием самой Ольги Борисовны дело не кончилось. Она ведь была АКАДЕМИКОМ Академии медицинских наук СССР. Значит, свою задачу она видела не только в том, чтобы разрешить проблему долголетия. Сфера научной деятельности была расширена, и было признано целесообразным начать применение соды для лечения разных болезней. По раскладкам Лепешинской выходило, что сода - это мощное лекарственное средство:
"Оказалось, что содовые мази способствуют более быстрому заживлению ран. Содовые ванны оказались также эффективным средством при излечивании некоторых форм такого тяжелого и трудно поддающегося лечению заболевания как тромбофлебит (воспаление стенок венозных сосудов, сопровождающееся образованием тромбов). Некоторые врачи практикуют введение однопроцентного раствора соды при сепсисе (общее заражение крови) и получают хорошие результаты. Следует полагать, что область применения соды как профилактического и медикаментозного средства со временем расширится" ( 10_109).
Вдумаемся в смысл предложений Лепешинской. Она выставляла соду как панацею от всех бед! Там, где ученые имели уже много путей для лечения, где применялись сложные и обоснованные схемы воздействия на больной организм, черезчур оптимистичная, но безграмотная дама подсовывала страждущим щепотку соды на стакан воды. И люди ей верили. Ведь она выступала не как частное лицо, не как старушка-знахарь, а как солидный ученый, облеченный высоким доверием самых лучших медиков страны, избравших ее ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫМ членом Академии медицинских наук. Спекулируя на этом, Лепешинская не знала удержу. Она тщилась доказать, что под действием 1%-ной соды даже растения на полях растут лучше, ссылаясь в качестве подтверждения не на данные точных проверок, а на не имеющий к науке отношения молодежный журнальчик:
"Об этом... было сообщено одним молодым колхозником-комсомольцем в недавнем номере журнала "Молодой колхозник", отсылаю интересующихся в *3 этого журнала за 1951 год" (ПО). Писала она о получаемых ею письмах, в которых "... директора опытных участков, обрабатывающих семена свеклы 1%-ным раствором соды, добились повышения урожая на 37%" ( 10_111).
Эти ссылки способны были лишь усилить возмущение ученых. Большей дискредитации науки придумать было трудно. Как писал Ж.А.Медведев , нацело отошедший от своего первоначального отношения к Лепешинской и потративший много сил на развенчание лысенкоизма:
"Результаты этого открытия не замедлили себя ждать - сода временно исчезла из магазинов и аптек, а поликлиники не справлялись с потоком "омоложенных", пострадавших от наивной веры в целебную силу благообразной старушки, работы которой, по меткому выражению Т.Д. Лысенко, вместе с другими подобными "завоеваниями", прочно легли в фундамент развивающейся материалистической агробиологии"( 10-112).
Лепешинская сделал грубую ошибку, что перешла от деклараций и опытов с "бездушными" куриными яйцами к практике на людях. Шарлатанство сразу выплыло наружу и дискредитировало ее. Конечно, она попыталась придать значительность своему "открытию", опубликовав во многих газетах на периферии статью "Борьба со старостью" (10_113).
Но и времена стали другими (со смертью "всеобщего отца" страна жила ожиданием перемен), да и область, в которую вторглась Лепешинская со своим набором примитивных средств, была иной, чем, скажем, у Лысенко. Прикрываясь марксистско-ленинской фразеологией, можно было творить все, что угодно, в теоретических вопросах биологии, многое было позволительно в агрономии и животноводстве: растения и скот оставались бессловесными. Однако просчеты в практической медицине сразу же стали зримыми.
За этой неудачей быстро последовали другие. 23-24 декабря 1953 года в Ленинграде на заседании местного отделения Всесоюзного общества анатомов, гистологов и эмбриологов наиболее одиозные нелепости приверженцев ее учения раскритиковал А.Г. Кнорре ( 10_114). Во время этого заседания многие из тех, кого угрозами и репрессиями заставили на время смириться с лепешинковщиной, снова встали в число оппонентов этого течения, кое-кто выступил против самой Лепешинской. Член-корреспондент АМН СССР проф. П.Г.Светлов сказал, что "вся проблема живого вещества" к науке гистологии не имеет никакого отношения ( 10_115). Профессор Л.Н. Жинкин показал на ряде примеров абсурдность положений, выдвинутых Лепешинской и ее сторонниками (в частности, В.Г.Елисеевым, (см. прим. 10_90). Профессор В.Я.Александров поддержал выступление А.Г. Кнорре, "в котором впервые за последние годы дается научная оценка взглядам Лепешинской" ( 10_116).
Заключая дискуссию, председательствующий - профессор Н.Н. Гербильский , с одной стороны, приветствовал "резкое и сильное потрясение теоретических основ гистологии", которое произвели работы О.Б. Лепешинской, а, с другой стороны, отметил, что:
"... подогретое различными мотивами стремление оснастить новую теорию фактами привело к засорению гистологической литературы рядом недоброкачественных работ". ( 10_117). Отчет о заседании быстро появился в печати. Лепешинковцам нужно было срочно предпринимать ответные меры.
На 22-24 июня 1954 года был назначен пленум уже не местного, а Всесоюзного Правления этого общества. Провести его решили в "логове врагов" - в Ленинграде. Со всей страны были собраны сотрудники научных и учебных институтов (около 600 человек). Студитский сделал центральный доклад, демонстрируя диапозитивы, приготовленные в спешном порядке его учениками. Желая усилить впечатление объективности, он все время сыпал фамилиями тех, чьи препараты демонстрировал, - несколько раз ссылаясь на "доказательства", полученные Ю.С.Ченцовым , называя также В.П.Гилева и других его учеников ( 10_118). Студитский настаивал на том, что "новая материалистическая клеточная теория... получила всеобщее признание", и что показанные препараты Ченцова и Гилева неопровержимо доказывают будто "из пересаженной в измельченном состоянии скелетно- мышечной ткани идет новообразование целых мышц" ( 10_119).
