Д даррелл моя семья. Онлайн чтение книги Моя семья и другие звери My Family and Other Animals Слово в свое оправдание

Очень кратко Мальчик, ставший впоследствии известным зоологом, живёт на греческом острове в доме с садом. Он наводняет дом разнообразными животными, что не слишком нравится его семье.

Повествование ведётся от лица десятилетнего Джерри Даррелла.

Из Англии на греческий остров Корфу переезжает семья Дарреллов, вдова миссис Даррелл и четверо её детей: писатель Ларри двадцати трёх лет, девятнадцатилетний любитель охоты Лесли, восемнадцатилетняя Марго и десятилетний Джерри, который с рождения увлекается животными. Страдая от климата туманного Альбиона, Дарреллы по инициативе Ларри надеются поправить своё здоровье на солнечном острове.

На Корфу Дарреллы встречают шофёра Спиро, пользующегося уважением у местного населения, который становится преданным другом семьи. Спиро помогает Дареллам уладить проблемы с таможней м банком и снять небольшой дом землянично-розового цвета с садом и ванной.

Дарреллы постепенно обживаются на новом месте. Миссис Даррелл занимается хозяйством, Ларри пишет книги, Лесли охотится, Марго заигрывает с местными парнями, а Джерри со своим псом Роджером изучает природу острова. Сад становится для Джерри настоящей волшебной страной. Целыми днями мальчик наблюдает за различными насекомыми, из окрестных рощ он слышит звон цикад. Однажды Джерри находит гнездо уховёртки. Он ставит вокруг него защиту и наблюдает за ним. Но мальчику не везёт: детёныши появляются ночью. Каждое утро Джерри, взяв Роджера, отправляется исследовать остров. Местные жители приветливо относятся к мальчику, называют его «маленьким лордом», приглашают к себе в гости и угощают различными лакомствами.

Однажды Джерри покупает маленькую черепашку и называет её Ахиллес. Домашние хорошо относятся к черепашке, пока она не начинает царапать любителей позагорать в саду. Из-за жалоб и угроз родственников Джерри приходится держать своего любимца под замком. Вскоре черепаха исчезает. Семья находит питомца мёртвым в старом колодце. Ахиллеса торжественно хоронят под кустиком земляники, которую он очень любил. Затем Джерри приобретает невероятно уродливого голубя и называет его Квазимодо. Квазимодо оказывается большим любителем музыки. Вскоре выясняется, что это голубка, и Квазимодо улетает в лес с голубем.

Дарреллы считают, что Джерри нужно дать образование, и Ларри нанимает репетитора, своего друга-писателя. Тот старается обучить Джерри французскому языку, математике, истории, географии, но мальчика интересуют только животные. Однажды репетитор знакомит Джерри со знаменитым учёным, доктором Теодором Стефанидесом, который увлечён зоологией не меньше, чем мальчик. Несмотря на разницу в возрасте и в знаниях, между Теодором и Джерри завязывается крепкая дружба. Теперь они вместе исследуют остров. Мальчик поражён глубиной познаний и эрудицией своего нового друга, котрого не променяет ни за что на свете.

Наступает весна. Шофёр Спиро узнаёт, что Марго встречается с турком, и с негодованием сообщает об этом миссис Даррелл. Мать приглашает молодого человека в гости. Дарреллы благосклонно относятся к поклоннику Марго, но когда он приглашает её в кино, миссис Даррелл решает идти с ними. Вечер оказывается неудачным, и Марго расстаётся с молодым человеком.

Дарреллы ждут приезда друзей Ларри. Дом слишком мал для гостей, и семья переезжает в большой бледно-жёлтый особняк. Миссис Даррелл, Марго и Джерри едут в город. В тот день выставляют мощи святого Спиридиона, покровителя острова. Толпа паломников уносит их к гробу, и Марго, которую мать не успела предупредить, страстно целует ноги святого, прося избавить её от прыщей. На следующий день она тяжело заболевает гриппом.

Джерри с псом Роджером осваивают новый сад. Под карнизом дома живут ласточки, и мальчик наблюдает за тем, как семьи этих птиц по-разному себя ведут. Репетитор уезжает, и Джерри свободен, он снова целыми днями исследует остров. Однажды он видит, как черепахи выходят из под земли после зимней спячки. Мальчик наблюдает за их брачными играми, и его коллекция пополняется черепашьим яйцом. Тем временем в дом съезжаются друзья Ларри.

В саду Джерри находит полуразрушенную стену, в трещинах которой водится множество насекомых. За ними охотятся жабы и гекконы. Но больше всего мальчика привлекают скорпионы. Однажды он находит большую самку скорпиона с детёнышами. Джерри кладёт свою добычу в спичечный коробок, который открывает ничего не подозревающий Ларри. В доме поднимается страшный переполох, Роджер кусает служанку за ногу, а у Ларри появляется страх перед спичечными коробками.

Вскоре Джерри находят учителя французского языка, бельгийского консула, большого любителя кошек. Консул живёт в бедном районе города и во время урока часто стреляет в окно из ружья, из жалости уничтожая бездомных и больных кошек, которым ничем не может помочь. Уроки французского, на которых Джерри скучает, вдохновляют его на новые исследования с доктором Теодором, и миссис Даррелл приглашает ему ещё одного учителя, студента. Чаще всего репетитор даёт Джерри задание, а сам отправляется на прогулку с Марго.

Джерри приносит в дом птенца совы, которого, к удивлению мальчика, благосклонно встречают домашние. С наступлением лета вся семья купается ночью в заливе. Джерри встречает в море стаю дельфинов. Летнее море фосфорицирует, а над ним кружатся вылетевшие из оливковых рощ светлячки.

Наступает день рождения Джерри. Семья выполняет все его заказы, особенно мальчик благодарен Лесли - он сделал для брата лодку, на которой можно обследовать расположенные недалеко от Корфу маленькие острова. Гости дарят имениннику двух щенков.

Миссис Даррелл замечает, что отношения между Марго и репетитором Джерри зашли слишком далеко, и студента рассчитывают. Марго считает, что её жизнь разбита, а Джерри радуется, что остался без учителя.

С наступлением зимы начинается охотничий сезон. Лесли гордится своим умением метко стрелять, но Ларри считает, что большого ума на это не надо. Обиженный Лесли берёт брата с собой на охоту, но тот промахивается и падает в канаву. Простудившись, незадачливый охотник выпивает пару бутылок бренди и засыпает в комнате, где мать разожгла камин. Ночью начинается пожар. Не вставая с кровати, Ларри даёт указания, а когда пожар потушен, заявляет, что важны не действия, а работа мозга, и если бы не он, то все бы сгорели в своих постелях.

Дарреллы переезжают в маленький белоснежный дом. На новом месте Джерри изучает живущих в саду богомолов. Он наблюдает за войной между ними и гекконами. Один из гекконов поселяется в его спальне и приводит себе подругу. С очередной прогулки Джерри приносит домой двух огромных жаб, одна из которых случайно съедает самку геккона.

Миссис Даррелл находит Джерри очередного учителя, немолодого уже человека с горбом, похожего на гнома. Чтобы заинтересовать мальчика, ему сообщают, что репетитор - большой любитель птиц. Учитель приводит мальчика в огромную комнату, где все стены от пола до потолка увешаны клетками с самыми разными птицами. Джерри кажется, что он попал в рай.

