Языческие татуировки обладают уникальной красотой и привлекательностью. Большинство людей наносят такие картины в качестве оберега с призывом сил природы оберегать и хранить своего носителя. На них могут быть изображены древние языческие боги, разнообразные орнаменты, которые использовались староверами.

Татуировки с языческим орнаментом могут выполняться как в монохромном варианте, так и в цветовом. К языческим татуировкам относят , животных, триксель, квадраты, прямоугольники, ленты, руны, а также различные смешанные орнаменты.

К руническим татуировкам относятся символы рун, 3-х, 4-х угловатые свастики, 4-х и 5-ти конечные звезды и сложный геометрический орнамент. Языческие татуировки древних славян используются еще с позднего средневековья (руническими знаками в старину помечали товары). Знаки рун использовались в качестве торговых марок (в тот период их они имели название «тамги»).

Элементы орнамента славянских татуировок

У древних славян одним из одним из наиболее распространенных считался символ, который означал процветание и плодородие. В XI веке славянские татуировки получили некоторое разнообразие в виде ноток католической символики. Женщины наносили татуировки с изображениями крестов, лиственным и цветочным орнаментом, а также цепочные сплетения различных объектов (цветов, листьев, ветвей, зелени).

Для мужчин татуировки изображались преимущественно для того, чтобы показать силу и власть. К таким сюжетам относятся изображение короны, сердца, внутри которого надпись человека, почтившего дворянское происхождение носителя татуировки.

Основные черты славянских тату древних старообрядцев

К характерным чертам, описывающим славянские татуировки можно отнести следующее:

• изображение гжельских расписных знаков;
• изображение палехских расписных знаков;
• образы из былин и песен;
• узоры, содержащие в себе очерки книжного изобразительного искусства христиан;
• полотна русских художников.

Значение тату со славянскими рунами

Славянские руны – древнее проявление славянской письменности раскольников. Знаки рун подобны азиатским иероглифам, обладающим глубоким историческим смыслом. Для понимания руны, требуется толкование каждой из рун. Славянская символика и орнаменты являются постепенно развивающимся направлением, которое обладает большими преимуществами для развития в будущем.

Каждый символ руны обладает загадочным изображением. В значениях символов присутствуют слова: мир, радуга, сила, ветер, рок, опора, Перун, исток и др. Старообрядческая руническая письменность появилась задолго до 10 века, который ознаменовался принятием новой веры. Об этом факте говорят археологические раскопки с нанесенной письменностью на бытовых приборах.

Руна мира представляет внутреннее состояние человека и его стремление к спокойствию, миру и порядку. Руна радуги олицетворяет дорогу к центру мироздания. Рунический символ силы наносился славянскими воинами знак ветра способствовал достижению цели, неуклонного восхождения по вершине. Символ Перуна – это руна громовержца, хранящего и оберегающего мир людей от хаоса.

Татуировка, изображающая дерево с листьями, в славянской культуре обозначает символ жизни. Изображение различных диких зверей символизировали их силу. Такие тату изображались с призывом приобрести качества и дух изображенных животных. Изображение воды, огня и солнца символизировалось как защита и оберег силами природы.

Принятие новой веры в 10 веке практически уничтожило славянские татуировки. Религия стала искоренять все обрядовые культовые мероприятия языческих племен. Церковные служители запрещали нанесение наколок как обряд язычников. Церкви и священники пытались оградить население своего племени от лжепророков, называющих себя называющих себя пророками и всевидцами, а также избавить своих прихожан от мифической силы духов.

Татуировка свастика

Одними из самых распространенных тату на древнеславянскую тематику стали славянские свастики разной угловатости и форм. Этот орнамент часто спутывают с свастикой фашистской Германии, которая также позаимствовали у древних народов, поэтому сравнивать такие вещи не нужно.

Татуировка славянской тематики изображается в виде культового знака креста с загнутыми по часовой стрелке концами, обозначавшими перемены, подчиняющиеся законам природы, перемены окружающей среды – чередование ночи и дня, сезонов. Староверы осмысливали окружающий мир как непрекращающийся цикл, в котором жизнь постепенно идет к гибели, а затем снова возрождается в новую жизнь. Славянская культовая свастика обычно изображается в виду как минимум трех изгибов по часовой стрелке (изгибов может быть больше). Свастика символизировала правильный порядок вещей в природе , а именно здоровье и силу, солнце, свет и радость.

Также славянские старообрядцы наносили татуировки в качестве оберегов. Самыми сильными оберегами на теле считались изображения Ладинеца, звезд, Громовое колесо и Колядника.

Татуировки славянских Богов

К тату славянской тематики относятся изображения славянских Богов. Так как до принятия христианства славянские старообрядцы веровали широкому божественному пантеону. Изображение Перуна свидетельствовал как покровитель. У славян сохранились былины о том, что Перун во время преследования дракона пронзил его молнией (в других источниках встречается копье).

Для изображения несусветной силы воины наносили татуировки драконов, львов и тигров. Велес охранял леса, открывал тайны медицины и землепашества. Сварога славянские раскольники считали Богом небесных сил и отцом всего созданного. Ярило символизировал Бога солнца и плодородия. Нанесение на тело знака Ладинец символизировал счастье, любовь и гармонию.

В современном мире орнамент – узор, который украшает предметы быта, не неся смысловой нагрузки. Для нас ромбы на ковре – просто ромбы, а круги – просто круги.Но были времена, когда люди умели читать орнаменты, зашифровывали в них свои представления о жизни, о потустороннем мире, о вечных истинах.

Можно сказать, что декоративный рисунок есть результат найденной взаимосвязи между восприятием природы и декоративным отображением действительности.За много лет существования декоративного искусства сложились разнообразные виды узоров: геометрические, растительные, комплексные и т. д., от простых сочленений до сложных хитросплетений.

Орнамент может состоять из предметных и беспредметных мотивов, в него могут входить формы человека, животного мира и мифологические существа, в орнаменте переплетаются и сочленяются натуралистические элементы со стилизованными и геометризированными узорами. На определенных этапах художественной эволюции происходит «стирание» грани между орнаментальной и сюжетной росписью. Это можно наблюдать в искусстве Египта (амаранский период), искусстве Крита, в древнеримском искусстве, в поздней готике, модерне.

Сначала возник геометрический орнамент,это было на заре человеческой культуры. Что могло быть проще прямых или волнистых линий, кругов, клеток, крестов? Именно эти мотивы украшают стенки глиняных сосудов первобытных людей, древнейшие изделия из камня, металла, дерева и кости. Для древнего человека они были условными знаками, с помощью которых он мог выражать свое понятие о мире. Прямая горизонтальная линия означала землю, волнистая – воду, крест – огонь, ромб, круг или квадрат – солнце.

По старинному поверью, символы в узорах несли духовную силу, способную заклинать любое зло и несправедливость стихийных сил природы. Эти символические знаки, пришедшие к нам из древних обрядовых праздников, – с магической символикой. Например, в филимоновской игрушке(Россия) мы видим символы солнца, земли, воды, плодородия. Мастера пропустили через свое мироощущение все образы и символы и показали в росписи свое восприятие мира. Древние символы встречаются и в дымковской и каргопольской, игрушке. Но они везде разные в орнаменте. В каждом промысле мы замечаем символы солнца, воды и д.р. Тонкой нитью проходит в них древняя символика крестьянской религии.

А орнамент в русском народном костюме. Основными мотивами которого являлись солярные знаки – круги, кресты; изображения женской фигуры – символа плодородия, матери – сырой земли; волнообразные ритмические линии – знаки воды; горизонтальные прямые линии, обозначающие землю; изображения дерева – олицетворение вечно живой природы. Вышивка на крестьянской одежде не только украшала её и радовала окружающих прелестью узоров, но и должна была защитить того, кто носил эту одежду, от беды, от злого человека. Вышила женщина ёлочки – значит, пожелала она человеку благополучной и счастливой жизни, потому что ель – это древо жизни и добра. Родился у крестьянки ребёнок. И его первую простую рубашечку она украсит вышивкой в виде прямой линии яркого, радостного цвета. Это прямая и светлая дорога, по которой должен идти ребёнок. Пусть эта дорога будет для него счастливой и радостной.

Образ солнца занимает одно из главных мест в декоративно-прикладном искусстве. Солнце в виде круглых розеток, ромбов, можно найти в разных видах народного творчества.

Прямой равноконечный крест так же был в народной символике образом солнца. Ромб же почитался символом плодородия и часто совмещался со вписанным в него солнечным знаком.

Дерево жизни

Кроме геометрического, в орнаменте Древней Руси, очень часто можно встретить различные древние языческие сюжеты. Например, женская фигура олицетворяла богиню земли, плодородия. В языческом искусстве древо жизни воплощало силу живой природы, оно изображало божественное древо, от которого зависело произрастание трав, хлебных злаков, деревьев и «рост» самого человека. Очень часто можно встретить сюжеты магических календарных обрядов, которые связанны с основными этапами сельскохозяйственных работ.

Наиболее разнообразная символика характерна для образов растительного мира, включавшего цветы, деревья, травы.
В орнаменте Египта в декоре часто использовался цветок лотоса или лепестки лотоса — атрибут богини Исиды, символ божественной производящей силы природы, возрождающейся жизни, высокой нравственной чистоты, целомудрия, душевного и физического здоровья, а в заупокойном культе он считался магическим средством оживления усопших. Этот цветок олицетворяли с солнцем, а его лепестки — с солнечными лучами. Мотив лотоса получил широкое распространение в орнаментальных формах Древнего Востока (Китая, Японии, Индии и др.).

В орнаменте египтяне так же использовали изображение алоэ — это засухоустойчивое растение символизировало жизнь в потустороннем мире. Из деревьев особо почитались финиковая и кокосовая пальмы, сикомора, акация, тамариск, терновник, персея (дерево Осириса), тутовое дерево- они воплощали жизнеутверждающее начало, идею о вечно плодоносящем Древе жизни..

Лавр в Древней Греции был посвящен богу Аполлону и служил символом очищения от грехов, так как священной лавровой ветвью обмахивали подлежащего очищению. Венками из лавра награждали победителей в музыкальных и гимнастических состязаниях в Дельфах — главном центре культа Аполлона. Лавр служил символом славы.

Хмель — культурное растение, живописный вид которого способствовал широкому применению форм растения в орнаментике. Изображение хмеля в соединении с колосьями использовалось в качестве украшения на предметах домашней утвари.
Виноградная лоза — гроздья и ветви пользовались особым почитанием в античности и в средние века. В древнегреческой мифологии это атрибут бога Вакха, у христиан — в соединении с колосьями (хлеб и вино, означающие таинство причастия) — символ страданий Христа.

Плющ — вечнозеленый вьющийся кустарник, иногда дерево; подобно виноградной лозе был посвящен Вакху. Листья его имеют разнообразную форму, чаще всего сердцевидную или с заостренными лопастями. Они часто использовались в античном искусстве для украшения ваз и сосудов для вина.
Дуб — царь лесов, символ силы и могущества. Листья дуба были широко распространены в римской орнаментике. Их изображения часто встречаются на фризах и капителях, церковной утвари и в других видах прикладного искусства готики, а также в работах мастеров итальянского Возрождения. В настоящее время изображение листьев дуба вместе с лавром можно встретить на медалях и монетах.

Дуб – символ мощи, выносливости, долголетия и благородства, а также славы.

В древнем Китае сосна символизирует бессмертие, долголетие. истинно благородную личность.С образом сосны перекликается образ кипариса,который наделялся в китайских верованиях особыми охранительно-целительными свойствами,включая защиту от мертвых.Среди цветущих деревье важное место занимает дикая слива -мейхуа-это дерево символ Нового года, весны и рождения всего нового.Среди цветов центральное место отведено пиону.Пион ассоциируется с женской красотой и семейным счастьем.Орхидея и хризантема связаны с божественным миром и ритуальной обрядностью.Самым распространенным символом среди овощей является тыква горлянка, ставшая символом бессмертия и долголетия.

Расписная тыква-горлянка, сосуд и талисман (Китай, XIX век)

«Счастливые плоды»: гранат,мандарин,апельсин-символы долголетия и успешной карьеры.

Мотивы сакуры часто встречаются в в японском декоративно-прикладном искусстве.Это символ красоты,юности,нежности, неизбежной изменчивости преходящего мира.

Цветы широко используются в орнаментальных мотивах всех времен и стилей. Они служат украшением тканей, обоев, посуды и других видов декоративного искусства.
Роза имеет полярную символику: это небесное совершенство и земная страсть, время и вечность, жизнь и смерть, плодородие и девственность. Это также символ сердца, центра мироздания, космического колеса, божественной, романтической и чувственной любви. Роза – завершенность, таинство жизни, ее средоточие, неведомое, красота, благодать, счастье, но также сладострастие, страстность, а в сочетании с вином – чувственность и совращение. Бутон розы – символ девственности; увядшая роза – скоротечность жизни, смерть, скорбь; ее колючки – боль, кровь и мученичество.

Геральдические розы: 1 – Ланкастеров; 2 – Йорков; 3 – Тюдоров; 4 – Англии (бэдж); 5 – немецкая роза Розенов; 6 – русская гербовая.

Геральдическая средневековая роза имеет пять или десять лепестков, что связывает ее с пифагорейскими пентадой и декадой. Роза с красными лепестками и белыми тычинками – эмблема Англии, самый известный нагрудный знак английских королей. После «Войны Алой и Белой Роз», названной так по нагрудным знакам фамилий, боровшихся за английскую корону, алая роза Ланкастеров и белая Йорков были объединены в форме «Розы Тюдоров». Ярко-пунцовая роза – неофициальная эмблема Болгарии. Знаменитая чайная роза – эмблема Пекина. Девять белых роз – в гербе Финляндии.
В древних орнаментах наряду с растениями часто изображаются различные животные: птицы, кони, олени, волки, единороги, львы. Они образуют горизонтальную структуру древа жизни: на вершине - птицы; на уровне ствола - люди, звери, а также пчелы; под корнями - змеи, лягушки, мыши, рыбы, бобры, выдры.

Животных можно увидеть на вышитых полотенцах и передниках, на расписных сундуках , на резных и расписных прялках; на стенах древнерусских соборов и в украшениях изб, в орнаментах буквиц. Древние образы коня и птицы сохранились в народных игрушках и в посуде. В форме звериных или птичьих голов вырезались навершия для конских плеток и боевых луков. Стилизованные звери и птицы украшали гребни для волос, утварь и посуду. В древности многие явления природы олицетворялись в образах животных и каждый смотрел на эти явления с той точки зрения, которая была ему ближе в зависимости от образа жизни и занятий: точка зрения пастуха отличалась от взглядов охотника, а их обоих - от воина. Свои знания о земных животных люди переносили и на атмосферные явления.
Птица в народном декоративно-прикладном искусстве могла олицетворять ветер, облако, молнию, грозу, бурю и солнечный свет. В виде птиц вырезали ковши и солонки, вышитые птицы украшали женскую одежду . Образ птицы широко вошел в фольклор практически всех народов мира.

Конь также олицетворял все природные явления, связанные с быстрым движением, - ветер, бурю, облака. Его часто изображали огнедышащим, с ясным солнцем или месяцем во лбу, золотогривым. Деревянный конь, мастерившийся для детской забавы, был часто весь украшен солярными знаками или цветами . Считалось, что это оберегает ребенка от злых сил. Изображения коней можно часто увидеть на предметах домашнего обихода (ручках ковшей, прялках , веретенах), на одежде.

В северных районах природные явления, связанные с конями, древние люди относили и к оленям . Олени часто изображались возле древа жизни на вышитом полотенце, иногда их помещали вместо конька на крыше избы. Сакральная роль коня, оленя в скифском искусстве часто связана с надеждой о благополучном вознесении души в мир иной.
Лев в мифологии многих народов был символом солнца и огня, а также в разные времена у разных народов он олицетворял высшие силы, мощь, власть и величие, великодушие, благородство, ум. Образ льва издревле существовал в декоративно-прикладном искусстве.
На протяжении многих веков лев оставался одной из излюбленных фигур в русской символике. В древнерусских изображениях, связанных с великокняжеской властью, образ льва в зависимости от того, что его окружало, имел два значения: власть, даруемую Богом, и побежденную силу зла.

Народные мастера часто вырезали львов на лобовой доске избы или рисовали на сундуках в окружении растительного орнамента, мастерицы вышивали их.

Женское начало. Великая Мать в ужасной ипостаси ткачихи судьбы иногда изображается в виде паука. Все лунные богини – прядильщицы и ткачихи судьбы. Паутина, которую плетет паук, плетется из центра по спирали, – символ созидательных сил Вселенной, символ мироздания. Паук в центре паутины символизирует центр мира; Солнце в окружении лучей; Луну, олицетворяющую циклы жизни и смерти, прядущую паутину времени. Паук часто ассоциируется с удачей, богатством или дождем. Убить паука – плохая примета.

Паук, изображенный на амулете американских индейцев

Благодаря устойчивости религиозных канонов, значение символов в орнаментике Египта,искусства стран Древнего Востока сохранялось без изменения в течение многих тысячелетий.Поэтому для этнографов и археологов древние орнаменты представляют собой знаки, с помощью которых можно «прочитать» своего рода магические тексты.