Но, когда слово было предоставлено киевскому ученому В.Г.Касьяненко , тот нанес Студитскому и его ученикам жестокий удар:
"В.Г.Касьяненко сообщил, что он попытался повторить на кроликах опыты А.Н.Студитского, но получилось лишь рассасывание ткани, мышца не восстанавливалась" ( 10_120).
Как за последнюю соломинку утопавшие в набегавших волнах критики лепешинковцы попробовали ухватиться еще за одну возможность. Они стали обсуждать способность клеток делиться не только путем так называемого митоза, то есть предварительного удвоения каждой из хромосом клеток и последующего точного расхождения каждой из половинок в дочерние клетки, но и путем амитоза - простой перетяжки клеток на две половины, при которой, конечно, наблюдалось бы хаотическое перераспределение хромосомного материала. В течение ряда лет лысенкоисты настаивали на том, что главную роль в природе играет амитоз , а отнюдь не митоз, как считали биологи. Работавшая в те годы в лысенковском Институте генетики АН СССР А.А.Прокофьева-Бельговская опубликовала в 1953 году статью, в которой высказалась так, что будто бы амитоз нередко имеет место в клетках клубней картофеля ( 10_121) .
В это же время другой цитолог З.С. Кацнельсон , употребив стандартный набор фраз, предназначенных для бичевания буржуазной науки и превознесения "новой клеточной теории", которая, по его словам, "окончательно подрывает основы" первой ( 10_123), заявил:
"Амитоз должен быть признан таким же полноценным способом деления [клеток -В.С], как и кариокинез [т. е. митоз - КС ( 10_124).
Лысенкоисты, естественно, тут же воспользовались этим отступлением от истины своих бывших противников. В лаборатории ближайшего в те годы к Лысенко человека - И.Е.Глущенко была подготовлена серия статей об универсальной роли амитоза и возможности зарождения в ходе него ядер из живого вещества (10_131). В очередной раз публичная критика идей Лепешинской прозвучала на совещании эмбриологов в Ленинграде в январе 1955 года ( 10_132).
Раздутый до невероятных размеров мыльный пузырь лепешинковщины лопнул. Однако никакого официального опровержения ошибочности представлений Лепешинской не последовало. В 1957 году она даже попыталась возродить свои идеи ( 10_133), после чего на очередной сессии Академии меднаук СССР профессор А.Г. Кнорре поставил публично вопрос о необходимости отмены неверных резолюций, принятых в годы восшествия Лепешинской на "научный Олимп". Но не тут-то было. Исполнявший тогда обязанности академика- секретаря Отделения медико-биологических наук АМН СССР Г.К. Хрущов , сам в свое время немало потрудившийся по части курения фимиама Ольге Борисовне, заявил, что он не уверен, была ли совершена раньше ошибка, что старые резолюции, по его мнению, принципиально нацеливали советских ученых на следование по диалектико-материалистическому пути, а некоторые детали... ну, так с кем не бывает! Дело житейское, привычное. Кто-то ошибается, кто-то доверие не полностью оправдывает, свою ответственность не осознает. Так что же, прикажете каждый раз опровержения писать, старое ворошить, на основы замахиваться? Нет, так не годится. Не зря ведь в хорошей русской пословице говорится: кто старое помянет - тому глаз вон!
Опровержения не последовало. Поступили с Лепешинской иначе. Через несколько лет после смерти Сталина (но еще при её жизни) упоминания о живом веществе, о возникновении клеток из бесструктурных элементов, о регенерации костных тканей, о медикаментозном и профилактическом значении двууглекислой соды, равно как и об имени автора этих открытий, тихо исчезли со страниц учебников и трактатов. Нынешние школьники просто не знают, что была такая высокоученая на вид дама со строгим взором из- за круглых очков, академик и лауреат Сталинской премии, лично знавшая и Ленина и Сталина, грозившаяся (или грезившая) "зажечь море", перевернувшая все представления о происхождении жизни, клеток и долголетии, наполнившая свои крикливые опусы оскорблениями в адрес настоящих специалистов и немало потрепавшая нервы многим уважаемым ученым и укоротившая им жизнь. Нечего говорить, что сама Ольга Борисовна до смерти (в октябре 1963 года) ни с чем не смирилась и ничего не отвергла. В последние годы жизни она перешла работать в и увлеклась новой идеей: на огромной даче в Подмосковье они вместе с дочерью - Ольгой Пантелеймоновной собирали птичий помет, прокаливали его на железном листе, затем поджигали. Золу всыпали в прокипяченую воду, затыкали колбу пробкой и оставляли в тепле. Поскольку им не удавалось добиться полной стерильности (микробиологи из них были аховые), недели через две в колбах появлялся бактериальный или грибной пророст. Мать и дочь были убеждены, что в полном соответствии с "теорией", из неживого вещества, содержащегося в прокаленном помете, но будто бы ранее прошедшего стадию вещества ЖИВОГО, и зарождались клетки. С тем, что их стерилизация была недостаточной, они, естественно, согласиться не могли. Отчеты об этих "открытиях" нигде не печатали, но Ольга Пантелеймоновна надеялась, что час нового взлета наступит.