Несмотря на общее увлечение, репетитор всерьёз занимается с Джерри, для которого уроки мучительны и неинтересны. Мальчик оживляется только когда помогает учителю с птицами. Вскоре Джерри узнаёт, что его наставник живёт вместе со своей матерью, которая разводит цветы и считает, что растения разговаривают, просто не каждый может их слышать.

С очередной прогулки Джерри приносит двух птенцов сороки. Ларри с Лесли настороженно относятся к новому приобретению брата, считая, что сороки воруют деньги и драгоценности. Вскоре птенцы начинают разгуливать по дому. Особенно их привлекает комната Ларри, в которую их не пускают. Однажды в отсутствие хозяина птенцы туда проникают и переворачивают всё вверх дном. Джерри решает соорудить для птенцов клетку и просит своего учителя помочь. Репетитор любит рассказывать невероятные истории, в которых он спасает некую Леди из разных бед. Рассказывая одну из историй, он признаётся, что владеет приёмами борьбы, и Джерри просит его научить. Пытаясь повторить приём, Джерри неудачно толкает учителя, и тот падает, ломая рёбра.

Миссис Даррелл неосторожно приводит в дом терьера, невероятно глупую собаку с больной задней ногой. Нога всё время выходит из сустава, и терьер издаёт душераздирающие крики. Собака ходит по пятам за миссис Даррелл и воет, когда та уходит из дома. Вскоре терьер рожает щенка и разрывается между ним и своей хозяйкой. Теперь миссис Даррелл выходит гулять в сопровождении четырёх псов и служанки с щенком на подушке. Эту процессию Ларри называет «мамин цирк».

Как-то во время прогулки Джерри находит двух водяных ужей. Пытаясь их словить, он знакомится с заключённым, который убил свою жену, но за хорошее поведение может ездить на выходные домой. Он дарит мальчику свою чайку и приглашает на ночную рыбалку. Ларри приходит в ужас и от нового знакомства Джерри, и от новой птицы, считая, что это не чайка, а альбатрос, приносящий в дом несчастье.

Дарреллы готовятся к большому приёму гостей. Джерри мечтает о новом приобретении для своего зверинца - золотых рыбках, и Спиро ловит их в пруду у королевской резиденции. Ужам от жары становится плохо, и Джерри выпускает их в прохладную ванну. Прибывают гости. Пришедший с охоты Лесли идёт принять ванну и вскоре выскакивает к гостям с душераздирающим криком «Змеи!». Ларри объясняет, что в их доме каждый коробок таит опасность, и рассказывает, как страдает от животных брата. В подтверждении его слов кого-то из гостей кусает сидящая под столом чайка, а собаки устраивают драку из-за терьера.

Учитель сообщает миссис Дарелл, что передал Джерри все свои знания. Несмотря на то, что Джерри желает остаться полуобразованным, Дарреллы решают вернуться в Англию, чтоб дать ему образование. Плачущий Спиро, репетитор и Теодор провожают их. При виде многочисленных клеток с животными один из пограничников пишет в анкете: «Передвижной цирк и штат служащих».

Одно из самых популярных произведений известного английского писателя-анималиста Джеральда Даррелла - "Моя семья и звери". Краткое содержание этой автобиографической повести поможет вам лучше узнать, как устроен мир автора, чему он уделяет самое пристальное внимание. В переводах на русский язык эта книга известна также под названиями "Моя семья и другие звери", "Моя семья и другие животные".

Трилогия Корфу

Первым произведением знаменитой трилогии Корфу Даррелла является повесть "Моя семья и другие звери". Краткое содержание подробно познакомит вас с темами, которые были наиболее важны автору.

Эта повесть впервые была опубликована в 1956 году, когда автору исполнился 31 год. Он вспоминает свое детство, проведенное с родителями на греческом острове Корфу. Свои первые впечатления, которые он получил при знакомстве с животным миром.

Продолжением этой трилогии являются повести "Птицы, звери и родственники" и "Сад богов".

10-летний мальчик

Главный герой повести - сам Даррелл, когда ему было десять лет. Повествование ведется от первого лица, так читатель быстро втягивается в увлекательное путешествие по страницам книги "Моя семья и звери". Краткое содержание начинается с описания того, как семья будущего писателя-анималиста приезжает из Англии на греческий остров Корфу.

Среди них мать главного героя, ставшая вдовой, и трое его братьев и сестер. Это 23-летний начинающий писатель Ларри, 19-летний Лесли, который обожает охоту, 18-летняя Марго и самый маленький - десятилетний Джерри. Он с детства испытывает страсть к животным.

В Англии все семейство постоянно страдало от влажного климата и туманов. На Корфу они надеются поправить свое здоровье.

На этом греческом острове их встречает шофер по имени Спиро, которого уважает все местное население. За короткое время он становится преданным другом семьи. Спиро помогает решать практически все бытовые вопросы, как снять дом, как уладить проблемы на таможне, где застрял их багаж, как оформить отношения на новом месте с банком.

Дарреллам нравится на Корфу. Мать Джерри ведет хозяйство. Ларри, как и мечтал, пишет свои первые книги, Лесли почти каждый день уезжает на охоту, легкомысленная Марго заигрывает с парнями, а Джерри со своим верным псом по кличке Роджер изучает, как устроена природа на этом острове.

Настоящей волшебной страной для него становится сад его родного дома. Даррелл в "Моей семье и зверях" (краткое содержание приведено в этой статье) подробно описывает, как он дни напролет проводит за изучением насекомых.

Однажды маленький мальчик обнаруживает гнездо уховертки. Для него это становится серьезным открытием. Он устанавливает вокруг защиту, чтобы никто его ненароком не разрушил и начинает наблюдать. Впечатления главного героя от окружающего мира - главная ценность повести "Моя семья и другие звери". Краткое содержание позволяет близко познакомиться с героями повествования, узнать их привычки и особенности характера.

Во время наблюдения за гнездом мальчик терпит неудачу. Птенцы появляются ночью, ему не удается увидеть самое интересное.

Детские переживания и разочарования от упущенного открытия - главное, что есть в повести "Моя семья и звери". Краткое содержание на Брифли даст вам полноценное представление об этом произведении. Но все-таки лучше его прочитать целиком самому.

Исследование острова

Каждое утро Джерри со своим верным псом отправляются изучать остров Корфу. Местным жителям нравится этот любознательный англичанин. Они приглашают его в гости и угощают различными лакомствами.

Как-то мальчик покупает маленькую черепашку, которой дает кличку Ахиллес. Его родные хорошо относятся к его новому увлечению, пока эта черепаха не начинает царапать всех, кто ложится позагорать в саду.

Под давлением родных Джерри приходится держать любимца под замком. Теперь он выпускает его гулять только под присмотром. Но все-таки через некоторое время черепаха исчезает. Даже в очень кратком содержании "Моей семьи и зверей" уделяется внимание тому, как переживают все домочадцы.

В итоге питомца обнаруживают мертвым в старом колодце. Его хоронят под кустом земляники, к которой он всегда был неравнодушен.

Новые знакомства

Вскоре у Джерри появляется новый питомец. Это голубь, который за свою уродливую внешность получает прозвище Квазимодо. Рассказ "Моя семья и звери", краткое содержание которого есть в этой статье, в основном, посвящен питомцам будущего писателя. Оказывается, что голубь - большой поклонник музыки.