Этнокультурные контакты, торговля, военные походы, религиозные миссии, посольские дары и приглашенные художники способствовали перемещению произведений искусства из одной страны в другую, что приводило к распространению художественных идей и стилей.
Часто последующие поколения художников используют предыдущее искусство и создают на его основе свои вариации. Таким ярким примером может служить элемент свастика, один из самых ранних символов, который встречается в орнаментах почти всех народов Европы, Азии, Америки и др. Древнейшие изображения свастики встречаются уже в культуре племен Триполья V-IV тыс. до н. э. В древних и средневековых культурах свастика - солярный символ, счастливый знак, с которым связаны представления о плодородии, щедрости, благополучии, движении и силе солнца.

Коловрат или Солнцеворот - один из древнейших древнерусских символов, олицетворяющий Солнце и солнечных богов Сварога, Даждьбога и Ярилы. От слова «коло» - солнце и произошло название символа.

Сам символ выглядит как круг с загнутыми лучами, поэтому у многих он ассоциируется с фашисткой свастикой. Хотя это в корне не так: фашисты действительно использовали этот солярный символ, но не наоборот.

В 1852 г. французский ученый Эжен Бурнуф впервые дал четырехконечному кресту с загнутыми концами санскритское название «свастика», что примерно означает «несущая добро». Своим символом свастику сделал буддизм, придав ей мистический смысл вечного вращения мира.
В орнаментах нового времени фактически отсутствует современная символика, несмотря на то, что она существует в избытке в окружающей действительности. Как исключение, может быть творчество художников-модернистов. В конце XIX — начале XX в. эти художники попытались создать свою собственную символику и воспроизвести ее в своем творчестве.
Орнамент в их произведениях играл уже не вспомогательную роль, а становился неотъемлемой частью изображения, органично вплетаясь в канву сюжета.
Тогда же А. Белый — теоретик русского символизма писал: «Художник-символист, насыщая образ переживанием, претворяет его в своем творчестве; такой претворенный (видоизмененный) образ есть символ». И далее А. Белый фиксирует основные лозунги символизма в искусстве: «1. символ всегда отражает действительность; 2. символ есть образ, видоизмененный переживанием; 3. форма художественного образа неотделима от содержания».
В этих трех пунктах известным поэтом и прозаиком точно сформулированы основные положения создания символического произведения, которые могут быть использованы в любом виде искусства, в том числе и орнаментальном.

Раскол русской церкви середины XVII в., вызванный реформами патриарха Никона, глубоко потряс всю Россию. Каждый человек был поставлен перед труднейшим выбором, и далеко не все согласились проявить требуемый конформизм и лояльность к власти. Сильнее заботы о мирском благополучии оказалась преданность "вере отцов и дедов" - освященной веками национальной церковной традиции. Противников реформы стали жестоко преследовать: приверженность к старообрядчеству влекла за собой предание гражданскому суду и публичную казнь - сожжение в срубе. Гонение за веру вынудило многих покинуть обжитые места, бежать из центра России на окраины. Громадная духовная сила, подкрепляемая осознанием своей ответственности как последних хранителей и защитников "древлецерковного благочестия", - вот то единственное, что помогло старообрядчеству не только пережить времена гонений, но и внести весьма заметный вклад в экономическую и культурную жизнь России в XVIII - XX вв. (вспомним хотя бы фамилии Морозовых, Гучковых, Прохоровых, Щукиных, Рябушинских и др.). История Выго-Лексинского старообрядческого общежительства - также один из наиболее ярких примеров подобного рода.

Выговская пустынь , лежащая к северо-востоку от Онежского озера и получившая свое название от протекающей здесь реки Выг, идеально подходила для прибежища гонимых старообрядцев: глухие, непроходимые леса и болота, отсутствие поселений, удаленность от административных центров. Уже в 80-е годы XVII в. сюда стали стекаться и основывать здесь скиты старообрядческие иноки, выходцы из северных монастырей (главным образом из Соловецкого); позже началось приобретавшее постепенно все более массовый характер переселение окрестных крестьян, которые основывали на новых местах старообрядческие поселения, расчищали земли под пашню и сеяли хлеб. Из соединения двух таких поселений - толвуянина Захария Дровнина и другого, основанного бывшим церковным дьячком из Шуньги Даниилом Викулиным и посадским человеком города Повенца Андреем Денисовым, - в октябре 1694 г. и возникло Выговское общежительство.

С ожжение протопопа Аввакума, дьякона Федора, Лазаря и Епифания.

Миниатюра из лицевой рукописи конца XIX - начала XX в. ГИМ.

Вначале оно было очень небольшим. Поздней осенью 1694 г. построили столовую, где происходили моления, хлебню, ригу, две келии. Первые выговские жители (их число не превышало 40), как свидетельствует историк пустыни Иван Филиппов, жили "нужным и скудным пустынным житием, с лучиною в часовни службу отправляюще и икон и книг в часовни скудно и мало вельми. А колокол тогда не было, в доску звониша, и дороги с волостей к ним в пустыню тогда еще не было, на лыжах с кережами хождаху". Но стремление построить во враждебном мире свое "прибежище верных" и известное старообрядческое трудолюбие совершили настоящее чудо. Уже через четыре года Выг располагал хорошо налаженным многоотраслевым хозяйством - большие площади были распаханы под пашни, заведены огороды, разведен скот, организованы торговля, морские звериные промыслы и различные кустарные производства. Как выясняется из новонайденных документальных источников, в 1698 г. число выговских насельников уже достигало двух тысяч человек.

Миниатюра из лицевой рукописи конца XIX - начала XX в.

Даниил Викулов и Петр Прокопъев с изображением "Прекрасной пустыни".

Настенный лист. 1810-е годы. ГИМ.

Первый период истории Выга, длившийся до начала 10-х годов XVIII в., был одним из самых трудных. Положение постоянно растущего общежительства оставалось неопределенным, любой донос и решение начальства могли разрушить требовавшее таких усилий начинание. Когда в 1702 г. Петр I с войском проезжал по знаменитой "Осударевой дороге", проложенной по вековому лесу и болотам от Нюхчи до Повенца, всю старообрядческую округу охватил страх: одни готовились пострадать за веру, другие - покинуть уже обжитые места. Царю донесли, что здесь неподалеку живут старообрядцы-пустынники, но Петр, более занятый предстоящей осадой Нотебурга, ответил: "Пускай живут", - и "проехал смирно", с радостью замечает летописец. В 1705 г. поселение на реке Выг было приписано к Повенецким железным заводам, и одновременно с обретением официального статуса оно получило свободу вероисповедания и богослужения. С этого времени значительно возрос приток на Выг старообрядцев не только из окрестных мест, но и со всей России. Спасаясь от преследований, сюда стекались выходцы из Москвы, Поволжья, Новгорода, Архангельска, Устюга Великого.

Андрей и Семен Денисовы с изображением

Выговского общежителъства. Настенный лист. 1810-е годы.

Постепенно жизнь пустыни стала организовываться по монастырскому чину. Следуя заложенному с самого начала общежительства принципу раздельного проживания мужчин и женщин, поселение было обнесено оградой и разделено стеной на две половины - мужскую и женскую (позднее женская получила название Коровий двор). В 1706 г. в 20 верстах от мужской Богоявленской обители, стоявшей на реке Выг, построили женскую - Крестовоздвиженскую - на реке Лексе. Первой настоятельницей стала родная сестра Андрея Денисова Соломония. Общежительства были окружены многочисленными скитами (где разрешалось проживание семьями), административно подчинявшимися выговскому собору. Середина 10-х годов XVIII в. - переломный момент в истории пустыни.

Сборник житий русских святых. Выг, 20-40-е гг. XVIII-го века. ГИМ.

Именно тогда общежители, осознав Выг как свою духовную родину и отечество, обрели "культурную оседлость". Вкратце события были таковы. С 1705 г. выговцев семь лет подряд преследовали неурожаи и голод. Очень остро встал вопрос о переходе на другие, более плодородные земли. С этой целью купили землю в Каргопольском уезде на реке Чаженге. Для оформления покупки и переселения в Новгород с челобитной был послан младший брат настоятеля Семен Денисов. Но в Новгороде он был по доносу схвачен и заточен в тюрьму, где ему пришлось провести четыре года. От исхода этого дела, в котором оказались задействованы самые высокие духовные и государственные власти, а именно новгородский митрополит Иов и царь Петр I, зависела судьба всего общежительства.

Многочисленные литературные памятники, относящиеся к данным событиям, раскрывают тот духовный переворот, который пережили в это трудное четырехлетие выговцы. Они осознали себя как единое целое, свою преемственность по отношению к раннему старообрядчеству, значение общежительства как последнего оплота древнего благочестия и, отказавшись от задуманного плана переселения, окончательно связали свою судьбу с Выгом. Последовавшие затем двадцать с небольшим лет были периодом наивысшего расцвета, когда в настоятельство Андрея, а после его смерти в 1730 г. - Семена Денисова были заложены основные традиции духовной жизни пустыни, созданы общая историческая концепция, литературная, иконо- и книгописная школы, выработаны уставы общежительства. К этому же времени относятся и многочисленные хозяйственные достижения Выга: полное обустройство мужской и женской обителей, организация широкой хлебной торговли, постройка пристани в Пигматке, на берегу Онежского озера. Благодаря умелой и тонкой политике руководителей, общежительство сумело упрочить свое официальное положение и, найдя сочувствующих в высших сферах власти, обезопасить себя от негативных последствий общегосударственной политики по отношению к старообрядчеству.

Панорама Выговского общежителъства. Фрагмент настенного листа

"Родословное древо Андрея и Семена Денисовых". Выг, первая половина XIX в.

Таким образом, уже в первой половине XVIII в. Выговская пустынь превратилась в крупнейший в стране экономический, религиозный и культурный центр старообрядцев - своеобразную старообрядческую столицу на Севере России. Подъем хозяйственной деятельности продолжался и в последующие годы. В 40 - 70-х годах XVIII в. на Пигматской пристани было заведено судовое строение, построены две пильные мельницы, на Выгу - две больницы и столовая, на Лексе - новая часовня. Может быть, потому, что ученики братьев Денисовых, стоявшие у руководства пустыни в эти годы, больше внимания уделяли экономическому благополучию, в какой-то мере снизился духовный потенциал общежительства, появились сочинения, обличающие упадок нравов и неблагочинное поведение скитян. С 80-х годов XVIII в. начинается возрождение Выга, период обновления традиций и расцвета художеств. Андрей Борисов, выходец из московской купеческой семьи, знакомый с сочинениями французских просветителей (в 1780 - 1791 гг. - наставник пустыни), хотел организовать здесь настоящую старообрядческую академию. Но осуществлению его замысла помешали три сильнейших пожара 1787 г., когда в полмесяца сгорели почти дотла Выговское и Лексинское общежительства и Коровий двор. За год отстроились вновь; и если не была создана академия, то продолжали процветать искусства. К этому периоду, длившемуся до 20-х годов XIX в., относится подавляющая часть культурного наследия Выга - роскошные, поражающие богатством оформления и обилием золота рукописи, разных сюжетов лубки и иконы.

Соборный приговор соловецких иноков о непринятии новопечатных книг.

С конца XVII в. пустынь жила под постоянной угрозой разорения, и надо было случиться так, чтобы именно на этом взлете культуры и искусства наступил насильственный конец. Настойчиво проводимая при императоре Николае I политика "полного искоренения раскола" обернулась для Выговской пустыни целой серией мероприятий, направленных сначала на уравнение выговцев с другими казенными крестьянами и ограничение экономических основ общежительства (1835 - 1839 гг.), а затем, в 1854 - 1856 гг., закончившихся закрытием часовен, вывозом книг и икон, варварским разрушением кладбищ и сломом якобы ветхих построек. В народе эти события назвали "Мамаевым разорением".

Подписи соловецких иноков под соборным npuговором. ГИМ.

П.Н. Рыбников, посетивший выговские места всего десять лет спустя, писал в путевых заметках: "Здания Данилова: колокольня, громадная часовня, множество домов, высокие ворота (остаток ограды) видны за полверсты и более и побуждают предполагать что-то монументальное; но приближение быстро разрушает ожидания. Данилов ныне куча развалин, наводящих тоску своим запустением и жалким обветшанием и невольно переносящих мысль за десятки лет к тому периоду времени, когда Выгорецкие "общежительства" были не воспоминанием, а центром оживленной... деятельности".

Иван Филиппов. История о зачале Выговской пустыни.

Выговский список 60-х гг. ХУШ в. ГИМ.

Выговская пустынь была уникальным явлением в русской истории. Находясь во враждебном окружении, силою обстоятельств вытолкнутые на периферию общественной жизни и заклейменные официальным определением "воры и церковные раскольники" (позднее это именование стало более мягким, но не менее унизительным; к нему добавились: двойное налогообложение, "бородовой знак" и "русское платье" по установленному образцу), старообрядцы, чтобы выстоять и сохранить "неповрежденным" древнецерковное благочестие, должны были создать свой, старообрядческий мир. Неправедно гонимых и объединенных неприятием мира, затронутого Никоновой реформой, их отличало чувство духовного единства, и это чувство, как позволяет судить многочисленный выявленный в последнее время материал, имело глубокий творческий потенциал.В Выговской пустыни продолжали развиваться традиции древнерусской духовности. Свою вынужденную изолированность от внешнего мира старообрядцы восполняли исторической памятью, осознанием своей непрерывающейся связи с прежней, дониконовской Россией. Каждый день в выговских часовнях совершались по старопечатным книгам службы святым, которых в тот день воспоминала православная церковь.

Соборное деяние на еретика Мартина. 1717 г. Пергамен. ГИМ.

По всей России ездили выговцы в поисках древних книг и икон; трудами первых наставников пустыни была собрана богатейшая библиотека, в которой было представлено все письменное наследие Древней Руси (имелись даже рукописи на пергамене). Выговцы составляли свое книжное собрание не только с полным знанием дела, но и весьма тщательно; это подтверждается тем фактом, что преимущественно в выговских списках сохранились многие редкие памятники русской агиографии, в частности жития Мартирия Зеленецкого, Филиппа Ирапского и др. Попадавшие на Выг древние ветхие рукописи реставрировались, утраты текста восстанавливались. Духовные запросы общежителей простирались гораздо глубже, чем это было характерно для большинства современного им крестьянства. Выг не только пользовался духовным наследием Древней Руси - он его преумножал.

Выписки уставного характера рукою первого выговского уставщика Петра Прокопъева.

Сборник выписок и выговских сочинений. Выг, первая половина XVIII в. ГИМ.

Стараниями первого выговского уставщика Петра Прокопьева были составлены Четьи Минеи, причем известно, что выговцы обращались даже к хранившемуся в то время в Новгороде Софийскому- списку Великих Миней Четьих митрополита Макария. На двунадесятые и другие церковные праздники выговские наставники произносили не только слова из общерусского Торжественника, но и свои собственные сочинения, написанные в полном соответствии с древнерусскими жанровыми канонами. Как и по всей русской земле, русские святые были особенно чтимы на Выгу. Семеном Денисовым, одним из талантливых выговских писателей, было написано "Слово воспоминательное о святых чудотворцах, в России воссиявших", в котором прославлялась русская земля, украшенная подвигами многочисленных подвижников. Это слово открывало собой составленную в обители в первой трети XVIII в. обширную подборку житий русских святых; оно также часто переписывалось на Выгу в составе различных житийных сборников.

Житие Андрея Денисова. Выг, . Поморский полуустав. 4° (20,5х16,2), II+238+I л.

Миниатюра, изображающая Андрея Денисова. Заставка-рамка, полевое украшение,

Заставка (на золотом фоне), инициалы (с золотом и киноварные) поморского орнамента.

Переплет выговский XIX в. - доски в коже со слепым тиснением (застежки утрачены).

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.С. Уварова.

Традиция почитания русских святых и святынь отразилась и в иконостасе соборной выговской часовни: здесь помимо общего образа русских чудотворцев были отдельные иконы - Зосимы и Савватия Соловецких, Александра Свирского, Богоматери Тихвинской, митрополита Филиппа, Александра Ошевенского. Судя по рукописям и иконам, северные подвижники пользовались особым почитанием на Выгу; многим из них выговские книжники посвятили похвальные слова собственного сочинения. Торжественно, при большом стечении народа и с произнесением написанных по этому случаю похвальных слов отмечались престольные праздники выговских храмов (в том числе в скитах).

Ранний поморский полуустав, печать. 1° (31,8 х 20,0), III+363 л.

Широко был распространен на Выгу жанр проповеди, которая входила в церковную службу. По образцу древнерусских монастырей строилась внутренная жизнь пустыни. В ее основу был положен общежитийный (киновийный) Иерусалимский устав, утвердившийся в русской церкви с конца XIV в. Созданию выговского устава предшествовала работа наставников пустыни с уставами крупнейших русских обителей - Соловецкой, Троице-Сергиевой, Кирилло-Белозерской, о чем свидетельствуют авторские выписки, сохранившиеся в составе ранних рукописных сборников. Кроме того, передача традиции шла и непосредственным путем, через пришедших на Выг выходцев из монастырей.

Собрание толковых Апокалипсисов, составленный на Выге.

Конволют XVII-XVIII вв. (одна из частей: Выг, 1708 - 60-е годы XVIII в.).

Ранний поморский полуустав, печать. 1° (31,8х20,0), III+363 л.

Миниатюры, заставки-рамки, заставки, инициалы поморского орнамента (ранний тип).

Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением,

2 медные застежки глазкового орнамента. В XIX в. принадлежала Коломенской моленной.

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

Большая заслуга в организации внутренней жизни Выговской пустыни принадлежит священноиноку Пафнутию, который много лет прожил в Соловецкой обители и хорошо знал ее устав. Под его руководством выговцы, по свидетельству Ивана Филиппова, начали "общее житие и церковную службу уставляти по чину и уставу". Выговский устав сложился в основном в 10 - 30-е годы XVIII в., когда братьями Андреем и Семеном Денисовыми были написаны правила для мужского и женского общежительств, для скитов и трудников, когда получили письменную фиксацию обязанности должностных лиц киновии - келаря, городничего, нарядника. Оба общежительств а и внешне походили на монастыри: в центре стояла соборная часовня, соединенная с трапезной, из которой вели в столовую крытые переходы; по периметру располагались жилые кельи, больницы, многочисленные хозяйственные постройки. Позднее построили колокольни.

С. Лихуд. Риторика. Ф. Прокопович. Риторика. Выг, 1712 г.

Принадлежала А. Иродионову. Поморский беглый полуустав,

Правка 1754-1756 гт. рукою А. Иродионова. 4° (18,4х11,6), III+205+III лл.

Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением

(корешок подклеен в XIX в.), 2 медные застежки глазкового орнамента.

Заставки поморского орнамента (ранний тип). 18 акварельных рисунков

"риторических древ". Поступила в 1917 г. в составе собрания А.С. Уварова,

К которому попала из библиотеки Сахарова.

Все строения на Выгу и на Лексе были обнесены высокой деревянной оградой. Изображения архитектурных ансамблей монастырей сохранились на некоторых лубках ("Родословное древо братьев Андрея и Семена Денисовых" и "Поклонение иконе Богоматери"), а также на планах-схемах, относящихся к XVIII в. и дополненных пространной экспликацией, имеющей самостоятельное значение, - подробным "Описанием Выго-Лексинского общежительства". В.Н. Майнов, посетивший Выговскую пустынь в середине 1870-х годов, после ее разорения, и увидевший лишь жалкие остатки былого величия, тем не менее отметил в своих путевых записках: "Постройки в Данилове все деревянные, 2- и 3-этажные и могли бы с успехом украшать не только Повенец, но и Петрозаводск даже". Неизменное сохранение древнерусских традиций выговцы почитали своим долгом, но они прекрасно осознавали и глубоко ценили свои собственные старообрядческие корни.

Месяцеслов с Пасхалией. Выг, 1774 год. Поморский полуустав.

16° (9,5х5,8) ,II+202+III л. Миниатюра, изображающая Семена Денисова.

Заставка-рамка (на золотом фоне) и вязь поморского орнамента.

Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением,

2 медные заставки глазкового орнамента. Поступила в 1905 г.

В составе собрания П.И. Щукина.

Линия духовной связи восходила к таким известным вождям раннего старообрядчества, как протопоп Аввакум, дьякон Федор, иноки Епифаний и Авраамий, поп Лазарь. В деле защиты старой веры Выг считал себя непосредственным преемником Соловецкого монастыря, открыто выступившего против церковной реформы патриарха Никона и восемь лет (1668-1676 гг.) выдерживавшего осаду царских войск. Выговские источники и документальные свидетельства указывают на особую роль в организации пустыни соловецких монахов, покинувших монастырь во время осады. Связаны были общежители и с прокатившейся по Северу волной самосожжений старообрядцев. Многообразие духовных связей, непосредственные контакты, отношения духовного и кровного родства с известными деятелями старообрядчества, а также восходящее к старообрядческим первоучителям благословение выделили Выговское общежительство среди современных ему старообрядческих общин.

Сборник выговских полемико-догматических сочинений. Выг, 60-е годы XVIII в.

Поморский полуустав. 4° (19,8 х 16,1), III+500+IV л.

Заставка-рамка и 2 заставки поморского орнамента, киноварные инициалы.

Переплет выговский XVIII в. - доски в коже со слепым тиснением, застежки утрачены.

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

Такой богатой предыстории и духовного наследия не имело ни одно другое согласие, ни одно другое старообрядческое поселение. И выговцы оказались достойными полученного ими наследства. Благодарная историческая память подвигла выговцев на собирание как письменных памятников раннего старообрядчества, так и устных преданий о страдальцах за веру. Подобная деятельность была сопряжена с большими трудностями, тем не менее, значительный объем полученного материала позволил выговским книжникам создать целый исторический цикл о старообрядческом движении второй половины XVII - первой половины XVIII в. Сначала, в 10-е годы XVIII в., Семеном Денисовым была написана "История о отцах и страдальцах соловецких", посвященная осаде Соловецкого монастыря. В 1719 г. в "Надгробном слове Петру Прокопьеву" Андрей Денисов, очевидец и один из главных участников событий, изложил историю создания пустыни.

Выговского "старшины" Ф.П. Бабушкина во Введенскую часовню женской части

Церковного пения.

Позже, в 30-е годы XVIII в., были написаны два крупных сочинения: старообрядческий мартиролог "Виноград Российский" Семена Денисова и "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова. Дополнениями к этим центральным произведениям служили написанные на Выгу отдельные жития особо чтимых отцов - инока Корнилия, старцев Епифания и Кирилла, Мемнона. Заметим, что ни одно другое старообрядческое согласие ни в то время, ни позже не создало подобного обширного и пронизанного единой историографической концепцией цикла.Развивая древнерусские традиции, Выг наполнял их собственным содержанием. Такова традиция почитания настоятелей пустыни, которые для выговцев были прежде всего духовными наставниками паствы, чей авторитет основывался более на личных качествах и заслугах, чем на высоком положении в киновийной иерархии.

Месяцеслов с Пасхалией. Лекса, 1820 г. Поморский полуустав.

16° (10,0х8,4), II+161 лл. Миниатюра, изображающая князя Владимира.

Фронтиспис, заставка-рамка, заставки, концовки, инициалы растительного

Орнамента, полуустав золотом. Переплет XIX в. - доски в красной коже

С золотым тиснением, 2 медные застежки. Из старых поступлений музея.

Эта традиция, сохранявшаяся на протяжении всего существования Выговской пустыни, также вызвала к жизни большое количество литературных произведений, к которым относятся поздравительные слова на дни тезоименитства наставников, слова надгробные и воспоминательные. Любовь общежителей к своим духовным учителям выражалась и в том, как бережно сохранялись на Выгу их автографы и списки их сочинений. Для последующих поколений выговских насельников уже сами основатели пустыни являлись звеном, связующим их с ранней старообрядческой историей. Биографии общежителей второй половины XVIII в. подкупают трогательными подробностями, касающимися фактов общения с первыми киновиархами. Так, автор надгробного слова Симеону Титовичу, настоятелю Лексы, умершему в 1791 г., особо подчеркивает, как в молодые годы Симеон Титович использовал всякую возможность научиться у Семена Денисова добродетельному житию и книжной премудрости: он не только не пропускал ни одного церковного поучения киновиарха, но при случае устраивался к нему и возчиком, и келейным служителем.

Праздники певческие (на крюковых нотах). Выг, начало XIX в.

Поморский полуустав. 1° (31,0х21,0), VI+190+VI л. На л. 1-72 вкладная запись

Выговского "старшины" Ф.П.Бабушкина во Введенскую часовню женской части

Выговского Богоявленского общежительства по своей матери

Заставки (на золотом фоне), инициалы (с золотом и киноварные),

Полевые украшения, концовки, вязь поморского орнамента.

Переплет выговский XIX в. - доски в красной коже со слепым тиснением,

2 медных застежки глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.

В 1856 г. после разорения общежительства, была вывезена с Выга,

до 1858 г. находилась в Петрозаводском кафедральном соборе,

Откуда была передана в единоверческую Семчезерскую церковь

Повенецкого уезда. Поступила в ГИМ в 1922 г. из Синодального училища

Церковного пения.

Во второй половине XVIII в. на основе письменных источников и устных преданий были написаны жития Андрея и Семена Денисовых, составлены службы первым выговским отцам. В своих молитвах выговцы обращались к тем же святым, что и весь православный мир, но постепенно складывался собственно выговский сонм небесных заступников. К общерусским святым прибавились новые страдальцы за веру и умершие духовные наставники пустыни. Именно на их ходатайство перед Богом уповали выговцы, когда просили охранить общежительство от бед и напастей, клеветников и "лжебратии". В мощном духовном потенциале пустыни, являвшейся для своих насельников общей родиной и последним оплотом старой веры, кроется разгадка всех ее культурных достижений. Творческое развитие древнерусских традиций, выработка собственного стиля во всех видах искусства и высочайший профессионализм позволяют говорить о выговском наследии как об уникальном явлении в русской культуре XVIII - XIX вв. Как и большинство древнерусских монастырей, Выговская пустынь стала центром книжности. Здесь была собрана богатейшая библиотека, заведены школы, где детей обучали грамоте, создана книгописная мастерская, в которой переписывались как древнерусские произведения, так и сочинения писателей-старообрядцев, в том числе выговских.

Поморские ответы. Выг, . Поморский полуустав. 1° (32,0х19,7), II+401+I л.

Заставка-рамка и 4 заставки (на золотом фоне), киноварные большие и малые

Инициалы поморского орнамента. Рисунки рук. Переплет выговский

XIX в. - доски в коже со слепым тиснением, 2 медные застежки

Глазкового орнамента. Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

Ее продукция, приносившая общежительству немалый доход, расходилась по всей России, закрепляя за Выгом славу культурной столицы старообрядчества. Выговцы не ограничились только перепиской книг. Они создали настоящую литературную школу, единственную в старообрядчестве. Произведения этого круга были рассчитаны на высокий уровень грамотности читателей, для них характерны особая стилистика, восходящая к древнерусскому стилю "плетения словес", многообразие риторических приемов, сложный и порой архаизованный язык. В выговской литературной школе получили продолжение практически все жанры, существовавшие в Древней Руси: агиография, историческое повествование, сказания, видения, различные виды слов (торжественные, воспоминательные, надгробные и др.), проповеди, послания, поучения, полемические сочинения, службы, силлабическая поэзия. Основатели школы, сами талантливые и плодовитые писатели, братья Андрей и Семен Денисовы воспитали целую плеяду учеников, к числу которых относятся Трифон Петров, Даниил Матвеев, Гавриил и Никифор Семеновы, Мануил Петров, Иван Филиппов, Василий Данилов Шапошников, Алексей Иродионов и многие другие.

С. Денисов. Виноград Российский. История о отцах и страдальцах соловецких.

Житие Мемнона. Выг, . Поморский полуустав. 4° (25,2 х 19,4), V+412+V л.

Заставка-рамка, полевое украшение, большой инициал поморского орнамента

(с золотом), малые киноварные инициалы. Переплет выговский конца 10-х годов

XIX в. - доски в красной коже с золотым тиснением, в среднике - изображение

Голгофы на фоне Иерусалимской стены, 2 медные просечные застежки

Глазкового орнамента с насечкой; обрез с тиснением, позолочен. Принадлежала

Т.Ф. Сидорову, купившему рукопись у Т.Ф. Большакова в 1854 г.

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

Тогда как представители официальной церкви презрительно называли поборников древнего благочестия "мужиками и невеждами", старообрядческие писатели создавали сочинения, ни в чем не уступающие произведениям признанных литературных авторитетов петровского времени, таких, как Димитрий Ростовский и Феофан Прокопович. Более того, имел место случай, позволивший выговским книжникам с блеском продемонстрировать свои глубокие филологические и источниковедческие познания. В начале XVIII в. для борьбы с расколом былинаписаны "Соборное деяние на еретика Мартина" и Феогностов требник, выдававшиеся за древние рукописи, якобы обличавшие старообрядчество. Выговцам удалось доказать их подложность.

Переплёты Выговской работы. Конец 1810-х - 1820-е годы.

Внимательно изучив рукописи, Андрей Денисов и Мануил Петров обнаружили, что текст написан по соскобленному, начертания букв не соответствуют древним, а листы пергамена переплетены заново. За этот тонкий анализ Питирим назвал Андрея Денисова "волхвом", но даже и нестарообрядец, беседовавший с нижегородским владыкой, возразил, что выговский начетчик действовал не волшебством, а "естественным своим острым проразумением". Еще более точным было определение известного историка старообрядчества В.Г. Дружинина, который с полным основанием увидел в выговцах первых палеографов и источниковедов. Помимо обучения книжной грамоте, на Выгу была организована школа знаменного пения. Среди первопоселенцев знающих певцов было очень мало: только Даниил Викулов, Петр Прокопьев и Леонтий Федосеев - остальные же пели за ними "наслышкою". Когда на Выг из Москвы пришел Иван Иванов, знаток знаменного распева, Андрей Денисов собрал "лучших грамотников" и сам вместе с ними стал учиться крюковому пению, затем обучили и лексинских грамотниц. Так была достигнута исключительная красота богослужения в выговских храмах; высокий уровень музыкальной культуры позволил выговцам перелагать на знаменный распев даже стихи, оды и псальмы собственного сочинения.

Месяцеслов с Пасхалией. (Муз. 2283) Лекса, 1836 г. Поморский полуустав.

16° (8,0х6,5), VI+254+XIII л. 12 миниатюр с изображением знаков Зодиака.

Фронтиспис, заставка-рамка (на золотом фоне), инициалы (с золотом),

Вязь поморского орнамента, концовки в виде цветов. Переплет XIX в. - доски

В коже с золотым тиснением, 2 медные просечные застежки,

Обрез позолочен. Куплена в 1901 г. в магазине П.И. Силина.

Художественное наследие пустыни исключительно обширно и многообразно. Практически нет такой отрасли художественного творчества, которая не получила бы развития на Выгу. Здесь создавались живописные произведения (иконы, лубки, книжные миниатюры, картины маслом), предметы мелкой пластики (резные деревянные и литые металлические иконы и кресты, предметы церковного и домашнего обихода) и прикладного искусства (лицевое и орнаментальное шитье, роспись и резьба на мебели и предметах домашней утвари из дерева, плетение из бересты). Нельзя сказать, что выговцы в своем искусстве развивали какой-то определенный, заимствованный ими образец.

Месяцеслов с Пасхалией и Житием св. Пульхерии. Лекса, 1836 г.

Поморский полуустав. 16° (12,2 х 8,8), 111+194+111 л. 13 миниатюр,

Изображающих знаки Зодиака и св.Пульхерию. Фронтиспис,

2 заставки-рамки, полевое украшение, заставки (на золотом фоне),

Инициалы (киноварью и золотом), рамки, концовки поморского орнамента.

Переплет XIX в. - картон в коже. Куплена в 1920 г. у Н.Н. Большаковой.

Напротив, творчески переработав лучшие достижения древнерусского и современного искусства, Выг выработал собственную школу, стилистическое единство которой очевидно: одни и те же мотивы и приемы можно встретить и в декоре рукописных книг, и в настенных листах, и в иконах, живописных и меднолитых, и в свободных кистевых росписях. Достижения выговских мастеров имели под собой прочное экономическое основание. С самого начала основателями пустыни была сделана ставка на максимально полное самообеспечение, поэтому уже в конце XVII в., наряду с жилыми кельями, строились многочисленные мастерские - портняжная, кузница, медница. Производство многих предметов, в частности икон, крестов, лестовок, вскоре стало массовым; тем не менее, все выговские изделия отличались высокими художественными достоинствами и профессионализмом исполнения.

Симеон Солунский. Творения (перевод Евфимия Чудовского.

С печатного издания: Яссы, 1683). Выг, . Поморский полуустав.

1° (34,0 х 21,5), II+29+464+I л. 1 миниатюра ("Церковь воинствующая"),

Заставка поморского орнамента (на золотом фоне),

Малые золотые и киноварные инициалы, вязь.

Переплет XIX в. - доски в коже со слепым тиснением,

1 медная застежка с глазковым орнаментом (другая утрачена).

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

В этом отношении слава Выга была столь велика, что к старообрядческому общежительству с заказами приходилось обращаться даже представителям официальной церкви. Из документальных источников известно, например, что в 1735 г. с благословения соловецкого архимандрита Варсонофия "по согласному общему приговору" жителей Кемского городка и окрестных деревень на Выг был направлен Иван Горлов "для сыскания сребренному делу мастера", который бы изготовил ризу к образу Иоанна Предтечи в кемской Успенской церкви. Развитие выговских художеств было теснейшим образом связано с духовной жизнью пустыни. В выговских традициях следует искать причины распространения определенных тем и сюжетов. Так, с традицией почитания наставников тесно связано появление изображений выговских отцов на лубках, картинах маслом и книжных миниатюрах, причем эти, казалось бы, условные изображения, без сомнения, носят черты портретного сходства. Поскольку выговские святые не могли быть официально канонизированы и, следовательно, изображены на иконах, появились иконы, писанные красками и литые, с изображением небесных покровителей первых выговских наставников - пророка Даниила, апостола Петра, Андрея Стратилата. Устроенное по монастырскому образцу общежительство накладывало определенный отпечаток на тематику ряда произведений и развитие некоторых видов прикладного искусства. Основными положениями выговского устава, требующими от насельников пустыни добродетельной и целомудренной жизни, объясняются многие нравоучительные сюжеты выговских лубков и росписей по дереву. Строгий "пустынный чин" препятствовал проникновению в выговские изделия излишне светских мотивов и "мирских прикрас". По этой, например, причине подверглось запрещению изготовление берестяных туесков со слюдяной подложкой и басмением. Тем не менее, на Выгу допускалось производство изделий, предназначенных только для мирян, в частности, лексинскими мастерицами вышивались бумажники, кисеты для денег, подвязки, перчатки. История Выговской пустыни еще раз показывает, какая могучая духовная сила лежала в основе всего старообрядческого движения.