Чтобы дать мальчику хорошее и качественное образование, ему нанимают опытного репетитора. Им становится друг Ларри, тоже начинающий писатель. Он начинает обучать Джерри математике, географии, французскому языку. Но мальчика интересуют только животные.

У Даррелла в "Моей семье и зверях" в кратком содержании описывается случай, который оказывает важное влияние на судьбу мальчика. Он встречается с ученым Теодором Стефанидесом. Таким же увлеченным зоологом. У них большая разница в возрасте, но общие интересы. На этой почве они сближаются. Между ними завязывается крепкая дружба. У Джерри появляется еще один попутчик в исследовании острова.

В доме гости

Следующим важным эпизодом повести "Моя семья и звери" в кратком содержании становится приезд друзей Ларри. Чтобы разместить всех, приходится на время перебраться в большой особняк.

Джерри с мамой едет в город, где в тот день выставляют на всеобщее обозрение мощи святого Спиридона, который считается покровителем острова Корфу.

Легкомысленная Марго после многочисленных паломников целует ноги святого, прося освободить ее от прыщей. Но вместо этого заражается гриппом.

В этом время Джерри вместе с псом начинает осваивать новый сад в повести "Моя семья и звери". В кратком содержании для читательского дневника нужно обязательно уделить внимание ласточкам, за которыми наблюдает мальчик, оценивает их поведение.

В его распоряжении целый остров. Однажды перед его глазами черепаха выходит из зимней спячки, и он обзаводится черепашьим яйцом.

Мир насекомых

Однажды Джерри ловит маленькую самку с детенышем и прячет в спичечный коробок. Когда ее находят гости Ларри, в доме начинается настоящий переполох.

Новый репетитор

Вскоре у Джерри появляется новый репетитор. Французскому языку его учит бельгийский консул, большой поклонник кошек. Правда, любовь эта странная. Он часто стреляет из окна по брошенным и бездомным животным, потому что считает, что больше им никак не помочь.

Джерри же продолжает приносить домой все новых животных. Домашние благосклонно встречают Купаясь в заливе, мальчик встречает стаю дельфинов. На день рождения он в подарок получает лодку. Теперь он может исследовать и окрестности Корфу - небольшие острова. Также именинник получает в подарок двух маленьких щенков.

Наступила зима

Зимой многие представители животного мира впадают в спячку, жизнь замирает. Но не для Лесли. Для него начинается охотничий сезон.

Дарреллы снова переезжают на новое место. На этот раз в небольшой белоснежный домик. Здесь Джерри начинает изучать богомолов, живущих в саду. С увлечением он следит за войной между ними и гекконами, которая подробно описана в повести "Моя семья и звери". Краткое содержание по главам рассказывает даже о том, как один из гекконов поселяется в его спальне. И даже приводит подругу.

Но их семейная идиллия длится недолго. Джерри приносит домой двух жаб. Одна из которых съедает самку геккона.

Любитель птиц

Между тем мальчику находят нового репетитора. Большого любителя пернатых, уже пожилого человека с горбом, который делает его похожим на гнома.

В доме учителя есть комната, которая от пола до потолка увешана клетками с самыми различными птицами. Джерри кажется, что он очутился в раю.

При этом новый репетитор всерьез берется за его образование. Для мальчика же уроки неинтересны и мучительны. Оживляется он только в те моменты, когда учитель зовет его помочь ему в комнату с птицами.

Вскоре выясняется, что его наставник живет вместе с матерью. Страстной любительницей домашних цветов и других растений. При этом она убеждена, что они разговаривают, поэтому подолгу общается с ними.

Подозрительные сороки

Новыми питомцами Джерри становятся птенцы сороки. В отличие от его предыдущих животных, к этим большинство домашних относятся настороженно. Ведь считается, что сороки воруют драгоценности и деньги.

Вскоре птенцы начинают свободно разгуливать по всему дому. Особенно их привлекает комната Ларри, в которую их категорически не пускают. Когда же они в отсутствие хозяина туда все же проникают, то переворачивают все вверх дном.

Чтобы такого больше не повторилось, Джерри сооружает для них клетку. В этом ему помогает его новый репетитор, который любит рассказывать самые невероятные и нелепые истории. В большинстве из них он спасает неизвестную даму от всевозможных бед и напастей. За одной из таких историй признается, что владеет приемами борьбы. Джерри сразу просит научить и его. Во время тренировки мальчик неловко толкает учителя, тот падает и ломает себе ребра.

Питомцев в дом приводит не только Джерри. Как-то его мать приютила терьера. Собака оказывается невероятно глупой, да еще с больной задней лапой. Периодически она выпадает из сустава, тогда собака жалобно скулит.

Она ходит буквально по пятам за миссис Даррелл. А когда та уходит из дома, просто воет. Вскоре у нее рождается щенок. Теперь ей приходится разрываться между любовью к своему детенышу и хозяйке. На прогулку миссис Даррелл теперь обязательно отправляется в сопровождении четырех собак.

Зверинец Джерри

Зверинец Джерри пополняется новыми животными чуть ли не каждый день. Как-то с прогулки он приносит водяных ужей. Когда он их ловил, то познакомился с заключенным, который отбывает срок за убийство жены. За примерное поведение на выходные его отпускают домой.

Новый приятель Джерри дарит ему чайку и зовет на ночную рыбалку. Ларри в ужасе от нового знакомства младшего брата, а также от птицы, которую тот принес в дом. Ларри уверен, что это вовсе не чайка, а альбатрос, который, по поверьям, приносит несчастье.

Новая мечта Джерри - золотые рыбки. Их вылавливает для него Спиро в пруду, расположенном возле королевской резиденции.

Забавный эпизод связан с приемом гостей Дарреллами. В день, когда они приехали, были очень жарко. Ужи Джерри страдали от этого, тогда он выпустил их в ванну. Гости были в шоке, когда зашли в уборную помыть руки и обнаружили, что в воде кишат змеи.

Ларри всех предупреждает, что в их доме практически каждая коробка, даже самая небольшая, может таить в себе опасность. Скоро его слова находят подтверждение. Одного из гостей кусает чайка, а собаки дерутся из-за терьера.

В конце повести учитель сообщает миссис Даррелл, что научил мальчика всему, что мог. Семья возвращается в Англию, чтобы дать главному герою полноценное образование.

Так вот, иногда я успевала еще до завтрака целых шесть раз поверить в невероятное.

Белая королева.

Льюис Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье»

В этой книге я рассказал о пяти годах, прожитых нашей семьей на греческом острове Корфу. Сначала книга была задумана просто как повесть о животном мире острова, в которой было бы немножко грусти по ушедшим дням. Однако я сразу сделал серьезную ошибку, впустив на первые страницы своих родных. Очутившись на бумаге, они принялись укреплять свои позиции и наприглашали с собой всяких друзей во все главы. Лишь ценой невероятных усилий и большой изворотливости мне удалось отстоять кое-где по нескольку страничек, которые я мог целиком посвятить животным.

Я старался дать здесь точные портреты своих родных, ничего не приукрашивая, и они проходят по страницам книги такими, как я их видел. Но для объяснения самого смешного в их поведении должен сразу сказать, что в те времена, когда мы жили на Корфу, все были еще очень молоды: Ларри, самому старшему, исполнилось двадцать три года, Лесли – девятнадцать, Марго – восемнадцать, а мне, самому маленькому, было всего десять лет. О мамином возрасте никто из нас никогда не имел точного представления по той простой причине, что она никогда не вспоминала о днях своего рождения. Могу только сказать, что мама была достаточно взрослой, чтобы иметь четырех детей. По ее настоянию я объясняю также, что она была вдовой, а то ведь, как проницательно заметила мама, люди всякое могут подумать.

Чтобы все события, наблюдения и радости за эти пять лет жизни могли втиснуться в произведение, не превышающее по объему «Британскую энциклопедию», мне пришлось все перекраивать, складывать, подрезать, так что в конце концов от истинной продолжительности событий почти ничего не осталось. Пришлось также отбросить многие происшествия и лиц, о которых я рассказал бы тут с большим удовольствием.

Разумеется, книга эта не могла бы появиться на свет без поддержки и помощи некоторых людей. Говорю я об этом для того, чтобы ответственность за нее разделить на всех поровну. Итак, я выражаю благодарность:

Доктору Теодору Стефанидесу. Со свойственным ему великодушием он разрешил мне воспользоваться материалами из своей неопубликованной работы об острове Корфу и снабдил меня множеством плохих каламбуров, из которых я кое-что пустил в ход.

Моим родным. Как-никак это они все же дали мне основную массу материала и очень помогли в то время, пока писалась книга, отчаянно споря по поводу каждого случая, который я с ними обсуждал, и изредка соглашаясь со мной.

Моей жене – за то, что она во время чтения рукописи доставляла мне удовольствие своим громким смехом. Как она потом объяснила, ее смешила моя орфография.

Софи, моей секретарше, которая взялась расставить запятые и беспощадно искореняла все незаконные согласования.

Особую признательность я хотел бы выразить маме, которой и посвящается эта книга. Как вдохновенный, нежный и чуткий Ной, она искусно вела свой корабль с несуразным потомством по бурному житейскому морю, всегда готовая к бунту, всегда в окружении опасных финансовых мелей, всегда без уверенности, что команда одобрит ее управление, но в постоянном сознании своей полной ответственности на всякую неисправность на корабле. Просто непостижимо, как она выносила это плавание, но она его выносила и даже не очень теряла при этом рассудок. По верному замечанию моего брата Ларри, можно гордиться тем методом, каким мы ее воспитали; всем нам она делает честь.

Думаю, мама сумела достичь той счастливой нирваны, где уже ничто не потрясает и не удивляет, и в доказательство приведу хотя бы такой факт: недавно, в какую-то из суббот, когда мама оставалась одна в доме, ей вдруг принесли несколько клеток. В них было два пеликана, алый ибис, гриф и восемь обезьянок. Менее стойкий человек мог бы растеряться от такой неожиданности, но мама не растерялась. В понедельник утром я застал ее в гараже, где за нею гонялся рассерженный пеликан, которого она пыталась кормить сардинами из консервной банки.

– Хорошо, что ты пришел, милый, – сказала она, еле переводя дух. – С этим пеликаном трудновато было управиться. Я спросил, откуда она знает, что это мои животные. – Ну, конечно, твои, милый. Кто же еще мог бы мне их прислать?

Как видите, мама очень хорошо понимает по крайней мере одного из своих детей.

И в заключение я хочу особо подчеркнуть, что все рассказанное тут об острове и его жителях – чистейшая правда. Наша жизнь на Корфу вполне бы могла сойти за одну из самых ярких и веселых комических опер. Мне кажется, что всю атмосферу, все очарование этого места верно отразила морская карта, которая у нас тогда была. На ней очень подробно изображался остров и береговая линия прилегающего континента, а внизу, на маленькой врезке, стояла надпись:

Предупреждаем: бакены, отмечающие мели, часто оказываются здесь не на своих местах, поэтому морякам во время плавания у этих берегов надо быть осмотрительней.

Резкий ветер задул июль, как свечу, и над землей повисло свинцовое августовское небо. Бесконечно хлестал мелкий колючий дождь вздуваясь при порывах ветра темной серой волной. Купальни на пляжах Борнмута обращали свои слепые деревянные лица к зелено-серому пенистому морю, а оно с яростью кидалось на береговой бетонный вал. Чайки в смятении улетали в глубь берега и потом с жалобными стонами носились по городу на своих упругих крыльях. Такая погода специально рассчитана на то, чтобы изводить людей.

В тот день все наше семейство имело довольно неприглядный вид, так как плохая погода принесла с собой весь обычный набор простуд, которые мы очень легко схватывали. Для меня, растянувшегося на полу с коллекцией раковин, она принесла сильный насморк, залив мне, словно цементом, весь череп, так что я с хрипом дышал через открытый рот. У моего брата Лесли, примостившегося у зажженного камина, были воспалены оба уха, из них беспрестанно сочилась кровь. У сестры Марго прибавились новые прыщики на лице, и без того испещренном красными точками. У мамы сильно текло из носа и вдобавок начался приступ ревматизма. Только моего старшего брата Ларри болезнь не коснулась, но было уже достаточно и того, как он злился, глядя на наши недуги.

Разумеется, Ларри все это и затеял. Остальные в то время просто не в состоянии были думать еще о чем-нибудь, кроме своих болезней, но Ларри само Провидение предназначило для того, чтобы нестись по жизни маленьким светлым фейерверком и зажигать мысли в мозгу у других людей, а потом, свернувшись милым котеночком, отказываться от всякой ответственности за последствия. В тот день злость разбирала Ларри со все нарастающей силой, и вот наконец, окинув комнату сердитым взглядом, он решил атаковать маму как явную виновницу всех бед.

– И чего ради мы терпим этот проклятый климат? – спросил он неожиданно, поворачиваясь к залитому дождем окну. – Взгляни вон туда! И, уж если на то пошло, взгляни на нас… Марго раздулась, как тарелка с распаренной кашей… Лесли слоняется по комнате, заткнув в каждое ухо по четырнадцать саженей ваты… Джерри говорит так, будто он родился с волчьей пастью… И посмотри на себя! С каждым днем ты выглядишь все кошмарнее.

Мама бросила взгляд поверх огромного тома под названием «Простые рецепты из Раджпутаны» и возмутилась.

– Ничего подобного! – сказала она.

– Не спорь, – упорствовал Ларри. – Ты стала выглядеть как самая настоящая прачка… а дети твои напоминают серию иллюстраций из медицинской энциклопедии.

На эти слова мама не смогла подыскать вполне уничтожающего ответа и поэтому ограничилась одним лишь пристальным взглядом, прежде чем снова скрыться за книгой, которую она читала.

–Солнце… Нам нужно солнце!-продолжал Ларри.-Ты согласен, Лесс?.. Лесс… Лесс! Лесли вытащил из одного уха большой клок ваты. – Что ты сказал? – спросил он.