Евангелие-тетр. Выг, 30-е годы XIX в. Поморский полуустав. 4° (20,1 х 16,2), IV+342+IV л.

4 миниатюры с изображениями евангелистов. 4 заставки-рамки, заставки,

Полевые украшения (на золотом фоне), инициалы (с золотом и малые киноварные),

концовки поморского орнамента. Переплет XIX в. - доски в зеленом бархате,

2 медные застежки глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

Она помогла выговцам выстоять в тяжелом борении с суровой северной природой и преодолеть множество других выпавших на долю пустыни испытаний - от затяжных неурожаев и голода до опустошительных пожаров и жестоких правительственных репрессий. Выговское общежительство, являвшее собой духовное единение братьев по вере, поддерживало своих насельников в их противостоянии враждебному миру, питало их таланты и творчество. В известном смысле Вьп;, превратившийся, несмотря на крайне неблагоприятные внешние условия, из маленького крестьянского поселения среди безлюдных лесов в крупнейший в России экономический, религиозный и культурный центр старообрядцев-беспоповцев, одержал над этим враждебным миром нравственную победу. За полтора века своего существования Выговское общежительство достигло исключительных высот в различных сферах материальной и духовной жизни и, создав прекрасные образцы во всех видах искусства, оказало тем самым большое влияние на старообрядческую и - шире - русскую культуру XVIII-XIX вв. Книжное и литературное наследие Выга чрезвычайно велико.

Переплёт Выговской работы. 30-е годы XIX века.

Евангелие-тетр. Выг, 30-е годы XIX в. Поморский полуустав.

4° (20,1 х 16,2), IV+342+IV л. 4 миниатюры с изображениями евангелистов.

4 заставки-рамки, заставки, полевые украшения (на золотом фоне),

Инициалы (с золотом и малые киноварные), концовки поморского орнамента.

Переплет XIX в. - доски в зеленом бархате, 2 медные застежки

Глазкового орнамента, обрез с тиснением, позолочен.

Поступила в ГИМ в 1917 г. в составе собрания А.И. Хлудова.

До настоящего времени в рукописных собраниях обнаруживаются неизвестные ранее выговские сочинения, автографы выговских писателей и ранние авторские сборники. В первые годы существования общежительства труд книжника и начетчика еще не выделился в самостоятельную профессиональную область деятельности. Перепиской книг и составлением выписок занимались в свободное от других трудов время. Из выговских источников мы знаем, что так поступал Иван Внифантьев, "в свободное же от заповеданных ему служеб время из книг выписывая себе потребная"; Петр Ошмара, большой хлебопекарный староста; некто Василий, трудившийся на кирпичном заводе, в поварне и других службах. Интересный рассказ о начальных годах общежительства, когда только складывалась выговская культура, сохранился в "Житии Иоанна Внифантьевича". Хотя "писание... руки его не зело хитро бяше", Иван Внифантьев "зело усердствоваше еже писати". Поскольку тогда в общежительстве была большая скудость и не хватало чистой бумаги, приходилось использовать для письма "мирских дел скорописные книги", которые употреблялись для изготовления лестовок. Разбирая эти книги, Иван Внифантьев писал даже там, где находил чистое место между строк. Настоятели, видя такое усердие, поставили Ивана Внифантьева учителем юным насельникам пустыни, чтобы обучать их, "якоже подобает пустынному и общежителному свойству и книжному учению". Вскоре для этой школы выстроили отдельную келью. Из "Истории Выговской пустыни" Ивана Филиппова мы знаем многих, кто обучал грамоте и кто ей учился на Выгу. Прежде всего, учителями были основатели пустыни Андрей Денисов, Даниил Викулин, Петр Прокопьев. Некоторые из учеников (например, младший брат Андрея Денисова - Иван и сестра Петра Прокопьева - Феврония) достигали таких значительных успехов, что вскоре они уже сами переписывали книги. Задачи школьного образования, устроения киновии, воспитания паствы и пропаганды старой веры требовали широкого распространения книги (возможности типографского ее тиражирования старообрядцы были лишены). Поэтому из лучших учеников стали обучать писцов, "чтоб право писати". К 60-м годам XVIII в. окончательно сложился своеобразный тип письма - так называемый поморский полуустав, благодаря которому выговские рукописи безошибочно выделяются из рукописного наследия XVIII - XIX вв. Высокий профессионализм писцов подтверждается не только близостью почерков в рамках одной школы, но также исключительным качеством переписки: текстологический анализ рукописных списков отдельных памятников показывает, что все выговские списки отличает точное воспроизведение оригинала и минимальное, по сравнению с невыговскими списками, количество ошибок и описок. Выговские наставники проявляли постоянную заботу о школах и книгописной мастерской. "Грамотные" кельи, в которых, видимо, совмещалось обучение грамоте и переписка книг, были в мужском и женском монастырях (в конце XVIII - начале XIX в. на Лексе было даже две таких кельи), а также на Коровьем дворе. Здесь же находился и своеобразный "литературный цех", где под руководством наставников ученики постигали тайны литературного мастерства, необходимым условием которого считалось знание грамматики и риторики. Для этой цели на Выгу были собраны все учебники риторики, имевшие тогда хождение в России, в том числе "Великая наука" Раймунда Люллия, "Риторики" Софрония Лихуда и Феофана Прокоповича. Ранние выговские списки этих риторик сохранились в собрании ГИМ, причем один из них принадлежал ученику Семена Денисова - Алексею Иродионову. Творческим периодом развития выговской литературной школы по праву считается первая половина XVIII в., когда на литературном поприще подвизались такие талантливые писатели, как Андрей и Семен Денисовы, Трифон Петров и многие другие. К этому периоду относится и большинство сочинений, составивших славу Выга. Конец XVIII в. явил целый ряд писательских имен - Андрея Борисова, Тимофея Андреева, Григория Корнаева и даже женщин-писательниц, например, Февронии Семеновой и Федосьи Герасимовой. Особая заслуга Выга перед старообрядчеством заключается в том, что именно здесь были созданы основополагающие догматические сочинения, доказывающие истинность старой веры. Тщательное собирание всех свидетельств - церковно-археологических, иконографических, письменных - в пользу дониконовских обрядов, многочисленные сборники выписок (как бессистемных, так и подобранных по тематическому принципу) подготовили появление знаменитых "Поморских ответов", составленных Андреем Денисовым в сотрудничестве с Семеном Денисовым, Трифоном Петровым и Мануилом Петровым в 1722 - 1723 гг. в ответ на 106 вопросов синодального миссионера иеромонаха Неофита. "Поморские ответы", несмотря на внутристарообрядческие разделения, стали настольной книгой всего старообрядчества. Фундаментальные догматико-полемические сочинения создавались на Выгу и позднее, в них получали разработку как общие, так и отдельные, актуальные для своего времени вопросы, например, о молении за царя ("книги" Мануила Петрова и Даниила Матвеева), об антихристе (сочинение Г.И. Корнаева). Литературное наследие Выга полностью подтверждает справедливость слов, открывающих обширный сборник выговских догматико-полемических сочинений, составленный в 60-х годах XVIII в.: "Не мни, благоразумный читателю, яко безсловесно суть наше состояние и по порицанию нынешних новых учителей пребываем мы в крайнем невежестве и неразумии о истинней православней вере! Не тако, не тако суть, яко они пишут и глаголют...". Особого искусства достиг Выг в оформлении рукописной книги. Ее облик отличается редкостным стилистическим единством, особой выработанностью и определенностью художественных форм.

Житие князя Владимира. Выго-Лексинский Данилов монастырь. Первая треть XIX века.

Бумага. 8° (17,3х10,0), 195 л. Искусственный полуустав. Поступило в 1907 году. ГИМ.

Древнейшее житие великого князя киевского Владимира Святославича (умер в 1015 году),

крестителя Руси, „апостола во князех", основанное на древнейшем летописном рассказе,

как полагают, было составлено во второй половине XI века монахом Иаковом.

Пространный вариант „Жития" складывался в 40-50-е годы XVI века и был включен

в „Степенную книгу царского родословия" ее составителем митрополитом всея Руси

Афанасием (умер после 1568 года). В данной рукописи текст является списком

„Жития Владимира", помещенного в первой грани „Степенной книги".

Рукопись выполнена в старообрядческом Выго-Лексинском Данилове монастыре;

по особенностям письма и орнаментики относится к поморской школе.

Истоки великолепного поморского орнамента восходят, как установлено, к столичному искусству последней четверти XVII в., процветавшему при царском дворе. Особенно важную роль сыграло проникновение на Север замечательных орнаментальных листов, гравированных на меди, специально предназначавшихся для титулов рукописных книг, большей частью работы известного мастера Оружейной палаты Леонтия Бунина. В композиционных схемах и деталях орнаментики поморских рукописей творчески переработаны именно эти высочайшие по мастерству образцы, а в ряде памятников использованы и сами гравюры. Например, в сборнике середины XVIII в. имеется редкостный вариант оттиска - синей, а не традиционно черной краской, что придает дополнительную изысканность титульному листу. Заставки-рамки начальных листов рукописей, с пышными "антаблементами", украшенными бесконечно варьируемым набором характерных растительных и архитектурно-геометрических ("лекальных") форм, в наиболее парадных книгах часто сочетаются в развороте со столь же пышными фронтисписами, где в круглом либо овальном картуше помещается или писанное золотом изречение, или изображение кого-либо из "отцов" Выговской обители. Так, в Житии Андрея Денисова 1810-х годов в картуше дан его погрудный идеализированный портрет, чрезвычайно близкий к подобным изображениям на рисованных настенных листах; такой же; условный портрет Семена Денисова помещен и в миниатюрном Месяцеслове 1774 г. (хотя в других Месяцесловах в картуше фронтисписа чаще помещается традиционное изречение: "Яко же небо украшено безчисленными звездами, тако и сия книга изполнена святых именами". Название книги, особенно если оно вписано в роскошную заставку-рамку, часто выполнялось каллиграфической поморской вязью, очень высокой и стройной. Но также чрезвычайно характерны и заглавия из крупных киноварных литер, как правило, с начальной литерой черного цвета. У них подчеркнуто широкие вертикальные элементы, в то время как петли и перекладины как бы растворяются во вьющихся причудливых легких травах, окружающих "мачты". Это затрудняет чтение, но превращает строки заглавий в существенный элемент декора листа. Сам текст начинается крупным, иногда занимающим чуть ли не всю высоту листа орнаментированным инициалом. Он может быть скомпонован из гравюрных растительно-геометрических элементов либо быть чисто киноварным, но также украшенным вьющимися стеблями, травами и сложного силуэта фантастическими цветами. Начала отдельных глав и значимых подразделений текста в свою очередь отмечены целой иерархией больших, средних и малых инициалов. Сочетание разнообразных инициалов с четким и стройным поморским полууставом создает совершенно особый декоративный ритм всей рукописи. Несмотря на удивительное постоянство облика выговской книги, бережно сохранявшееся на протяжении более полутора веков ее существования, наблюдения над разновременными рукописями позволяют отметить некоторую эволюцию стиля - от более тяжеловесных, крупных и пластичных форм в начале - первой половине XVIII в. (например, "Риторики" и "Поморские ответы" 20-х годов XVIII в. и сборник выписок и выговских сочинений первой половины XVIII в. к воздушно-легкому, сухому и изощренному рисунку в рукописях второй четверти - середины XIX в. Уникальным образцом роскошной ранней поморской рукописи является известный лицевой Толковый Апокалипсис, датированный писцом в предисловии 1708 годом. По классификации Ф.И. Буслаева, который посвятил этой рукописи целую главу в своем исследовании, иконографически он относится к так называемой Чудовской редакции (повторяя оригинал начала XVII в. из Чудова монастыря), но интересно, что ряд деталей говорит о знакомстве художника с гравюрами старопечатного Апокалипсиса 1646 г., созданного в Киеве иереем Прокопием. Учитывая, что данная рукопись дополнена как конволют двумя печатными изданиями киевских Апокалипсисов, можно упомянуть о поездках Андрея Денисова в Киев и его учебе в Киево-Могилянской академии. Многочисленные украшения хлудовского Апокалипсиса подразделяются на три типа: первый - традиционный и хорошо знакомый по столичным рукописям последней четверти XVII в. вариант старопечатного орнамента с элементами барокко (он послужил основой и для гравюрных листов Л. Бунина); второй - тоже растительный орнамент, но более крупных, скульптурно-пластичных форм, по своим схемам близкий к основному массиву последующей поморской орнаментики, ставший ее "классикой"; и, наконец, третий, в изобилии представленный лишь в данной рукописи и очень редко встречающийся в других памятниках, и только в XVIII в., - с преобладанием чисто архитектурных, линейных и "лекальных" элементов над растительными. Основное его отличие - в оригинальной раскраске плотными яркими красками. Здесь преобладают контрастные цвета - красный и синий, с добавлением темного малинового и обилием золота, что делает эти заставки торжественными и даже величественными. Особенно эффектна разновидность, где вместо прямоугольного "антаблемента" заставку-рамку венчает "фронтон" из двух симметричных очень крупных "волют", увенчанных цветком или короной, дополненный по бокам вьющимися ветвями с золотыми гвоздиками (в каталоге эта разновидность орнамента обозначена как "ранний тип"). Миниатюры этого Апокалипсиса отличаются прекрасным тонким рисунком, стройными пропорциональными фигурами, сложными, но гармонично построенными композициями. Одежды, облака, "горки" расцвечены насыщенной, но не плотной темперой, с богатыми градациями оттенков. Колорит многоцветный, но не пестрый; в каждой миниатюре доминирует какая-либо ведущая тональность: спокойная рыжеватая охра "горок", розово-лиловый тон облаков, бирюзовый тон моря, - а все остальные цвета гармонично ее дополняют. Тщательно позолоченные крылья ангелов, нимбы, троны и венцы придают миниатюрам особую роскошь. Как отметил Ф.И. Буслаев, в условное "иконное" пространство миниатюры введены кое-где "реалистичные" элементы пейзажа. Такое же сочетание "реалистичности" и условности мы встречаем еще в одной ранней рукописи - "Риторике" 1712 г. Интересно, что здесь обнаруживается тот же тип "архитектонического" орнамента с яркой красно-синей раскраской, как в хлудовском Апокалипсисе, причем манера выполнения позволяет предположить здесь едва ли не ту же руку. Похожи на деревья в "пейзажах" Апокалипсиса пышные кроны "риторических древ", из стволов которых вырастают, как цветы, условные рамки-картуши, а "древо надгробного слова" целиком составлено из фантастического растительного узорочья. Особый жанр миниатюры, где изобразительные мотивы органично переплетаются с орнаментальными, - это "знаки Зодиака" из серии миниатюрных, в 16-ю долю листа, Месяцесловов, писанных в Лексинской женской обители в 20 - 30-е годы XIX в. Мы встречаем здесь "Деву" - жницу в красном сарафане, с серпом и колосьями в руках, окруженную венком из незабудок и бутонов шиповника, "Козерога" - козу, пасущуюся на травяном пригорке, "Рыб" - овальное голубое озерцо со стайкой плотвы. Со знаками Зодиака соседствуют на разворотах разнообразные крупные концовки - в виде пышных букетов розанов и тюльпанов, перевязанных алыми и голубыми бантами, елочек, яблонь, усыпанных розово-зелеными крупными яблоками. Эти, также ставшие традиционными, мотивы поморского искусства встречаются как в чисто книжном орнаменте, так и в настенном рисованном лубке и на предметах поморского быта. В выговском искусстве рукописной книги с большой полнотой отразились художественное чутье, вкус и талант обитателей "Северных Афин".

Райская птица Сирин. Выг, 1750-1760-е годы. Бумага, чернила, темпера, золото. 44х39,5.

Запись 1929 г. в Главной инвентарной книге: "Из прежних поступлений". ГИМ.

Русский лубок и старообрядство. Это прежде всего настенные картинки, или рисованные лубки. Рисованный лубок - одна из разновидностей народного изобразительного примитива. Его возникновение и распространение приходится на середину XVIII и XIX век, когда такие виды народного искусства, как роспись по дереву, книжная миниатюра, печатный графический лубок, уже прошли определенный путь развития. И неудивительно, что искусство рисованных настенных картинок впитало в себя некоторые готовые формы и уже найденные приемы. Своим появлением рисованный лубок обязан Выго-Лексинскому общежительству. Испытывая настоятельную потребность в обосновании истинности своей веры, старообрядцы, наряду с перепиской сочинений своих апологетов, пользовались наглядными способами передачи информации, в том числе рисованием настенных картинок. Произведения старообрядческих художников были предназначены для круга единомышленников и являлись вначале искусством "потаенным".

Аптека духовная. Выг, конец ХVIII - начало XIX в. Бумага, чернила, темпера.