Когда эксцентричная семья Дарреллов оказалась больше не в силах выносить серое небо и сырой английский климат, она решается на то, что сделает любая здравомыслящая семья: продают свой дом и переезжают на солнечный греческий остров Корфу в Ионическом море.
«Моя семья и другие звери» задумывалась Дарреллом как естественно научная история острова Корфу, но, выплеснувшиеся на страницы, иронично-юмористические личные воспоминания, многократно украсили книгу, сделав ее одной из самых популярных в творчестве писателя. Вслед за семьей и представителями фауны на страницы книги попали и неординарные жители острова с их байками, анекдотами и забавными историями.
(с) MrsGonzo для LibreBook

Экранизации:

1987 Моя семья и другие звери. Минисериал. Реж. Питер Барбер-Флеминг

2005 Моя семья и другие звери (ТВ) , реж. Шери Фоксон

2016 Даррелы. Сериал. реж. Стив Бэррон

Интересные факты:

Если судить по книге, Ларри Даррелл постоянно проживал вместе со всем семейством, допекая его членов раздражающей самоуверенностью и ядовитым сарказмом, а также служа время от времени источником неприятностей самых разных форм, свойств и размеров. Это не совсем соответствует действительности. Дело в том, что Ларри никогда не жил в одном доме со своей семьей. С первого дня в Греции он вместе с супругой Нэнси снимал собственный дом, причем в отдельные периоды времени даже обитал в соседнем городе, ну а к родственникам своим забегал лишь периодически, погостить. Мало того, Марго и Лесли с достижением двадцати лет тоже проявляли попытки жить самостоятельной жизнью и какое-то время проживали по отдельности от прочего семейства.

Временный учитель Джерри, Кралевский, стеснительный фантазёр и автор безумных историй «про Леди», существовал в действительности, только фамилию его на всякий случай пришлось изменить – с исходной «Краевски» на «Кралевский». Едва ли это было сделано из-за опасения судебного преследования со стороны самого вдохновенного мифотворца острова. Дело в том, что Краевски вместе со своей матерью и всеми канарейками трагически погиб во время войны – на его дом упала немецкая бомба.

Единственной книгой, от написания которой Джеральд, по собственному признанию, получил удовольствие, была «Моя семья и другие звери».

Книга Даррела внесла колоссальный вклад в развитие туристического бизнеса Корфу. «Книга не только продается миллионными тиражами по всему миру, но уже прочитана несколькими поколениями детей в рамках школьной программы. Одна только эта книга принесла острову и жителям Корфу широчайшую известность и процветание. Добавьте к этому все остальные книги, написанные Дарреллами или о них; все это вместе в результате превратилось в то, что можно назвать „даррелловской индустрией“, продолжающей производить огромные обороты и привлекать на остров миллионы туристов. Их вклад в туристическую индустрию огромен, и теперь она существует на острове для всех - не важно, поклонник ты Дарреллов или нет. Сам Джеральд сожалел о том влиянии, которое он оказал на развитие Корфу, но на самом деле влияние это было в основном к лучшему, поскольку, когда Дарреллы впервые прибыли туда в 1935 году, большая часть населения жила в бедности. Сейчас, во многом благодаря их пребыванию там, весь мир знает об острове и большинство местных живут вполне безбедно»

Главный герой романа Кэндзабуро Оэ «Футбол 1860 года» переводит книгу Даррелла на японский. Название «Моя семья и другие звери» в тексте отсутствует, но упоминаются некоторые эпизоды книги.

Один из героев романа Дэвида Митчелла Облачный атлас, Тимоти Кавендиш, упоминает, что родители его девушки, Урсулы, гостили в доме Даррелов на Корфу.

Джеральд Даррелл

Моя семья и другие звери

Посвящается моей матери

Но у меня моя собственная меланхолия, составленная из многих элементов, извлекаемая из многих предметов, а в сущности – результат размышлений, вынесенных из моих странствий, погружаясь в которые я испытываю самую гумористическую грусть.

Речь защитника

В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!

Белая королева в «Алисе в Стране чудес» (Перевод Н. Демуровой)

Это рассказ о пятилетнем пребывании всей моей семьи на греческом острове Корфу. Он задумывался как описание местной природы, с ностальгическими нотками, но я совершил большую ошибку, представив моих близких на первых же страницах. Закрепившись на бумаге, они принялись захватывать пространство и приглашать самых разных друзей, чтобы разделить с ними главы этой книги. Лишь с огромным трудом и всяческими ухищрениями мне удалось сохранить отдельные страницы, посвященные исключительно животным.

Я постарался нарисовать точный, без преувеличений, портрет моей семьи; они выглядят такими, какими я их видел. Вместе с тем, чтобы объяснить их несколько эксцентричное поведение, думается, надо уточнить, что в те дни пребывания на Корфу все были еще достаточно молоды: старшему, Ларри, было двадцать три, Лесли – девятнадцать, Марго – восемнадцать, я же, самый младший, был впечатлительным десятилетним юнцом. О возрасте нашей матери нам было трудно судить по той простой причине, что она никогда толком не помнила даты своего рождения; поэтому скажу просто: она была матерью четырех детей. А еще она настаивает, чтобы я непременно уточнил: она вдова, – поскольку, как она весьма проницательно заметила, мало ли о чем люди могут подумать.

Чтобы растянувшиеся на пять лет события, наблюдения и просто приятное времяпрепровождение спрессовать до объема поскромнее, чем «Британская энциклопедия», мне пришлось сокращать, упрощать и перемещать материал, в результате чего от первоначальной последовательности событий мало что осталось. А еще я был вынужден вывести за скобки кучу эпизодов и персонажей, которых с удовольствием бы описал.

Сомневаюсь, что эта книга была бы завершена без помощи и горячей поддержки следующих людей. Упоминаю же я об этом для того, чтобы было на кого переложить вину. Итак, моя благодарность:

Доктору Теодору Стефанидису. С характерным великодушием он позволил мне использовать наброски для своей неопубликованной работы, посвященной Корфу, и подкидывал мне убойные каламбуры, часть из которых я пустил в ход.

Моим домашним, которые, сами того не желая, поставляли мне необходимый материал и оказывали неоценимую помощь при написании книги тем, что всё яростно оспаривали, почти никогда не соглашаясь с тем или иным фактом, насчет которых я с ними советовался.

Моей жене, радовавшей меня гомерическим хохотом во время чтения рукописи, после чего следовало признание, что это ее так забавляли мои орфографические ошибки.

Моей секретарше Софи, ответственной за вставленные запятые и безжалостно удаляемые расщепленные инфинитивы.

Я хотел бы выразить особое признание моей матери, которой посвящена эта книга. Подобно доброму, энергичному, чуткому Ною, она провела свой ковчег с чудаковатым потомством по бурным житейским волнам, проявив величайшую сноровку и постоянно сталкиваясь с возможным бунтом на корабле, то и дело рискуя сесть на мель перерасходов и излишеств, без всякой уверенности, что ее навигационные способности будут одобрены командой, зато прекрасно понимая, что все шишки свалятся на нее, если что-то пойдет не так. То, что она выдержала это испытание, можно считать чудом, а она его выдержала и, больше того, сумела при этом сохранить рассудок. Как справедливо говорит мой брат Ларри, мы можем гордиться тем, как мы воспитали нашу мать; она делает нам честь. Она обрела состояние счастливой нирваны, когда уже ничто не может повергнуть в шок или удивить, что доказывает хотя бы недавний пример: на выходные, когда она была одна в доме, неожиданно доставили сразу несколько клетей с двумя пеликанами, ярко-красным ибисом, грифом-стервятником и восемью обезьянами. При виде такого контингента более слабый смертный, скорее всего, дрогнул бы, но только не моя мать. В понедельник утром я нашел ее в гараже, где за ней гонялся разгневанный пеликан, которого она пыталась накормить консервированными сардинами.

– Дорогой, как хорошо, что ты пришел. – Она уже задыхалась. – Этот пеликан как-то не очень охотно идет на общение.

На мой вопрос, почему она решила, что это мои подопечные, последовал ответ:

– Дорогой, кто ж еще мог прислать мне пеликанов?

Напоследок хочу подчеркнуть, что все анекдоты об острове и островитянах не вымышленные. Жизнь на Корфу чем-то похожа на яркую комическую оперу. Атмосферу и очарование этого места, мне кажется, довольно точно отражала наша карта, выпущенная британским Адмиралтейством; на ней были показаны в деталях остров и соседние береговые линии. А ниже, в рамочке, примечание:

Поскольку буйки, которыми отмечено мелководье, часто оказываются не на своих местах, морякам, заходящим в эти воды, следует проявлять бдительность.

Часть первая

Быть сумасшедшим – в этом есть услада,

Что ведома одним лишь сумасшедшим.

Джон Драйден. Испанский монах. II, 2

Миграция

Колючий ветер задул июль, как жалкую свечу, и пригнал свинцовое августовское небо. Зарядила игольчатая жалящая морось, которая при порывах ветра гуляла туда-сюда матово-серой простыней. На побережье Борнмута пляжные кабинки обращали свои бесстрастные деревянные лица к серо-зеленому, пенно-гребешковому морю, жадно накатывавшему на бетонный мол. Чайки обрушились на город и на своих напрягшихся крыльях носились над крышами домов с жалобными стонами. Эта погодка станет испытанием для кого угодно.

В подобный день моя семья в целом производила не слишком благоприятное впечатление, поскольку такая погода приносила с собой обычный набор болезней, которым все мы были подвержены. После того как я, лежа на полу, наклеивал метки на коллекцию ракушек, я подхватил простуду, мгновенно забившую, словно цементом, всю носовую полость, так что приходилось с хрипом дышать открытым ртом. Мой брат Лесли, съежившийся жалкой тенью у горящего камина, страдал воспалением среднего уха, и из ушей у него постоянно сочилась какая-то жидкость. У моей сестры Марго повысыпали новые прыщи на лице, которое и без того напоминало красную вуалетку. У матери разыгрался сильный насморк и приступ ревматизма в придачу. И только мой старший брат Ларри был как огурчик, если не считать того, что его раздражали наши недомогания.

С него-то все и началось. Остальные были слишком вялые, чтобы размышлять еще о чем-то, кроме своих болезней; Ларри же был задуман самим Провидением как такой мини-фейерверк, взрывающийся идеями в чужих головах, после чего он по-кошачьи тихо сворачивался и не брал на себя никакой ответственности за последствия. К вечеру его раздражительность достигла пика. В какой-то момент, задумчиво обведя взглядом комнату, он избрал мать как главную виновницу всех несчастий.

– Почему мы терпим этот мерзкий климат? – неожиданно спросил он и показал на окно, искривленное потоками дождя. – Только посмотри! А еще лучше, посмотри на нас… Марго похожа на тарелку с багровой овсянкой… Лесли слоняется с торчащими из ушей ватными тампонами, как две антенны… Джерри дышит так, словно родился с волчьей пастью… А ты? С каждым днем выглядишь все дряхлее и подавленнее.

Мать оторвалась от фолианта, озаглавленного «Простые рецепты из Раджпутаны».

– Ничего подобного! – возмутилась она.

– Да, – настаивал на своем Ларри. – Ты начинаешь походить на ирландскую прачку… а твои домочадцы могли бы послужить иллюстрациями для медицинской энциклопедии.

Не придумав хлесткого ответа, мама довольствовалась свирепым взглядом, прежде чем снова уткнуться в книгу.

– Нам нужно солнце, – продолжал Ларри. – Лес, ты со мной согласен? Лес?.. Лес… Лес!

Лесли вытащил из уха здоровый пучок ваты.

– Что ты сказал? – спросил он.

– Ты видишь! – Ларри победоносно развернулся к матери. – Разговор с ним превратился в стратегическую операцию. Я спрашиваю тебя, как с этим можно жить? Один не слышит, что ему говорят, а слова другого невозможно разобрать. Пора уже что-то сделать. Я не могу сочинять бессмертную прозу в атмосфере мрака и эвкалипта.

– Да, дорогой, – отозвалась мать туманно.

– Нам всем требуется солнце. – Ларри снова решительно зашагал по комнате. – Нам нужна страна, где мы можем расти .

– Да, дорогой, это было бы хорошо, – согласилась мать, слушая его вполуха.

– Сегодня утром я получил письмо от Джорджа. Он очень хвалит Корфу. Почему бы нам не упаковать чемоданы и не отправиться в Грецию?

– Очень хорошо, дорогой. Если тебе так хочется, – опрометчиво сказала мать. Обычно с Ларри она держалась начеку, чтобы ее потом не поймали на слове.

– Когда? – тут же уточнил он, несколько удивленный такой отзывчивостью.

Поняв, что совершила тактическую ошибку, мать аккуратно положила «Простые рецепты из Раджпутаны».

– Мне кажется, было бы разумно, дорогой, если бы ты поехал сам и подготовил почву, – нашлась она с ответом. – Потом ты мне напишешь, что все устроено, и тогда уже мы все сможем приехать.

Ларри смерил ее уничтожающим взглядом.

– То же самое ты говорила, когда я предложил поехать в Испанию, – напомнил он ей. – А в результате я просидел два нескончаемых месяца в Севилье в ожидании вашего приезда, а ты только и делала, что писала мне пространные письма с вопросами о водостоке и питьевой воде, как будто я какой-нибудь городской служащий. Нет уж, если мы соберемся в Грецию, то все вместе.

– Обустроить? Господи, ты о чем? Продай его.

– Что ты, я не могу. – Она была в шоке от его предложения.

– Это почему же?

– Я ведь его только купила.

– Вот и продай, пока он еще в нормальном состоянии.

– Дорогой, не говори глупости, – произнесла она твердо. – Исключено. Это было бы безумием.

Путешествовали мы налегке, взяв с собой лишь самое необходимое. Когда мы на таможне открыли наши чемоданы для осмотра, их содержимое четко отражало характер и интересы каждого. Так, багаж Марго состоял из просвечивающих одеяний, трех книжек о похудании и целой батареи флакончиков с разными эликсирами для выведения прыщиков. Лесли уложил парочку глухих свитеров и брюки, в которые были завернуты два револьвера, духовой пистолет, книжка «Сам себе оружейный мастер» и подтекающая бутыль смазочного масла. Ларри взял с собой два чемодана книг и кожаный чемоданчик с одеждой. Мамин багаж был разумно поделен между носильными вещами и томами, посвященными готовке и садоводству. Я прихватил только то, что должно было мне скрасить утомительное путешествие: четыре пособия по естествознанию, сачок для бабочек, собаку и банку из-под варенья с гусеницами, грозящими вот-вот превратиться в куколок. Вот так, во всеоружии, мы покинули промозглые берега Англии.

Дождливая и печальная Франция, похожая на рождественскую открытку Швейцария, обильная, шумная и благоухающая Италия промелькнули в окне, оставив смутные воспоминания. Небольшой кораблик отчалил от итальянского каблучка в предзакатное море, и, пока мы спали в душных кабинках, в какой-то момент своего движения по лунной морской дорожке он пересек невидимую разделительную черту и вошел в яркий зазеркальный мир Греции. Видимо, эта перемена постепенно проникла в нашу кровь, потому что мы все проснулись с первыми лучами солнца и высыпали на верхнюю палубу.