59,5х48,2. Приобретен в 1902 г. у П.С. Кузнецова. ГИМ

Однако по своему нравственному и просветительному смыслу искусство рисованного лубка оказалось гораздо шире, наполнилось высокой духовностью общечеловеческих ценностей, стало особой страницей в истории народного изобразительного творчества. Самые ранние из дошедших до нас листов, выполненных в Выго-Лексинском общежительстве, датируются 1750 - 1760-ми годами. Рисовальщики, как правило, формировались из среды выговских иконописцев, художников-миниатюристов, переписчиков книг. Осваивая новое для себя искусство, эти мастера привносили в него традиционные, хорошо известные им приемы. Художники работали жидкой темперой по предварительно нанесенному легкому рисунку.

Смерть праведника и грешника. Выг, конец XVIII - начало XIX в. ГИМ.

Бумага, чернила, темпера. 40,9х52,4. Приобретен в 1902 г. у П.С. Кузнецова.

Они пользовались растительными и минеральными красками, вручную разводимыми на яичной эмульсии или камеди. (Сильно разведенная темпера позволяет работать в технике прозрачной живописи, подобно акварели, и дает в то же время ровный кроющий тон.) Рисованный лубок не знал ни тиража, ни печати - он целиком исполнялся от руки. Нанесение рисунка, его раскраска, написание заглавий и пояснительных текстов - все производилось самим художником. Тематика рисованных картинок весьма разнообразна.

Древо разума. Лекса, 1816 г. Бумага, чернила, темпера, белила, золото.

71х57. Поступил в 1905 г. в составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.

Среди них есть листы, посвященные некоторым событиям исторического прошлого России, портреты деятелей старообрядчества, изображения монастырей (особенно поморского беспоповского согласия), иллюстрации к рассказам и притчам из литературных сборников, картинки, предназначенные для чтения и песнопения, настенные календари-святцы. Многие многосюжетные композиции строились по принципу последовательного рассказа о событиях: это листы, иллюстрирующие Книгу Бытия, где рассказывается история Адама и Евы, а также картинка "Разорение Соловецкого монастыря" - о расправе с монахами, выступившими в защиту дониконовских богослужебных книг (1668 - 1676 годы). Большое место в искусстве рисованного лубка занимают картинки с назидательными рассказами и притчами из различных литературных сборников.

Похвала девственникам. Лекса. 1836 г. Бумага. чернила, темпера. золото.

45,5х36,5. Поступил в 1905 г. в составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.

В них трактуются темы добродетельных и порочных поступков людей, нравственного поведения, смысла человеческой жизни, обличаются грехи, рассказывается о посмертных муках грешников. В этом отношении интересен сюжет "Аптека духовная", к нему художники обращались неоднократно. Смысл притчи, заимствованной из сочинения "Лекарство духовное", - излечение от грехов с помощью добрых дел. Самыми распространенными были сюжеты с назидательными изречениями, полезными советами - так называемыми "добрыми друзьями" человека. Все сентенции этой группы картинок ("О добрых друзьях двенадцати", "Древо разума") заключены в орнаментированные круги и помещены на изображении древа. Духовные стихи и песнопения также часто размещались в овалах, в обрамлении гирлянды цветов, поднимающейся из поставленных на землю вазона Или корзины.

Родословное древо Андрея и Семена Денисовых. Выг, первая половина XIX в.

Бумага, чернила, темпера. 75,4х53,2. Поступил в 1905 г.

В составе коллекции А.П. Бахрушина. ГИМ.

Особой любовью пользовался у художников духовный стих на сюжет притчи о блудном сыне: помещенный в центр листа овал с текстом стиха обрамлялся сценками, иллюстрирующими события притчи. Художественная манера оформления рисованных картинок и приемы украшения рукописей, изготовлявшихся в выговской книгописной мастерской, выявляют стилистическую близость в почерках текстовых частей, в оформлении заглавий, больших букв-инициалов, в цветовом решении определенных групп листов, в орнаментике. Однако важно обратить внимание и на те различия, которые существуют в работе художников-миниатюристов и мастеров настенных картинок.

Возрасты жизни человеческой. Выг, середина XIX в. Бумага, чернила, темпера. 58,5х71.

Поступил в 1905 г. в составе коллекции П.И. Щукина. ГИМ.

Палитра художников рисованных листов значительно разнообразнее, цвет в картинках, как правило, делается более открытым, сочетания - более контрастными. Мастера прекрасно учитывали декоративное назначение картинок, их связь с плоскостью стены. В отличие от рассчитанной на индивидуальное общение с книгой на близком расстоянии привычной для рукописей дробности и фрагментарности иллюстраций, лубочные художники оперировали уравновешенными и законченными построениями больших листов, воспринимаемыми как единое целое.

Семен Денисов, Иван Филиппов, Даниил Викулин. Район Печоры, середина XIX в.

Бумага, чернила, темпера. 35 х 74,5. Куплен на торгу в 1898 г. ГИМ.

Но в манере письма, в отдельных приемах создатели рисованных картинок зависели и от высокого искусства иконописания, процветавшего на Выгу. Мастера лубочных картинок заимствовали у иконописцев праздничное звучание колорита, склонность к чистым прозрачным краскам, любовь к тонкой миниатюрной живописи, а также отдельные характерные приемы рисунка почвы, растительности, архитектурных деталей. Рисованный лубок, как уже отмечалось выше, - это особая страница в истории народного изобразительного искусства. Он являет как бы синтез традиций народной картинки, древнерусской культуры и крестьянского искусства.

Притча о блудном сыне. Лекса, первая половина XIX в.

Бумага, чернила, темпера, белила, золото. 84,5х62. Куплено на торгу в 1900 г. ГИМ.

Опираясь на высокую культуру древнерусской живописи и особенно - рукописной книжности, представлявшую для них не мертвую архаику, а живое полнокровное искусство, ту почву, которая постоянно питала их творчество, художники рисованных картинок "переплавили" форму печатных лубочных листов, которая служила им отправной точкой, образцом, в иное качество. Именно синтез древнерусских традиций и лубочного примитива имел своим результатом появление произведений новой художественной формы. Древнерусская компонента в рисованном лубке представляется едва ли не самой сильной. В ней нет стилизаторства или механического заимствования.

Птицы Сирины. Выг, вторая половина XIX в. Бумага, чернила,

Темпера, золото. 49,5х39. Куплен на торгу в 1903 г. ГИМ.

Не принявшие нововведений старообрядческие художники опирались на привычные, взлелеянные исстари образы, строили свои произведения по принципу иллюстративного выражения отвлеченных идей и понятий. Язык символов и иносказаний был им знаком и понятен. Согретая народным вдохновением, древнерусская традиция даже и в позднее время не замкнулась в условном мире. В произведениях она воплощала для зрителей светлый мир человечности, говорила с ними возвышенным языком искусства. Наряду с этим рисованные листы имели в основе ту же изобразительную систему, что и народные лубочные картинки.

Семь смертных грехов. Выг, вторая половина XIX в. Бумага, чернила,

Темпера, белила. 102,1х70,3. Приобретен в 1921 г. у А.А. Бахрушина. ГИМ.

Они строились на понимании плоскости как двухмерного пространства, выделении главных персонажей способом увеличения, фронтальном размещении фигур, декоративном заполнении фона, на узорно-орнаментальной манере построения целого. Рисованный лубок полностью укладывается в целостную эстетическую систему, основанную на принципах художественного примитива. Развиваясь в среде крестьянских художников старообрядческого общежительства, рисованный лубок опирался на обширную разветвленную корневую систему. Крестьянская среда добавила к его художественной природе фольклорную традицию, фольклорные поэтические образы, всегда жившие в народном коллективном сознании.

Панорама Выговского и Лексинского общежительств и поклонение иконе Богоматери.

Художник В. Тарасов. 1838 г. Бумага, чернила, темпера, золото. 65,5х98,5. Поступил в 1891 г. ГИМ.

Наслаждение красотой мира, поэтическое, цельное отношение к природе, оптимизм, фольклорное обобщение - вот те черты, которые впитал рисованный лубок из крестьянского искусства. Подтверждение тому - весь образный и цветовой строй рисованных картинок. Старообрядческие настенные листы - искусство, в котором как бы продолжали жить самосознание допетровской Руси, религиозное представление о красоте, особая духовность. И несмотря на то, что оно стояло на службе традиционного уклада, не растворенного до конца в представлениях Нового времени, это искусство было живым: основывалось на глубинном религиозном чувстве, питалось мудростью древних книг и монастырской культурой. Через него как бы проходила нить преемственности от старых форм к новым формам народного искусства.

А Патап Максимыч любил на досуге душеспасительных книг почитать, и куда как любо было сердцу его родительскому перечитывать «Златоструи» и другие сказания, с золотом и киноварью переписанные руками дочерей-мастериц. Какие «заставки» рисовала Настя в зачале «Цветников», какие «финики» по бокам золотом выводила – любо-дорого посмотреть!

П. И. Мельников. В лесах.

С конца XVII в. основными центрами переписки и оформления кириллических рукописей становятся места компактного проживания старообрядцев: Выг (Выговская поморская пустынь), Ветка, подмосковные Гуслицы, села и скиты в бассейнах рек Печоры (особенно Усть-Цильма) и Северной Двины, Поволжье (Нижегородская, Самарская и Саратовская губернии), Верхокамье, Прибалтика (главным образом Латгалия и Западное Причудье), горнозаводской Урал, Сибирь, Белая Криница и др. Во многих из этих мест сложилась своя оригинальная школа рукописной книги с характерными для каждого региона особенностями шрифта, миниатюр и орнамента. Известный русский писатель П. И. Мельников (1818 – 1883), автор эпической дилогии о жизни керженских скитов «В лесах» и «На горах», будучи чиновником особых поручений МВД «по искоренению раскола», составил в 1854 г. «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», где, в частности, отмечал: «Лучшими переписчиками считаются поморские, т. е. живущие в скитах и деревнях Олонецкой губернии (1). Поморское письмо отличается как правильностью орфографии, так и каллиграфическим искусством. За поморскими следуют рукописи слободские, т. е. писанные в Черниговской губернии; в последнее время их распространяется несравненно менее. Наряду с слободскими рукописями стоят московские и иргизские, т. е. писанные в прежде бывших саратовских раскольничьих скитах. Наконец, в последнем разряде рукописей стоят сибирские и верховые, т. е. писанные в губерниях Нижегородской, Владимирской, Костромской и Ярославской. Кроме того, пишутся рукописи без особых притязаний на красоту почерка во всех почти местностях, где есть раскольники» (2).

1. Выг

В октябре 1694 г. в верховьях реки Выг (ныне Медвежьегорский район Республики Карелия) диакон села Шуньга Даниил Викулин (1653 – 1733) и посадской человек села Поневец из рода князей Мышецких Андрей Денисов (1674 – 1730) основали Выговскую поморскую пустынь (также Выголексинское общежительство или Выгореция) – один из первых по возникновению и впоследствии крупнейший по размеру и числу насельников центр беспоповского старообрядчества. Что же касается культурного значения Выголексинского общежительства (выговская школа иконописи и книгописания), то оно выходит далеко за рамки беспоповского толка: влияние выговского искусства, явившегося своеобразным эталоном художественного мастерства, свежего в отношении стиля и в то же самое время не выходящего за «уставные пределы», распространялось как на изобразительное творчество крестьян Олонецкого края, так и на все без исключения места компактного проживания старообрядцев.

Выголексинское общежительство состояло из Выговского (мужского) и Лексинского Крестовоздвиженского (женского). Последнее было основано в 1706 г. в 20-ти верстах от Выговского путем переноса женской обители на берег реки Лексны. К концу XVII столетия Выгореция уже располагала обширным хозяйством, которое постоянно разрасталось: пашнями, мельницами, скотом, морскими промыслами и т. п. Благодаря петровскому указу о веротерпимости от 1702 г. и политическому таланту братьев Денисовых, Андрея и Семена (1682 – 1740), выговцы заручились покровительством как местных властей, так и ряда влиятельных лиц в Петербурге, что послужило залогом дальнейшего процветания пустыни, переживавшей в XVIII в. свой расцвет.

Организатором книгописной школы на Выгу стал Андрей Денисов. Несколько необычным для того времени обстоятельством было то, что большинство выговских книгописцев составляли женщины – насельницы Лексинского общежительства (в 1838 г. таковых насчитывалось около 200). О значении местной «грамотной избы» говорит хотя бы тот факт, что в Поморье она была известна как «Лексинская академия», чьи «выпускницы», грамотницы -начетчицы, рассылались по всей России.

Выговская школа каллиграфии и миниатюры оформилась к 20-м гг. XVIII столетия. «На Выгу, – пишет Е. М. Юхименко, – было достигнуто исключительно искусное и изысканное оформление книги. <…> высокий профессионализм выговских писцов <…> подтверждается не только близостью почерков в рамках одной школы, но также исключительным качеством переписки» (3). Поморский полуустав сложился на основе рукописного полуустава последней четверти XVII в., источником для которого, в свою очередь, послужил старопечатный шрифт XVI столетия. Ранняя разновидность поморского полуустава (пер. пол. XVIII в.) сохраняет ярко выраженную генетическую связь со своим прототипом: буквы сжаты с боков и вытянуты по вертикали, «земля» пишется с небольшой нижней и изломанной верхней петлей. Окончательно собственный стиль письма выработался в местных «грамотных кельях» (книгописных мастерских) к 60-м гг. XVIII столетия – к этому времени вышеперечисленные черты ранних выговских почерков уступают место более квадратному начертанию букв (4).

Выговскую книгописную школу отличает тонкость и изящество линий, выверенность деталей, богатство красок, разнообразие инициалов, стилистическое единство и великолепный орнамент, восходящий к столичному придворному искусству последней четверти XVII в. Оформление выговских книг объединяет в себе растительные и архитектурно-геометрические формы: различные цветы, листья, ягоды, заставки с пышными антаблементами и т. п. В произведениях местных книгописцев также встречаются многочисленные украшения старопечатного стиля, отсылающие к рукописям Троице-Сергиевой лавры 1520 – 1560-х гг., чей декор, в свою очередь, создавался на основе гравюр нидерландско-немецкого художника Исраэля ван Мекенема (1440/45 – 1503). Титулы книг украшались роскошными вычурными орнаментальными композициями, восходящими, главным образом, к гравированным листам работы известных мастеров Оружейной палаты Василия Андреева (XVII в.) и Леонтия Бунина (ум. после 1714), – выговские каллиграфы активно использовали как их точные прориси, так и основанную на копиях собственную переработку (5). Миниатюры выговских манускриптов, равно как и прочих старообрядческих книг, носят очерковых характер, продолжая таким образом позднесредневековую изобразительную традицию. По красоте, качеству материалов и мастерству исполнения именно выговские рукописи по праву занимают первое место среди большинства когда-либо созданных послераскольных манускриптов славяно-русской традиции.

Отметим также то обстоятельство, что книгописное искусство Выга было лишено какой бы то ни было крестьянско-народной наивности и языческих реминисценций. – В этом отношении оно явилось прямым наследником и продолжателем высоких византийских и древнерусских традиций, к которым добавились элементы стиля барокко.

Местные книгописцы крайне редко обозначали свое авторство. Чаще всего оно выражалось лишь в простановке неброских инициалов – причем не обязательно в конце, но в самых разных частях рукописи. По всей видимости, данный факт объясняется сугубой монолитностью выговской школы: члены книгописной артели ощущали себя не индивидуальными мастерами, а лишь частичками единого общинного организма.

До наших дней дошли два примечательных документа, регламентирующих работу выголексинского скриптория: «Наставления надзирательнице “грамотной кельи” Наумовне» (пер. пол. XVIII в.) (6) и «Чинное установление о писмах, егоже должни вси грамотнии писицы со опасством соблюдати» (нач. XIX в.) (7). Данные сочинения наглядно иллюстрируют факт того, насколько значимой частью жизни обители являлась деятельность по переписке, украшению и реставрации книг. Содержание обоих текстов отсылает нас к епитимиям «О каллиграфе» прп. Феодора Студита, демонстрируя преемственность и непрерывность восточно-христианской книгописной культуры от раннесредневекового Средиземноморья до олонецких лесов XVIII – XIX вв.

Во второй четверти XIX столетия, с воцарением Николая Павловича (1825 – 1855), политико-идеологическая атмосфера вокруг Выгореции стала стремительно накаляться, а ее экономическое положение – ухудшаться. Среди серии правительственных указов, направленных на «искоренение раскола», был и указ от 1838 г., запрещавший выговцам переписку и распространение книг. Окончательное угасание Выголексинского общежительства произошло уже при следующем императоре, в 1856 – 1857 гг., когда местные часовни были запечатаны, а их имущество описано. Те рукописи, что не были вывезены самими старообрядцами еще до закрытия моленных, с годами разошлись по музеям, библиотекам и частным собраниям.