Море поигрывало гладкими голубыми мускулами в предрассветной дымке, а пенный след со сверкающими пузырьками за кормой казался стелющимся хвостом белого павлина. Бледное небо на востоке, у самого горизонта, отметилось желтым пятном. Впереди по курсу из тумана выступал шоколадный мазок суши с пенной оборкой. Это был Корфу, и мы напрягли зрение, пытаясь рассмотреть горы, пики, долины, овраги и пляжи, но все ограничилось общими очертаниями. Вдруг из-за горизонта вышло солнце, и небо заиграло голубой эмалью, как глаз сойки. На мгновение мириады четко очерченных морских завитков вспыхнули и превратились в королевский пурпур с зелеными блестками. Туман взлетел вверх легкими лентами, и нашим глазам открылся весь остров с горами, словно спящими под сморщенными коричневыми одеялами, а в складках прятались зеленые оливковые рощицы. Вдоль изгибистой береговой линии тянулись пляжи, белоснежные, как бивни слона, с рассыпанными здесь и там вкраплениями золотистых, рыжеватых и белых скал. Мы обогнули северный мыс, являвший собой гладкое ржаво-красное плечо с вырезанными в нем огромными пещерами. Темные волны, поднимая пенный кильватер, понемногу относили его в сторону пещер, и уже там, перед отверстыми зевами, он с жадным шипением распался среди скал. А потом горы постепенно сошли на нет, и взгляду предстало серебристо-зеленое переливающееся марево олив и отдельно торчащие черные кипарисы, этакие назидательные указательные пальцы на голубом фоне. Вода в бухтах, на мелководье, была лазоревого цвета, и даже сквозь шум двигателей можно было расслышать доносящийся с берега пронзительно-победный хор цикад.

Неведомый остров

Из шумной суетливой таможни мы выбрались на залитую солнцем набережную. Вокруг раскинулся город, уходящий уступами вверх, с хаотично разбросанными пестрыми домами, чьи распахнутые зеленые ставни напоминали крылья ночных бабочек – такой несметный рой. За нами лежал залив, гладкий как тарелка, отливающая нереально огненной синевой.

Ларри быстро шагал с гордо поднятой головой и такой королевской надменностью на лице, что никто не обращал внимания на его росточек, он же бдительно приглядывал за носильщиками, тащившими его чемоданы. За ним поспешал низкорослый крепыш Лесли с затаенной воинственностью в глазах, а дальше трусила Марго со своими ярдами муслина и батареей склянок с примочками. Мать, этакая тихая, забитая миссионерка среди бунтовщиков, против воли дотащилась на поводке у буйного Роджера до ближайшего фонарного столба, где и стояла в прострации, пока он освобождался от избытка чувств, накопившихся за время пребывания в собачьей конуре. Ларри выбрал два изумительно ветхих конских экипажа. В один загрузили весь багаж, а во второй уселся он и недовольно оглядел нашу компанию.

– Ну? – спросил он. – И чего мы ждем?

– Мы ждем нашу мать, – объяснил Лесли. – Роджер нашел фонарный столб.

– О господи! – Ларри принял образцовую осанку и закричал: – Мама, давай уже! Неужели собака не может подождать?

– Иду, дорогой, – отозвалась мать как-то покорно и неискренне, поскольку Роджер не изъявлял никакого желания расстаться с фонарным столбом.

– От этого пса всю дорогу одни хлопоты, – сказал Ларри.

– Не будь таким нетерпеливым, – возмутилась Марго. – Это его природа… К тому же в Неаполе мы прождали тебя целый час.

– У меня было расстройство желудка, – холодно заметил ей Ларри.

– У него тоже может быть расстройство желудка, – торжествующе объявила Марго. – Все одним миром мазаны.

– Ты хочешь сказать, что мы одного поля ягоды.

– Не важно, что я хотела сказать. Вы друг друга стоите.

В этот момент подошла мать, несколько растрепанная, и перед нами встала задача, как поместить Роджера в экипаж. Впервые столкнувшись с таким передвижным средством, он к нему отнесся с подозрением. В конце концов нам пришлось вручную, под отчаянный лай, запихнуть его внутрь, потом, отдуваясь, забраться самим и крепко его держать. Лошадь, напуганная всей этой возней, пустилась рысью, и в какой-то момент мы все устроили на полу кучу-малу, под которой громко постанывал Роджер.

– Хорошенькое начало, – горько посетовал Ларри. – Я рассчитывал, что мы въедем, как король со свитой, и что получилось… Мы появляемся в городе, как труппа средневековых акробатов.

– Дорогой, не продолжай, – сказала мать успокоительным тоном и поправила на голове шляпу. – Скоро мы будем в гостинице.

Под стук копыт и звон колокольчиков наш экипаж въезжал в город, пока мы на сиденьях из конского волоса пытались изображать из себя королевских особ, как того требовал Ларри. Роджер, накрепко прихваченный Лесли, высовывал голову наружу и вращал глазами так, словно был на последнем издыхании. Колеса прогремели по узкой улочке, где на солнце грелись четыре нечесаные дворняги. Роджер весь поджался, смерил их взглядом и разразился утробной тирадой. Дворняги тотчас оживились и с громким лаем припустили за экипажем. О королевской осанке можно было забыть, так как теперь уже двое удерживали буйного Роджера, а остальные, высунувшись из коляски, вовсю размахивали журналами и книжками, пытаясь прогнать увязавшуюся за нами свору. Но это их лишь еще больше распаляло, и с каждым поворотом их число только увеличивалось, так что, когда мы выехали на главную улицу, вокруг колес увивалось два с половиной десятка собак, впавших в форменную истерику.

– Кто-нибудь может сделать хоть что-то? – Ларри возвысил голос, чтобы перекрыть этот бедлам. – Это уже похоже на сцену из «Хижины дяди Тома».

– Вот бы сам и сделал, чем других критиковать, – огрызнулся Лесли, воевавший с Роджером.

– Совсем, что ли?..

– Случайно, – беззаботно ответил Ларри. – Потерял практику. Давно не держал в руках кнут.

– Ну так, черт возьми, смотри внимательнее. – Лесли был настроен воинственно.

– Дорогой, успокойся, он ведь не нарочно, – вмешалась мать.

Ларри снова взмахнул кнутом и на этот раз сбил ее шляпу.

– От тебя больше неприятностей, чем от собак, – подала голос Марго.

– Поосторожнее, дорогой, – сказала мать, подхватывая шляпу. – Ты можешь кого-нибудь ранить. Ну его, этот кнут.

Но тут экипаж остановился перед входом с надписью «Швейцарский пансион». Дворняги, учуяв, что сейчас они наконец-то посчитаются с этим женоподобным черным песиком, разъезжающим в карете, обступили нас плотным, учащенно дышащим клином. Дверь гостиницы открылась, оттуда вышел старый портье с бакенбардами и бесстрастно уставился на этот уличный бардак. Усмирить и перенести тяжелого Роджера в гостиницу было непростой задачей, и потребовались совместные усилия всей семьи, чтобы с ней справиться. Ларри уже забыл о королевской осанке и даже вошел во вкус. Соскочив на мостовую, он устроил небольшой танец с кнутом, расчищая дорогу от собак, по которой Лесли, Марго, мать и я пронесли вырывающегося ощеренного Роджера. Когда мы ввалились в холл, портье захлопнул за нами дверь и привалился к ней спиной, шевеля усами. Подошедший управляющий разглядывал нас настороженно и одновременно с любопытством. Мать стояла перед ним в съехавшей набок шляпе и с моей банкой с гусеницами в руке.