2. Ветка

Со второй половины 60-х гг. XVII в., в связи с началом репрессий, значительное количество противников богослужебных реформ переселяется на земли Стародубского полка Малороссии (Стародубье, сегодня западная часть Брянской области РФ), основывая здесь многочисленные слободы: Понуровку, Злынку, Клинцы и др. После неудавшегося стрелецкого бунта 1682 г. и последовавшего за его подавлением царского указа о возвращении стародубских беженцев в места прежних поселений часть старообрядцев-выходцев из Стародубья переходит границу Речи Посполитой и вне досягаемости для российских властей основывает на острове Ветка реки Сож одноименную слободу (ныне в Гомельской области Белоруссии). Первыми руководителями ветковских старообрядцев были двое священников – московский о. Кузьма и тульский о. Стефан. По мере усиления гонений со стороны правительства царевны Софьи (1682 – 1689) сюда стекалось все больше людей, несогласных с никоновой реформой. В конце XVII – начале XVIII в. в радиусе нескольких десятков километров от Ветки возникло еще 16 слобод: Косецкая, Романово, Леонтьево, Дубовый Лог, Попсуевка и пр. Переселенцы приносили с собой рукописные и старопечатные книги, переписывали и оформляли их. Таким образом, к началу XVIII столетия Ветка становится крупнейшим центром поповского старообрядчества и одним из главных анклавов славяно-русского книгописания. Несмотря на «выгонки» 1735 и 1764 гг., Ветка каждый раз возрождалась, хотя к концу XVIII в. она уже потеряла свое прежнее значение. Благодаря неоднократным переселениям из Стародубья на Ветку и обратно эти два региона никогда не теряли глубинной историко-культурной связи между собой, которая воплотилась, в числе прочего, в едином художественном стиле работ тамошних книгописцев, иконописцев, чеканщиков и резчиков по дереву.

Ко второй половине XVIII столетия на Ветке и в Стародубье выработался собственный стиль переписки и декорирования рукописей. Основным местом создания и оформления манускриптов был ветковский Покровский мужской монастырь, на протяжении XVIII в. являвшийся крупнейшим старообрядческим монастырем с богатейшим книжным собранием. Характер стиля местных мастеров, в том числе книгописцев, с его безграничным разнообразием растительных узоров, отсылающих зрителя к образу райского сада, яркостью и богатством цветовой гаммы, нашел отражение в дошедшей до наших дней старинной ветковской поговорке: «Наша Ветка, как конфетка, вся на фокусах стоит» (8).

Чрезвычайно насыщенные растительные орнаменты ветковских рукописей отличаются динамичностью, характеризуются разомкнутыми, открытыми формами. Роскошно декорированные инициалы и заставки с массой мелких деталей, нередко украшены фигурками всевозможных птиц. Заставки, как правило, имеют цветной либо черный фон. В оформлении инициалов часто встречается точеный орнамент. Элементы старопечатного орнамента, хотя и весьма частотны, однако не настолько, как это имеет место в выговских и гуслицких манускриптах. Для работ ветковских каллиграфов характерно преимущественное использование в инициалах, заставках и орнаментах киноварного, терракотового, оранжевого, различных оттенков охристого, синего и светло-зеленого цветов. Золото местные мастера не применяли вовсе, что, в частности, отличает ветковскую книгописную традицию от выговской.

В конце XVIII столетия книгописное искусство Ветки постепенно переходит из монастырей в крестьянские дома, ввиду чего художественное качество оформления манускриптов ухудшается: декор становится более народным, а его стилистика – более разнообразной.

Былая слава Ветки закатилась еще в 70-х гг. XVIII в., но книжно-рукописная традиция продолжала жить здесь вплоть до 60-х гг. века XX. Последним из известных ее представителей был Феоктист Петрович Бобров из села Огородня. Окончательная гибель Ветки как культурно-исторического центра произошла после 1986 г., когда в результате Чернобыльской катастрофы бóльшая часть окружавших Ветку слобод оказалась в зоне отчуждения: слободы были выселены, а все их строения уничтожены.

3. Гуслица (Гуслицы)

В Средние века население данного края, занимающего ныне юг Орехово-Зуевского и север Егорьевского районов Московской области, было весьма малочисленным, что объяснялось не только его периферийностью и труднодоступностью (ввиду густых лесов и многочисленных болот), но и неплодородием местных почв. В конце XVII столетия в эти места, как и в ряд других глухих уголков Российского царства, устремляются многочисленные ревнители «древлего благочестия»; и Гуслицы становятся одним из главных анклавов поповского старообрядчества, «старообрядческой Палестиной», что отразилось, в частности, в поверье о сеявшем «семена раскола» о. Никите Добрынине («Пустосвяте»), опрокинувшем здесь «все лукошко».

Помимо хмелеводства, торговли, текстильного производства, различных народных промыслов, иконописи и деятельности криминального свойства (изготовление фальшивых денег, конокрадство, профессиональное попрошайничество («сбирка») и т. п.) местные жители активно занимались перепиской сакральных книг, к концу XVIII в. превратив Гуслицы во второй по значению (после Выга) центр старообрядческого книгописания, снабжавшего своей продукцией многие древлеправославные общины поповского направления как в России, так и за ее пределами.

Из всех школ старообрядческого книгописания манера гуслицких писцов, пожалуй, наиболее узнаваема и стилистически монолитна: гуслицкую рукопись трудно спутать с какой-либо другой. Испытав определенное влияние ветковского искусства, местные каллиграфы постепенно выработали собственный стиль, оформившийся примерно к концу XVIII столетия – к этому же времени относятся и наиболее ранние из дошедших до наших дней гуслицких манускриптов. В XIX в. уже не ветковская школа влияет на гуслицкую, но гуслицкая на ветковскую: упадок Ветки обусловил и упадок местного книгописания, который повлек за собой приток на Ветку рукописей гуслицкого письма – некоторые из них стали копироваться ветковскими мастерами.

Гуслицкий полуустав характеризуется едва заметным наклоном букв, их толщиной и некоторой вытянутостью; а в оформительском искусстве здешних книгописцев переплетаются старопечатный орнамент, элементы русского барокко и народное травное узорочье. «Главный мотив гуслицкого орнамента, – пишет Е. А. Подтуркина, – это крупные травы со стилизованными цветами и ягодами. Помимо растительных элементов, на страницах рукописей часто присутствуют изображения разнообразных птиц, все это создает образ райского сада» (9).

Кроме особенностей шрифта и декора (более лаконичного по сравнению с ветковской традицией), гуслицкие рукописи отличаются от ветковских меньшим богатством цветовой гаммы, но большей яркостью, сочностью, контрастностью, а у более поздних образцов даже некоторой ядовитостью чередующихся цветов, – зеленого, синего, малиново-красного и желтого, – часто представленных в виде своеобразной штриховки, что является наиболее заметной из характерных черт гуслицкой книгописной школы. Золото в оформлении гуслицких манускриптов появляется лишь со второй половины XIX в., но использовалось оно нечасто.

В начале XX столетия, ввиду начала массового печатного издания певческих книг и, как следствие, снижения спроса на более дорогие рукописи, масштабы гуслицкого книгописания заметно сокращаются. Однако многие старообрядцы все же продолжали отдавать предпочтение рукописной книге и определенный спрос на работу здешних мастеров оставался – благодаря рынку печатной продукции традиция отсеяла случайных книгописцев, оставив только лучших. «После 1917 г. – пишет о. Евгений Бобков, – издание певческих книг прекратилось. Но и переписка их уже не могла наладиться. Известны лишь несколько рукописей, написанных в 20-е гг. гуслицкими выходцами при Рогожском кладбище в Москве» (10).

4. Усть-Цильма и бассейн Печоры

Печорский край, богатый залежами серебра и меди, пушным зверьем и ценной рыбой, издавна привлекал к себе внимание русских князей и купцов, но регулярное освоение русскими поселенцами здешних мест началось лишь в середине XVI в.: в 1542 г. новгородец Ивашка Дмитриев Ластка получает великокняжескую жалованную грамоту на пользование землями по реке Печоре. В устье реки Цильмы на левом берегу Печоры несколько новгородских семей во главе с Ласткой основывают Цилемскую слободку – поселение, которое вскоре получает название Усть-Цильма. Через некоторое время поселение переносят на правый берег, а в 1547 г. в Усть-Цильме была поставлена церковь во имя свт. Николы. В 1667 г. проездом в Пустозерск в Усть-Цильме, по преданию, останавливался протопоп Аввакум. Сюда же были сосланы многие участники Соловецкого восстания и движения под руководством Степана Разина. Второе дыхание освоение края обрело в конце XVII – начале XVIII в., когда в этот отдаленный, суровый и малоосвоенный регион потянулись массы людей, не принявших церковных реформ патриарха Никона.

Рукописные книги, как правило, привозились в Усть-Цильму служилыми людьми – новгородцами, москвичами, устюжанами, а также самими усть-цилемцами, ездившими по торговым делам. На рубеже XVII – XVIII вв. значительное число рукописей и старопечатных книг привезли на Печору старообрядцы, бежавшие в эти места от преследований со стороны властей. В XVIII – XIX вв. они основали здесь множество скитов – крупнейшими из них были Великопоженский и Омелинский. При многих скитах имелись школы-граммотницы , библиотеки-книжницы и книгописные мастерские.

Образцом для великопоженских и омелинских книгописцев была традиция Выга. На основе поморского полуустава здесь сформировался собственный тип шрифта – печорский полуустав. Книги, переписанные здешними писцами, отличаются от выговских меньшей стройностью шрифта, большей свободой линий, менее тщательной прорисовкой деталей, некоторой упрощенностью.

Со второй половины XIX в., после «выгонки» крупных старообрядческих скитов, печорская книгописная традиция переходит в избы прошедших обучение в скитах местных крестьян, наиболее талантливым из которых, бесспорно, являлся Иван Степанович Мяндин (1823 – 1894). Впрочем, на низовой Печоре продолжали существовать многочисленные мелкие скиты скрытников, в которых также велось книгописание.

После 1905 г., когда старообрядцам было разрешено свободно печатать дореформенные книги и на Печору хлынул значительный объем типографской продукции, число местных писцов несколько сократилось, однако труд книгописца не исчез вовсе, но органично дополнял труд типографа – индивидуальное творчество нисколько не потеряло своей цены.

Вплоть до советского времени почти каждая семья в Усть-Цильме и окрестностях имела в собственности рукописные книги, а в некоторых домах располагались целые собрания рукописей и старопечатных книг, которые были объектом трогательной любви и заботы. Хозяева, простые крестьяне и рыбаки, старались зафиксировать историю буквально каждой своей книжки, облекая владельческие записи в традиционную форму средневековых маргиналий . В то же время следует подчеркнуть, что книги вовсе не лежали мертвым грузом – чтение средневековой, в особенности церковнобогослужебной, литературы было важной составляющей повседневной жизни людей, тем источником, в котором они черпали духовные силы и находили ответы практически на все волновавшие их вопросы, как метафизического, так и бытового характера.

Помимо крепких крестьянских домов к концу второго десятилетия XX в. книжно-рукописная традиция Усть-цилемского края концентрировалась вокруг единоверческой церкви в Усть-Цильме (закрыта в 1925-м), а также моленных села Замежное, деревень Боровской, Скитской и Омелино (первые три были закрыты в начале 20-х гг., четвертая – в начале 30-х) (11).

Неожиданную и весьма острую актуальность книгописание обрело после 1917 г., когда в течение нескольких последующих лет выпуск духовной литературы был практически полностью прекращен. Однако новые времена не пощадили ни переписчиков, ни книг: в 1930-х гг. многие из печорских книгописцев подверглись репрессиям со стороны ОГПУ-НКВД (главным образом, по статье 58-10 УК РСФСР – призывы к подрыву советской власти; изготовление, хранение и распространение литературы соответствующего содержания), но списки жертв еще требуют уточнения, так как в советское время сами фигуранты дел об этом, по понятным причинам, не распространялись; книги же, как рукописные, так и печатные, конфисковывались и уничтожались – когда сжигались, а когда и просто топились в реке. Все это вкупе с учреждением колхозов, закрытием скитов и моленных, а также активизировавшейся проповедью скрытников вызвало на Печоре всплеск эсхатологических настроений: в леса («пустыню») уходили целыми семьями, там же создавали тайники, в которых прятали книги; многие до последнего старались не отдавать детей в советские школы и уклонялись от призыва в Красную армию; кто-то даже заканчивал жизнь самоубийством… Тем не менее, печорская книгописная традиция оказалась одной из наиболее живучих и худо-бедно держалась вплоть до начала 1980-х гг.

5. Подвинье и бассейн Мезени

К середине XVIII столетия долина Северной Двины, заросшая непроходимыми таежными дебрями, покрылась сетью многочисленных старообрядческих скитов. Помимо скитов главными центрами северодвинской каллиграфии и книжной миниатюры стали деревни и села, расположенные на территории нынешних Верхнетоемского, Виноградовского и Красноборского районов Архангельской области. Сюда приезжали учиться книгописному ремеслу не только со всего Поморья, но и из соседних губерний – главным образом, с Вологодской. Северодвинские мастера поддерживали контакты с представителями других, порой весьма отдаленных, старообрядческих книгописных центров; а их продукция пользовалась неизменно высоким спросом и доходила даже до Румынского королевства и Османской империи.

Интенсивная книжно-рукописная традиция существовала и в бассейне реки Мезень. Уже в последней трети XVII в. расположенная в низовье Мезени Окладникова слобода, где находились в ссылке жена и дети Аввакума, стала центром переписки и распространения работ как самого протопопа, так и его единомышленников. Во второй четверти XVIII столетия, ввиду разорения керженских скитов епископом Питиримом, в эти места переселилось значительное число старообрядцев из Нижегородской губернии, основавших здесь ряд обителей. В конце XVIII в. вместе со старообрядчеством искусство переписки книг пришло в Удорский край (верховья рек Мезени и Вашки).

В отношении стиля и цветового решения книгописание данного региона тесно переплеталось со знаменитой традицией северодвинской белофонной росписи, украшавшей прялки, сундуки, туески и др. предметы декоративно-прикладного искусства. Подчас один и тот же человек занимался как росписью прялок, так и изготовлением рукописей и икон. На характер творчества здешних каллиграфов и миниатюристов также влияла близость таких центров художественного ремесла как Великий Устюг, Сольвычегодск и Холмогоры. Особняком стоят пинежские рукописи, крайне скудные в плане оформления.

В годы Гражданской войны и последовавшего за ней разорения скитов параллельно с коллективизацией крестьянских хозяйств северодвинская книгописная традиция постепенно сходит на нет; и сегодня в этих краях уже мало что напоминает о местных скитах, скрипториях и некогда живших здесь искусных мастерах, чья слава простиралась до черноморского побережья: строители «светлого будущего» оставили в наследство соотечественникам лишь руинированные постройки, искалеченные судьбы и стремительно убывающее население.

6. Поволжье

В Поволжье с последней трети XVII в. основными центрами переписки книг были старообрядческие скиты, расположенные по реке Керженец, позже – также по рекам Иргиз и Черемшан. Впрочем, книгописцы встречались во всех местах компактного проживания местных старообрядцев: городах Городце и Семенове Нижегородской губернии, Балаково Самарской губернии (ныне Саратовской области), Хвалынске Саратовской губернии и в ряде др.

Керженские скиты (сегодня в Семеновском районе Нижегородской области) были одним из крупнейших центров поповского толка. К концу XVIII столетия по реке Керженец насчитывалось 54 старообрядческих (преимущественно поповских) скита с населением порядка 8000 человек. Расцвет Керженца связан с Высочайшим Манифестом Екатерины Великой от 4 декабря 1762 г., который призывал всех подданных императрицы, некогда бежавших за пределы России, к возвращению на родину, обещая монаршьи «щедроты» и «благоденствие». После издания Манифеста на Керженец переселилось значительное число старообрядцев, ранее обосновавшихся в Речи Посполитой. Именно здесь разворачивались основные события дилогии П. И. Мельникова «В лесах» и «На горах». В конце 40-х – первой половине 50-х гг. XIX в., при Николае I, многие из керженских скитов были закрыты, однако фактически скиты функционировали вплоть до конца 20-х гг. XX столетия, когда были расселены коммунистами: в 90-х гг. еще встречались старушки, обучавшиеся в керженских скитах азам книжности и пения. Сегодня от керженских скитов остались, главным образом, лишь скитские кладбища, время от времени посещаемые паломниками.

Другим крупным очагом поволжского книгописания являлись основанные в 60-х – 70-х гг. XVIII в. переселенцами с Ветки скиты по реке Иргиз (ныне в Саратовской области). Предприимчивость обитателей, экономические выгоды, предоставленные екатерининским Манифестом, а также покровительство последующих государей, Павла Петровича и Александра Павловича, превратили Иргиз в главный и богатейший центр поповского старообрядчества, чье состояние могло сравниться лишь с самыми крупными синодальными монастырями. «На Иргизе, – пишет И. В. Полозова, – в конце XVIII – первой половине XIX вв. происходит процесс формирования своей рукописной школы, которая не только снабжала монастыри и окрестные села певческими книгами, но и обучала мастерству создания книг насельников и учеников. Последние, выйдя из монастырей, продолжали переписывать книги, сохраняя иргизские традиции книгописания» (12).

С 1826 г. самодержавная политика по отношению к старообрядчеству изменилась, и в 1828 – 1841 гг. иргизские скиты были частью закрыты, а частью преобразованы в единоверческие. Хотя традиция скитского книгописания продолжала существовать и в условиях единоверия, однако качество иргизских рукописей значительно снизилось.

К середине XIX столетия относится возникновение Черемшанских скитов, основанных вблизи города Хволынска и ставших новым центром поволжской книжно-рукописной традиции. Именно сюда перебрались многие обитатели ранее закрытых Иргизских скитов. С 80-х гг. XIX в. центром Черемшана становится Верхне-Успенский мужской монастырь, значительно разросшийся и преобразившийся после Манифеста «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г. В 1918 г. монастырь был разорен чекистами. К началу 30-х гг. прекратила свое существование и постепенно угасавшая женская Введенская обитель.