– Ну вот! – Она довольно улыбнулась, как если бы это был самый обычный визит. – Мы – Дарреллы. Для нас забронированы комнаты, если не ошибаюсь?

– Очень мило, – просияла мать. – Тогда, пожалуй, мы пойдем к себе и немного отдохнем перед ланчем.

С поистине королевской грацией она повела все семейство наверх.

Позже мы спустились в просторную мрачноватую столовую с пыльными пальмами в кадках и скособоченными статуэтками. Обслуживал нас все тот же портье с бакенбардами, которому, чтобы превратиться в главного официанта, достаточно было надеть фрак и накрахмаленную манишку, поскрипывавшую, как армия сверчков. Еда была обильная и вкусная, и мы на нее набросились с голодухи. Когда подали кофе, Ларри со вздохом откинулся на спинку стула.

– Кормят сносно, – великодушно похвалил он. – Как тебе, мать, это место?

– Еда, во всяком случае, приличная. – Мать отказалась развивать эту тему.

– Обслуга вроде ничего, – продолжил Ларри. – Управляющий лично передвинул мою кровать поближе к окну.

– Лично я, когда попросил бумаги, помощи от него не дождался, – заметил Лесли.

– Бумаги? – удивилась мать. – Зачем тебе бумага?

– В туалет… она закончилась.

– Ты не обратил внимания. Рядом с унитазом там стоит полная коробочка, – объявила Марго во всеуслышание.

– Марго! – в ужасе воскликнула мать.

– А что такого? Разве ты ее не видела?

Ларри громко хмыкнул.

– Из-за некоторых проблем с городской канализацией, – пояснил он специально для сестры, – эта коробочка предназначена для… э-э… отходов, после того как ты разобралась с естественной нуждой.

Лицо у Марго сделалось пунцовым и выражало одновременно замешательство и отвращение.

– Так это… это… о боже! Я наверняка подхватила какую-нибудь заразу! – взвыла она и в слезах выбежала из столовой.

– Какая антисанитария, – посуровела мать. – Просто мерзко. Ошибиться может каждый, но действительно, так ведь и тифом недолго заразиться.

– Организуй они всё, как надо, не было бы никаких ошибок, – вернулся Лесли к ранее высказанной претензии.

– Пусть так, дорогой, но я не считаю, что это надо обсуждать сейчас. Не лучше ли как можно скорее подыскать отдельный дом, пока мы все не заразились.

В своей комнате полураздетая Марго бутылками выливала на себя дезинфицирующую жидкость, а мать битых полдня периодически проверяла, не проявились ли уже симптомы развивавшихся в ней болезней, в чем Марго даже не сомневалась. Мамино душевное равновесие поколебало то, что дорога, проходившая мимо «Швейцарского пансиона», как выяснилось, вела на местное кладбище. Пока мы сидели на балкончике, мимо нас проходила нескончаемая траурная процессия. Жители Корфу, очевидно, считали, что в оплакивании усопшего самый яркий момент – это похороны, и потому каждая следующая процессия была пышнее предыдущей. В экипажи, декорированные ярдами алого и черного крепа, были впряжены лошади, несшие на себе столько плюмажей и попон, что удивительно, как они еще могли передвигаться. Шесть или семь экипажей везли скорбящих, не сдерживавших своей глубокой печали, а за ними, на своего рода катафалке, ехал покойник в таком большом и роскошном гробу, что он скорее напоминал огромный именинный торт. Были гробы белые с пурпурными, черно-алыми и темно-синими виньетками, были сверкающие черные с изощренной золотой или серебряной отделкой и блестящими медными ручками. Это затмевало все, что я когда-либо видел. Вот, решил я, как надо покидать сей мир: с расфуфыренной конницей, горами цветов и целой свитой пораженных неподдельной скорбью родственников. Перегнувшись через балконные перила, я как зачарованный провожал глазами уплывающие гробы.

– Какая же это эпидемия, если не заразно, – логично заметил Ларри.

– Короче, – мать отказывалась втягиваться в медицинскую дискуссию, – мы должны все выяснить. Ларри, ты можешь позвонить в службу здравоохранения?

– Не важно, – решительно заявила мать. – Тогда мы отсюда съезжаем. Мы должны найти дом в пригороде, и безотлагательно.

Прямо с утра мы начали поиски жилья в сопровождении отельного гида мистера Билера, толстенького человечка с подобострастными глазами и гладкими от пота скулами. Он вышел из гостиницы в довольно веселом расположении духа, явно не догадываясь о том, что его ждет. Тот, кто не занимался вместе с моей матерью поисками жилья, не может себе представить всей картины. Мы мотались по острову в облаке пыли, и мистер Билер показывал нам одну виллу за другой, во всем разнообразии размеров, расцветок и условий, а мать в ответ решительно мотала головой. Когда ей была показана десятая и последняя вилла в его списке и в очередной раз последовало «нет», несчастный мистер Билер сел на ступеньки и вытер лицо носовым платком.

– Мадам Даррелл, – заговорил он после некоторого молчания, – я вам показал все, что знал, и вам ничего не подошло. Мадам, какие ваши требования? Чем вас не устроили эти виллы?

Мать с удивлением на него посмотрела.

– Вы что, не обратили внимания? – спросила она. – Ни в одной из них не было ванной комнаты.

Мистер Билер так и выпучил глаза.

– Мадам, – он чуть не взвыл от расстройства, – зачем вам ванная комната? У вас же есть море!

В гостиницу мы возвращались в гробовом молчании.

На следующее утро мать решила, что мы возьмем такси и сами отправимся на поиски. Она не сомневалась, что где-то скрывается вилла с ванной. Мы ее уверенности не разделяли, поэтому к стоянке такси на главной площади она вела несколько разгоряченную группу, занятую выяснением отношений. При виде невинных пассажиров таксисты повысыпали из своих машин и налетели на нас, как стервятники, пытаясь друг друга перекричать. Голоса становились все громче и громче, в глазах горел огонь, кто-то вцеплялся в оппонента, и все скалили зубы. А потом они взялись за нас и, кажется, готовы были растерзать. Вообще-то, это была невиннейшая из возможных свар, но мы еще не успели привыкнуть к греческому темпераменту, и складывалось впечатление, что наша жизнь в опасности.

– Ларри, сделай уже что-нибудь! – пропищала мать, не без труда вырываясь из объятий здоровенного таксиста.

– Скажи им, что ты пожалуешься британскому консулу. – Ларри пришлось перекрикивать этот шум.

– Дорогой, не говори глупости. – У матери сбилось дыхание. – Просто скажи им, что мы ничего не понимаем.

Марго, тихо закипая, вклинилась в общую массу.

– Мы Англия, – выдала она бурно жестикулирующим таксистам. – Мы не понимать греческий.

– Если этот тип еще раз меня пихнет, он получит от меня в глаз, – буркнул Лесли, наливаясь кровью.