Помимо скитских насельников перепиской книг занималась и значительная часть мирян, многие из которых прошли через скитские школы, обучались у местных начетчиц или получили азы грамотности непосредственно от родителей (13).

Книгописная традиция Иргизских и Черемшанских скитов носила эклектичный характер, но в целом опиралась на школы Выга и Гуслиц, с преобладанием последней. Для иргизских рукописей характерны яркость и богатство красок, светлый колорит. От гуслицких аналогов их отличает большее разнообразие цветов, включая золото и серебро. Инициалы певческих рукописей в начале разделов обычно полихромные, рисуются во весь лист, сочетая элементы растительного и геометрического орнаментов. Встречаются и более простые киноварные инициалы, однако и они заключают в себе всевозможные художественные элементы: вьющиеся стебли, травы, фантастические цветы… Характер написания иргизских инициалов развивает традиции Ветки. Тип письма более всего напоминает поздний выговский. Порой буквицы украшены виньетками. Что касается орнаментации, то в некоторых работах она даже более сложна и торжественна, чем на Выгу. Не уступает выговскому и тонкость исполнения миниатюр, тщательность прорисовки мелких деталей. Работы иргизских писцов вообще отличаются чрезвычайно высоким качеством, которое характерно как для материала (плотная бумага и практически невыцветающие чернила), так и для каллиграфии. Кроме того, иргизские книги имеют добротный прочный переплет. Впрочем, встречаются и весьма посредственные рукописи, но, как правило, это не монастырская, а крестьянская продукция. Черемшанские манускрипты уступают иргизским и по качеству материала, и по мастерству исполнения. Как правило, они написаны на белой с желтоватым оттенком бумаге (иргизские обычно – на серо-голубой). Их письмо более крупно и размашисто, нежели у иргизских, оформление гораздо скромнее. – Все эти признаки мы находим и в иргизских книгах единоверческого периода. Черемшанская традиция отходит от иргизской и вплотную приближается к гуслицкой (14).

В целом уровень профессионализма и качества работ постепенно падает с середины XIX столетия – эпохи перехода скитской книгописной традиции в руки крестьян. Украшения начинают носить более примитивный характер, возрастают неряшливость письма и небрежность оформления, а цветовая палитра подчас ограничивается лишь тушью и киноварью – причем, довольно часто тушь с киноварью стали и вовсе заменять синими (также фиолетовыми или коричневыми) и розовыми чернилами соответственно. Впрочем, несмотря на общий упадок, данное время не лишено и некоторых творческих находок: например, в селе Самодуровка складывается оригинальный стиль украшения инициалов фиолетовыми точками (15).

В своем обзоре мы затронули лишь те из старообрядческих книгописных центров, которые либо выработали собственные стили переписки и оформления книг, с характерными для каждого из них художественными особенностями, либо те, чья продукция, несмотря на отсутствие единого ярко выраженного стиля, все же обладает некими общими родовыми признаками, позволяющими отнести ее к традиции соответствующего региона. Именно вышеперечисленные центры на протяжении XVIII – начала XX в. производили основной объем славяно-русских рукописных книг. За рамками очерка остались книгописные традиции Латгалии и Причудья, копировавшие рукописи Выга; Верхокамья, чьи писцы ориентировались на дониконовские издания Московского печатного двора; Урала и Сибири, отличавшиеся чрезвычайной эклектичностью и оформительским аскетизмом. Что касается небольших книгописных мастерских, носивших характер скитского либо семейного скриптория, то они существовали почти в каждом маломальском старообрядческом поселении.

Примечания

1. Административная единица Российской империи, существовавшая с 1801 по 1922 г. и включавшая бóльшую часть территорий современных Республики Карелия, Архангельской, Вологодской и Ленинградской областей. Губернским городом был Петрозаводск.

2. Цит. по: Бобков Е. А., Бобков А. Е. Певческие рукописи с Ветки и Стародубья // ТОДРЛ. Т. 42. Л., 1989. С. 449.

3. Юхименко Е. М. О книжной основе культуры Выга // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований. Материалы международной научной конференции. М., 1998. С. 161–162.

4. Там же. С. 161.

5. Гравюры Василия Андреева и Леонтия Бунина были найдены не только на Выгу, но также на Ветке и в Гуслицах, на книгописную традицию которых они оказали не меньшее влияние.

6. Наставления надзирательнице «грамотной кельи» Наумовне // Писания выговцев: Сочинения поморских старообрядцев в Древлехранилище Пушкинского Дома. Каталог-инципитарий / сост. Г. В. Маркелов. СПб., 2004. С. 374–377.

7. Чинное установление о писмах, егоже должни вси грамотнии писицы со опасством соблюдати // Юхименко Е. М. Литературное наследие Выговского старообрядческого общежительства. В 2-х т. Т. 1. С. 391–392.

9. Подтуркина Е. А. Художественное оформление старообрядческой рукописной книги гуслицкого письма XVIII – XX вв. Автореферат дисс. … кандидата искусствоведения. М.: МГУП, 2013. [С. 19–20].

10. Бобков Е. А. Певческие рукописи гуслицкого письма // ТОДРЛ. Т. 32. Л., 1977. С. 391.

11. Малышев В. И. Усть-цилемские рукописные сборники XVI – XX вв. Сыктывкар, 1960. С. 23–24.

12. Полозова И. В. Церковно-певческая культура саратовских старообрядцев: формы бытования в исторической перспективе. Саратов, 2009. С. 59–60.

13. Так, например, во второй половине XIX столетия иргизскую книгописную традицию продолжил Терентий Иванович Пучков из города Николаевска. В XX в. оформительской оригинальностью отличались рукописные произведения Анны Николаевны Путиной (о ней и ее творчестве см. подробнее: Новикова Л. Н. Эпистолярное наследие старообрядки А. Н. Путиной. К вопросу о старообрядческой символике XX в. // Мир старообрядчества. Вып. 4. Живые традиции: Результаты и перспективы комплексных исследований. Материалы международной научной конференции. М., 1998. С. 206–215).

15. Там же. С. 165–167.

Город на р. Сож в Гомельской обл. (Белоруссия), центр старообрядчества в кон. XVII-XIX в., созданный рус. переселенцами из Стародубья и Центр. России. Старообрядческое поселение В. возникло за российским рубежом, во владениях Халецких и др. представителей польск. шляхты. В. и Стародубье, как старообрядческие центры, складывались практически одновременно - начиная с 70-х гг. XVII в. Наиболее активно заселение В. шло после 1685 г., когда были изданы 12 статей царевны Софьи Алексеевны , направленные на борьбу с последователями «старой веры». Первой появилась слобода В. на одноименном острове на р. Сож, в кон. XVII - нач. XVIII в. вокруг острова в радиусе ок. 50 км возникли еще 16 слобод: сначала Косецкая, Романово, Леонтьево, затем Дубовый Лог, Попсуевка, Марьино, Миличи, Красная, Костюковичи, Буда, Крупец, Гродня, Нивки, Грабовка, Тарасовка, Спасовка. В 1720-1721 гг. в ветковских слободах насчитывалось более 400 дворов.

Первыми руководителями ветковских старообрядцев были поп Кузьма, переселившийся из Москвы в Стародубье, а затем в ветковскую слободу Косецкую, и поп Стефан из тульских земель, живший после Стародубья на В., но затем ушедший в слободу Карповку. Начало строительства на В. первого храма связано с донским иером. Иоасафом, келейником и учеником Иова Льговского , после скитаний по пустыням пришедшим в слободу Вылевскую неподалеку от В. Ветковцы сначала отнеслись к нему настороженно, поскольку он был рукоположен новообрядческим Тверским архиереем, но, имея нужду в священнике, просили Иоасафа служить у них. Иоасаф согласился, в 1689-1690 гг. окончательно обосновался на В., начал строительство Покровской ц., но не смог завершить его из-за смерти в 1695 г. Иоасафу за небольшой срок удалось собрать вокруг себя мн. иноков и инокинь; монахиня из Белёва Мелания, ученица вождя старообрядцев Аввакума Петрова, привезла на В. древний антиминс.

Преемником Иоасафа стал один из известных беглопоповцев рыльский иером. Феодосий (Ворыпин) . При нем В. достигла наивысшего расцвета. В 1695 г. Феодосий тайно отслужил литургию по старому обряду в заброшенной ц. Покрова Пресв. Богородицы в Калуге и освятил немало Запасных Даров. Из той же церкви ему удалось забрать древний иконостас (по старообрядческим преданиям, времен царя Иоанна Грозного) и привезти его на В. Феодосий сумел за неск. дней значительно расширить на В. храм, построенный при иером. Иоасафе. К освящению храма, состоявшемуся осенью 1695 г., и службе в нем Феодосий привлек 2 священников, рукоположенных архиереями правосл. Церкви: безместного московского свящ. Григория и своего родного брата Александра из Рыльска. По свидетельству нек-рых источников, он принял их в старообрядчество 3-м чином - через отречение от ересей, без Миропомазания (см.: Лилеев . Из истории. С. 211); др. источники утверждают, что Феодосий всех священников, приходивших на В., в т. ч. Григория и Александра, принимал 2-м чином - через Миропомазание (Нифонт . С. 78). Поскольку старого мира не хватало, Феодосий в нарушение канонов сварил «миро» (по церковным правилам, это может делать только архиерей).

"Наставник и суетной". Гравюра из кн.: Иоаннов А. (Журавлев). "Известие о стригольниках и новых раскольниках". СПб., 1795. Ч. 2, вкл. после 84 (РГБ)

Ветковский храм имел 2 придела, со временем его богато украсили иконами и утварью. Вскоре при нем возникли 2 мон-ря - муж. и жен., были открыты мощи, в первую очередь «тихого благоветного Иоасафа». В., где действовала единственная на весь старообрядческий мир церковь и были обретены мощи вождей старообрядчества, стала одним из главных центров беглопоповщины. Феодосий и принятые им в «старую веру» беглые иереи «исправляли» приходивших к ним священников и посылали их в старообрядческие общины во все концы страны. Под видом купцов насельники ветковских мон-рей расходились по России, развозили просфоры и воду, освященные в ветковской церкви, совершали требы, собирали пожертвования. Разносторонней была и хозяйственная деятельность ветковских поселений: старообрядцы вырубали леса, обрабатывали пашню, разводили скот, строили мельницы, вели широкую торговлю. Насельники скитов и мон-рей занимались традиц. монастырскими рукоделиями - книгописанием, переплетом книг, иконописанием; ветковские мон-ри являлись центрами обучения грамоте, хранилищами древних книг и рукописей.

Под влиянием В. в 1-й пол. XVIII в. находились поповцы Москвы, Поволжья, Дона, Яика и др. Ослабленный преследованиями Нижегородского еп. Питирима (Потёмкина) и нарастающими внутренними спорами между софонтиевским, онуфриевским и дьяконовским согласиями, Керженец подчинился В. и ее деятельному старцу Феодосию. Последний энергично участвовал в полемике, особенно с дьяконовцами, начавшими активно переселяться с Волги на В. и в Стародубье. Одним из противников Феодосия был дьяконовец Т. М. Лысенин . Их спор отражен в «Описании прения старца Феодосия с некоим Тимофеем Матвеевым Лысениным, и с учеником его Василием Власовым, и с их единовольники о Честном и Животворящем Кресте Христове», происходившем на В. в июне 1709 г. (Лилеев . Материалы. С. 3-9). Предмет спора заключался в следующем: Лысенин, как и все дьяконовцы, почитал равно 4-конечный и 8-конечный кресты, Феодосий же называл «истинным» только 8-конечный крест. Строго относился Феодосий и к Софонтию - организатору на Керженце скита, не подчинявшегося В., а также к керженскому старцу Онуфрию - почитателю догматических писем протопопа Аввакума.

О преемниках Феодосия по управлению ветковским Покровским мон-рем до сер. 30-х гг. XVIII в. известно следующее: Александр (брат Феодосия) «такоже вторым чином принял [в старообрядчество.- Е . А .] священноинока Антония и проч. Антоний же принял священноинока Иова и проч.» (Нифонт . С. 78). Иов, присоединив к старообрядчеству неск. иеромонахов, в 1734 г. «принял под исправу» лжеепископа Епифания Ревуцкого (2-м или 3-м чином, по разным старообрядческим источникам). Мн. ветковцы не признали архиерейства Епифания, к-рый тем не менее «рукоположил» для старообрядцев 14 «священников». Ранее ветковские старообрядцы предпринимали неск. попыток получить собственного епископа. В 1730 г. ветковский игум. Власий передал Ясскому митр. Антонию «просительный лист» о собственном архиерее, подписанный ветковскими поповцами и стародубскими диаконовцами, прошение поддержали владелец В. пан Халецкий и молдав. господарь. Не получив ответа, в следующем году ветковцы направили новое прошение, к-рое было рассмотрено находившимся тогда в Яссах К-польским Патриархом Паисием II, согласившимся удовлетворить просьбу, но с условием во всем следовать учению правосл. Церкви, что не устраивало ветковцев.

В 1733 и 1734 гг. имп. Анна Иоанновна издала 2 указа, к-рыми ветковцы приглашались вернуться на места своих прежних поселений. Поскольку ответа на указы не последовало, в 1735 г. по повелению императрицы 5 полков под командованием полковника Я. Г. Сытина окружили В., все ее насельники были разосланы по мон-рям, расселены по местам прежнего жительства и в Ингерманландии. Начальствовавший тогда на В. иером. Иов был сослан в валдайский в честь Иверской иконы Божией Матери мон-рь и там скончался; Епифания отправили в Киев, где он умер в общении с правосл. Церковью. Покровскую ц. разобрали, из бревен устроили плоты и водой пытались доставить в Стародубье, но в устье Сожа бревна затонули. У ветковских иноков было отобрано 682 книги «да особливо разных мелких книжек и поминаний полтора мешка».

Через год на В. вновь стали собираться старообрядцы, была построена величественная часовня, устроены звоны. В 1758 г. поставили новый храм, освященный с оставшимся от старого храма антиминсом. Возродился и Покровский мон-рь, где жили до 1200 насельников. Однако подъем В. и на этот раз был непродолжительным. В 1764 г. по повелению имп. Екатерины II Алексеевны , стремившейся к возвращению русских на родину, генерал-майор Маслов с 2 полками внезапно окружил В. и через 2 мес. более 20 тыс. ее жителей вывел в Россию, большей частью в Сибирь, нек-рых - на Иргиз , превратившийся в главный центр старообрядцев-поповцев. В наст. время выходцы с В. живут в Бурятии (носят название семейских Забайкалья) и на Алтае, где их называют поляками.

Согласно старообрядческим свидетельствам, В. окончательно опустела в 1772 г. Но еще долго продолжались споры о том, каким чином «приимати приходящих от великороссийской Церкви попов и мирян» (Мельников-Печерский . С. 337). На В. придерживались приема 2-м чином, с «перемазыванием» миром, что и дало название ветковцам - перемазанцы, в отличие от дьяконова согласия, принимавшего 3-м чином. Из ветковцев окончательно к дьяконовской практике перешел Михаил Калмык , в 1772 г. переселившийся в Стародубье.

Во 2-й пол. XVIII-XIX в. старообрядцы жили на В., но былого значения этот центр не имел. Наибольшей известностью пользовался Лаврентьев мон-рь (после 1735-1844; не сохр., в наст. время зона отдыха Гомеля), где начал свой иноческий путь в 1834 г. Павел (Великодворский) . В 1832-1839 гг. настоятелем мон-ря был Аркадий (Шапошников , впосл. старообрядческий епископ), с этой обителью связаны мн. видные деятели Белокриницкой иерархии : Аркадий (Дорофеев , впосл. еп. Славский), Онуфрий (Парусов, впосл. еп. Браиловский), Алимпий (Вепринцев), И. Г. Кабанов (Ксенос) - автор «Истории и обычаев Ветковской церкви» и Окружного послания . На В. действовали и др. старообрядческие мон-ри: Макариев Терловский, основанный ок. 1750 г. в 32 верстах от Лаврентьева мон-ря иноком Макарием из Вереи, Пахомиев, созданный ок. 1760 г. др. выходцем из России - иноком Пахомием, Асахов (Чолнский или Чонский) скит, устроенный в то же время близ Гомеля в урочище Чолнский обрыв старцем Иоасафом из Гжатска, жен. мон-рь в Спасовой слободе на территории совр. Гомеля. Этим мон-рям, особенно Лаврентьеву, в кон. XVIII - нач. XIX в. покровительствовали фельдмаршал П. А. Румянцев-Задунайский и его сын гр. Н. П. Румянцев , на землях к-рых располагались обители. В нач. ХIХ в. в Макарьевом мон-ре проходил собор по соглашению «перемазанцев» с дьяконовцами, на к-ром присутствовали представители Рогожского кладбища, В., Стародубья, Орла и Молдавии. На соборе преобладали «перемазанцы», но согласие не было достигнуто, ветковские старцы от спора уклонились (Мельников-Печерский . С. 346).

В кон. 20-х гг. ХХ в. ветковские старообрядческие слободы были довольно многолюдными: в 1929 г. в Косецкой общине были зарегистрированы 434 прихожанина, в Попсуевской - 342, в приходе Леонтьевского молитвенного дома - 521 прихожанин. В 1988 г. территории ветковских слобод оказались в зоне заражения после аварии на Чернобыльской АЭС, что обусловило исчезновение мн. исторически значимых поселений, гибель большого числа памятников старообрядческой культуры. В наст. время немногочисленное старообрядческое население живет в Тарасовке, Марьине, Ст. Крупце, Буде.

В 1897 г. в В. усилиями Ф. Г. Шклярова (открыт для посещения в 1987) был создан Музей народного творчества, более 400 экспонатов из коллекции Шклярова положили начало музейным фондам. В музее представлены иконы, изделия местных мастеров ткачества, бисерного шитья, есть также собрание древних книг и рукописей; в большинстве своем экспонаты являются памятниками материальной и духовной культуры старообрядчества. 27-28 февр. 2003 г. в Гомеле прошла международная конференция «Старообрядчество как историко-культурный феномен», основной темой к-рой было сохранение и изучение уникального исторического наследия В.

Ист.: [Ксенос И . Г .] История и обычаи Ветковской церкви. Б. м., б. г.; То же // Старообрядческий церк. календарь на 1994 г. М., 1993. С. 66-104; О. Нифонт: Родословие // Духовная литература староверов востока России ХVIII-ХХ вв. Новосиб., 1999. С. 65-91.

Лит.: Лилеев М . И . Мат-лы для истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1893; он же . Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1895. Вып. 1; Мельников П . И . (Андрей Печерский) . Очерки поповщины // Собр. соч. М., 1976. Т. 7. С. 243-275, 343-345, 510-555; Воронцова А . В . О полемике «ветковцев» с дьяконовцами: Малоизученные полемич. соч. представителей «ветковского» согласия // Мир старообрядчества. М.; СПб., 1992. Вып. 1: Личность. Книга. Традиции. С. 117-126; Гарбацкi А . А . Стараабраднiцтва на Беларусi ў канцы XVII - пачатку XX ст. Брэст, 1999; Зеленкова А . И . Старообрядцы деревни Крупец Добрушского р-на Гомельской обл. (на мат-лах устной истории) // Старообрядчество как ист.-культурный феномен: Мат-лы междунар. науч.-практ. конф. 27-28 февр. 2003 г., Гомель, 2003. С. 85-87; Киштымов А . Л . Румянцев и старообрядцы Гомельского имения // Там же. С. 111-118; Кузьмич А . В . Из истории Лаврентьева мон-ря // Там же. С. 139-142; Савинская М . П ., Алейникова М . А . Отношение органов власти к старообрядческим общинам на Гомельщине в 20-е гг. ХХ в. // Там же. С. 250-254.

Е. А. Агеева

Ветковский распев

В В., являющейся духовно-адм. центром старообрядцев-поповцев, впервые начали складываться их певч. традиции. В рукописях, к-рые здесь переписывались, было заложено то, что впосл. стало особенностью старообрядческих поповских певч. книг - истинноречная редакция текстов, знаменная нотация с пометами и признáками.

Ветковские мастера создали своеобразный стиль оформления рукописей, к-рый сложился под влиянием московских рукописей XVII в. (Веткаускi музей народнай творчацi. Мiнск, 2001. С. 119; Гусева К . Старообрядческое искусство на Брянщине и Гомельщине // Из истории фондов НБ МГУ. М., 1978. С. 130-135). Наиболее известным местом, где переписывались рукописи, являлся ветковский Покровский мон-рь; этим занимались и жители слобод (Лилеев . С. 221; Сб. Нижегородской учен. арх. комис. Н. Новг., 1910. Т. 9. Ч. 2. С. 313; Поздеева С. 56-58). В Ветковском центре были собраны древние книги не только из центральнорус. областей, но и из сопредельных правосл. земель (Смилянская . С. 205-210).

Ветковские мастера создали собственный стиль написания и оформления рукописей. Орнамент ветковских певч. рукописей своеобразен и строг, не содержит золота. В нем присутствуют черты травного стиля, барочные элементы, преобладают оттенки красного, зеленого, синего, желтого цветов. Инициалы многоцветные, используется киноварь или близкая по тону краска. Встречаются высокохудожественные переработки старопечатного орнамента. В ряде рукописей указываются имена создавших их мастеров (Бобков Е ., Бобков А . С. 451). Своей вершины ветковская орнаментика достигла в рукописях старца Евдокима Носова (1777). Традиция переписывания рукописей сохранялась на В. вплоть до 60-х гг. XX в. Ветковские орнамент и почерк крюков послужили основой, на к-рой сложился стиль гуслицких рукописей (особенно трудно отличить от ветковских гуслицкие рукописи кон. XVIII в.- см.: Рукописи старообрядцев Бессарабии и Белой Криницы: Из собр. НБ МГУ: Кат. Ч. 2: Певч. рукописи Бессарабского собрания МГУ / Сост. Н. Г. Денисов, Е. Б. Смилянская. М., 2000. № 1608, 1733, 1738, 1838, 1845, 2206 и др.).

Ветковцы распели отдельные песнопения особым напевом, обозначенным в рукописях как «Ветковский распев». В одной из рукописей, к-рую нашли и ввели в научный оборот Е. А. и А. Е. Бобковы, этим распевом записано песнопение «Да ся исправит молитва моя» (Бобков Е ., Бобков А . С. 450; ркп. передана Бобковыми в дар ИРЛИ, где и хранится (Древлехранилище. Белорус. собр., № 93. Л. 30 об.)). Указания на ветковский распев встречаются в рукописи певч. собрания Пермской Гос. галереи (ркп. № 1405р. Октоих и Обиходник крюковые. XIX в. Л. 125. «Веткавского напеву»: «Иже нейде на совет» (Парфентьев Н . П . Традиции и памятники древнерус. муз.-письменной культуры на Урале (XVI-XX вв.). Челябинск, 1994. С. 178-179)) и др. Гласового обозначения ветковский распев не имеет; его музыкально-стилистические особенности не изучены. В Ветковско-Стародубском собрании певч. рукописей научной б-ки МГУ указаний на этот распев нет (Богомолова, Кобяк) .

Лит.: Лилеев М . И . Из истории раскола на Ветке и в Стародубье XVII-XVIII вв. К., 1895; Поздеева И . В . Археографические работы Моск. ун-та в р-не древней Ветки и Стародубья (1970-1972) // ПКНО, 1975. М., 1976. С. 56-58; Богомолова М . В ., Кобяк Н . А . Описание певч. рукописей XVII-XX в. Ветковско-Стародубского собр. МГУ // Рус. письменные и устные традиции. М., 1982. С. 162-227; Бобков Е . А ., Бобков А . Е . Певч. рукописи с Ветки и Стародубья // ТОДРЛ. 1989. Т. 42. С. 448-452; Смилянская Е . Б . К изучению ист.-культурного значения Ветковско-Стародубского старообрядческого центра в XVIII-XX вв. // История Церкви: изучение и преподавание: Мат-лы науч. конф. Екатеринбург, 1999. С. 205-210.

Н. Г. Денисов

Иконопись В.

(кон. XVII в.- 2-я пол. XVIII в.), отражающая непрерывность правосл. традиции, сохраненной в среде старообрядцев в следовании решениям Стоглавого Собора 1551 г. и памятникам духовной культуры XVI - 1-й пол. XVII в., изучена мало. Ее истоками были художественные центры в Романове-Борисоглебске (ныне Тутаев), Костроме, Ярославле, чьи лучшие мастера работали в Оружейной палате Московского Кремля. Однако на дониконовскую иконопись не могли не оказать влияние новые художественные тенденции. Совмещение традиц. письма с «живоподобием» свидетельствует о двойственности стиля, удержавшегося тем не менее в старообрядческой иконе в границах древнего канона. Конфессиональная замкнутость и расположенность за пределами России способствовали закреплению в художественной практике В. местных особенностей, сохраняемых благодаря династической преемственности мастерства. Своеобразие иконописи на В. проявилось и в создании новых иконографий.

Ветковские мастера изготавливали иконные доски без ковчега из древесины мягких пород, осины и тополя, сильно подверженных воздействию жучка-точильщика. Для паволоки использовались льняные, позже хлопчатобумажные промышленного производства ткани. Графья присутствовала всегда; рисунок процарапывался, вычеканивался по левкасу и затем поверхность золотилась. Характерной чертой ветковских икон стало одновременное сочетание большинства распространенных техник и приемов письма (цировка, цвечение золота, черневая роспись, впроскребку). при золочении нимбов нередко применялось глассирование, они выполнялись в виде точечного орнамента, а также способом цировки, цветом (красной и тонкой белой линиями), иногда по зап. типу - сочетанием прямых и зигзагообразных лучей. В разделке одежд твореным сусальным золотом использовался рисунок (в перо, в зигзаг, в рогожку и др., а также свободной формы) в технике золото-пробельного письма (техника инакопи не использовалась); только на ветковских иконах встречается унаследованная от мастеров Оружейной палаты разделка одежд охрой или белилами по золоту. Влияние этих мастеров сказалось также в одновременном применении золота и серебра при написании орнаментов одежд поверх складок, в т. ч. в «теневых» местах. Особенностью икон такого письма является высокое качество олифного покрытия.

Рождество Богородицы. Богоматерь Феодоровская. "Бысть чрево Твое Святая трапеза". Великомученицы Екатерина и Варвара. Четырехчастная икона. 40-е гг. XIX в. (ВМНТ)

В ветковской иконе сохранялось свойственное для традиц. иконописи отношение к свету как Фаворскому, но и свет, и цвет частично изменили свои качества, поскольку все больше внимания уделялось красоте видимого мира. На вкусы ветковцев наложила отпечаток жизнь в пределах Малороссии. Яркое многоцветие юж. колорита они воспринимали как образ Эдемского сада, отсюда повышенная декоративность, обилие растительных орнаментов (нарциссы, ветви с листьями и цветами яблонь, имитация листьев аканфа, виноградная лоза, гирлянды, рог изобилия, раковины). Кровли архитектурных сооружений украшались декором в виде полукружий, рыбьей чешуи, черепицы, лемеха, диагональной сетки с орнаментом внутри. На орнаментацию одежд оказали влияние узоры зап. и вост. привозных тканей. От мастеров Ярославля и Костромы был унаследован интерес к усложненным композициям, любовь к узорочью и орнаментам, в частности, были восприняты и развиты костромские орнаментальные рамки, отделяющие средник иконы от полей, часто с наугольниками др. цвета и орнамента.

В старообрядческой иконописи сохранилось семантическое значение основных составляющих иконы и символика ее цветов: опушь на полях (граница земной и небесной тверди) писалась красной и синей краской; рамка, отделяющая ковчег (область вечности) от полей (небесной тверди),- красной и тонкой белильной линией (цвета горнего мира). Пигментный состав палитры в В. представлен основными цветами и выделяется обилием бакана. Характерны открытые, чистые, часто не смешанные, локальные цвета. В продолжение традиции тонального письма возможен вариант смешения цвета с различным содержанием белил. Фон и поля покрывались золотом, редко серебром с подцвеченной олифой. В отличие от др. иконописных центров на В. цветной фон не применялся. На распространение «архитектурных» фонов в иконах XVIII-XIX вв. повлияло европ. барокко. Еще одна своеобразная черта - обилие надписей на полях. Эклектичный стиль царских мастеров стал источником совмещения в ветковских иконах «живоподобного» доличного и традиц. личного письма.

Техника исполнения личного письма восходит к визант. приемам (плавь, взаливку, отборка) и известна в 3 основных «пошибах» (вариантах). В первом - визант. и рус. домонгольскую традицию продолжили т. н. корсунские письма, где тона санкиря и охрения максимально сближены, подрумянка разбеленной киноварью и выделенное киноварью междугубие (или опись нижней губы) создают образ духовного горения. Эти «темноликие образы» сохранили особое видение старообрядцами божественной природы преображенной плоти. В др. варианте, «контрастном письме», оливково-коричневые по цвету санкири с обильными высветлениями не совпадают друг с другом по тону; подрумянка наносилась не всегда. В 3-м - система письма та же, но личное письмо выдержано в теплых тонах: оранжево-коричневые цвета охрений, нанесенных по охристо-коричневым санкирям. Отличительной чертой письма ликов являются 3 световых пятна в виде активных высветлений вокруг рта и подбородка, а также форма верхней губы, нависающей над припухлой раздвоенной нижней. Указанные направления существовали как в монастырских, слободских мастерских, так и в работах сельских иконописцев.

Умение ветковских мастеров воплотить в иконе принципы монументального искусства является наследием художественной культуры богатых поволжских городов. Иконописцы наряду с традиц. формой житийных икон, событийный ряд в к-рых представлен в клеймах, приняли вслед за мастерами Верхнего Поволжья новую композиционную форму развития сюжета в одной плоскости. Навыки пространственного мышления нашли отражение в широком распространении многочастных икон, актуальных для домашних молелен старообрядцев, находившихся «в бегах».

"Союзом любви связуемы апостолы". XIX в. (Челябинская областная картинная галерея)

Обособленность ветковцев не приостановила творческих поисков в области иконографии. Правосл. самосознание и чаяния Небесного Иерусалима старообрядцами, выражаемые словами ап. Павла: «Не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр 13. 14), отражают суть мн. иконографий, созданных в их среде. Излюбленным был образ Св. Троицы (т. н. новозаветной) - «Триипостасное Божество». Усвоение и усложнение этой иконографии старообрядцами, появление к-рой они не связывали с Западом, обусловлено важными для них эсхатологическими настроениями и представлением христиан об участи грешников и праведников. Среди многочисленных аспектов выделена идея крестного пути верных, способных внутри Церкви и с помощью Евхаристии преодолеть разделение и стать сонаследниками Царствия Небесного. », глас 4) раскрывает духовный смысл образа: мистическое соединение Церкви Земной и Небесной со своим Главой. Жертвенный путь этого соединения выражен через крестоцентричную композицию, где Крест - средство спасения на пути к Богу. В центре композиции, как правило, представлен Христос Первосвященник в образе Ангела Великого Совета с восьмиконечным нимбом, в священнической ризе, в поручах и со скрещенными на груди руками; встречаются изображения Господа Вседержителя, «Спаса Благое Молчание», Распятия, Св. Троицы (ветхозаветной), а также Богоматери «Призри на смирение» в образе Невесты-Церкви, связанной узами единства и любви с коронующим Ее Женихом-Христом. Художественными средствами этот образ раскрывается через светоносную структуру цвета и света, золото полей и фона. Возникновение этой иконографии в 1-й пол.- сер. XIX в. в Белой Кринице не случайно, именно там в 1846 г. совершилось присоединение к старообрядчеству Босно-Сараевского митр. Амвросия (Паппа-Георгополи), и старообрядцы получили собственную иерархию.

в XVIII в. появление на В. иконографии Богоматери «Огневидной» связано с осмыслением Ее образа как полноты Церкви. Эта идея соединена с темой божественного огня и выражена в иконе через символику красного цвета лика и одежд Богородицы. Цвет Воскресения Христова для образа Богоматери является наиболее адекватным воплощением обоженной нетленной плоти, соединившей земное и небесное и ставшей «Престолом огненным». Эта иконография связана с праздником Сретения Господня , отмечаемым в католич. Церкви как Богородичный (Очищение Марии) и известным в Польше и Юго-Зап. Руси под названиями «Огненная Мария», «Громница» (см.: О Тебе радуется: Рус. иконы Богоматери XVI - нач. XX в. М., 1996. Кат. 60). У беспоповцев образ Богоматери «Огневидной» отсутствует; в РПЦ известен только в Своде чудотворных икон Богоматери.

Деревянные киоты, сделанные на В., унаследовали традиции белорус., т. н. флёмской, прорезной, многослойной резьбы, имеющей западноевроп. происхождение. Применение новой технологии и инструментов позволило создать скульптурно-объемную высокорельефную и в то же время ажурную резьбу. На элементы деревянной резьбы оказали влияние, а порой «цитировались», орнаменты заставок, буквиц старопечатных и рукописных книг XVI в.

Лит.: Соболев Н . И . Русская нар. резьба по дереву. М; Л., 1934; Абецедарский Л . С . Белорусы в Москве XVII в. Минск, 1957; НКС. Т. 4. С. 8, 19, 25, 122-123, 126-127; Брюсова В . Г . Русская живопись XVII в. М., 1984. С. 94, 113-114. Ил. 82, 83; Зонова О . В . О ранних алтарных фресках Успенского собора // Успенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. М., 1985. С. 116-117. Ил. 26; Невьянская икона. Екатеринбург, 1997. Ил. 147; Ветковский музей нар. творчества. Минск, 1994; Рафаил (Карелин), архим . О языке правосл. иконы. СПб., 1997; Гребенюк Т . Е . Худож. своеобразие ветковских икон: Технико-технол. аспект // Мир старообрядчества. М., 1998. Вып. 4. С. 387-390; Сарабьянов В . Д . Символико-аллегорические иконы Благовещенского собора и их влияние на искусство XVI в. Моск. Кремля // Благовещенский собор Моск. Кремля: Мат-лы и исслед. М., 1999. С. 200, 202; Флоровский Г . Вера и культура. СПб., 2002. С. 240-241.

Т. Е. Гребенюк