Зинаида семеновна костаки. Как в эпоху ссср коллекционеру греческого происхождения георгию костаки удалось собрать уникальную коллекцию русско-советского авангарда, которой не было равной в мире

Отец Дионис Спиридоньевич переселился из Греции в Россию в 1907. Георгий Костаки юридически оставался греческим подданным. С девятнадцати лет работал, сначала шофёром в греческой дипломатической миссии, позже – в канадском посольстве администратором.

С начала 1930-х начал собирать предметы антиквариата – мебель, ковры, фарфор русских провинциальных фабрик, картины старых голландцев. Постепенно коллекционирование стало основным занятием в жизни.

Экспозиция русского авангарда в квартире Г.Д.Костаки на проспекте Вернадского в Москве. 1973. Фотография

Г.Д.Костаки. Начало 1970-х. Фотография

М.З.Шагал с женой в гостях у Г.Д.Костаки. Москва. 1973.Фотография

В 1940-е начал собирать русскую иконопись. К концу 1950-х его коллекция икон XV–XVII веков, наряду с коллекцией П.Д.Корина, превращается в одну из значительнейших в этой области.

В 1946–1947 купил первые картины авангардистов – О.В.Розановой и уже достаточно признанных на Западе В.В.Кандинского и М.З.Шагала, с которым познакомился в 1956 во время поездки в Париж.

Костаки поставил перед собой задачу выявить и открыть историю модернистских движений в русском искусстве первой трети ХХ века, то есть того явления, которое сегодня привычно называют русским авангардом. Костаки проявил не только завидное упорство в достижении поставленной цели, но и самостоятельность суждений в выборе героев своего авангарда. Уже в начале 1960-х значительную часть его коллекции составляли работы Л.С.Поповой и И.В.Клюна. Произведения обоих мастеров были представлены в коллекции с монографической полнотой.

Среди работ К.С.Малевича особенно важен «Портрет композитора и художника М.В.Матюшина» (1913. В настоящее время в ГТГ). В коллекции были представлены и работы учеников и последователей Малевича – И.Г.Чашника, Н.М.Суетина, Л.А.Юдина, И.А.Кудряшова, – и первоклассные вещи Л.М.Лисицкого («Проун 1С». 1919) и Г.Г.Клуциса («Динамический город», 1919–1921; серия артистичных проектов всякого рода уличных агитационных установок. 1922).

В коллекцию вошли принципиально важные для истории московского конструктивизма произведения А.М.Родченко и В.Ф.Степановой и уникальные графические проекты к дискуссиям о конструктивизме в Инхуке в начале 1920-х.

Из мастеров «Бубнового валета» Костаки признавал только А.В.Лентулова.

В коллекции Костаки была многообразно представлена сложная и напряжённая художественная жизнь Ленинграда-Петербурга – М.В.Матюшин, Е.Г.Гуро, династия Эндеров, П.Н.Филонов.

Костаки стремился представить различные движения, начиная с кубизма и кубофутуризма, – В.Е.Татлин, И.А.Пуни, А.А.Экстер, В.Е.Пестель, А.Ф.Софронова, П.В.Митурич, А.Г.Явленский, Д.Н.Какабадзе, Н.А.Удальцова, творчество Н.С.Гончаровой и М.Ф.Ларионова и молодых мастеров 1920-х – К.Н.Редько, К.А.Вялова, М.М.Плаксина, С.Б.Никритина. Он смело открывал большие новые имена. Одним из любимых его художников был А.Д.Древин.

До середины 1980-х работы авангарда нечасто попадали в экспозиции музеев и на выставки. Собрание Костаки, который показывал хранившиеся у него работы всем интересующимся авангардом, отчасти компенсировало непризнание этого искусства со стороны официальных кругов.

Свою деятельность Костаки порой сопоставлял с собирательством С.И.Щукина, сыгравшим значительную роль в формировании новейшего искусства в России 1910–1920-х. Щукин собрал великолепные образцы живописи французского модернизма, одну из лучших в мире коллекций. Костаки стал первооткрывателем новейшего русского искусства.

С 1950-х Костаки покупал работы нового поколения модернистов, формировавшихся уже в послесталинскую эпоху. Особой его любовью пользовались абстрактный экспрессионист А.Т.Зверев и тонкий метафизик Д.М.Краснопевцев.

С 1959 некоторые работы авангардистов из коллекции Костаки время от времени показывались на различных выставках на Западе. Начиная с выставки в Дюссельдорфе в 1977, он устраивает выставки работ из своего собрания в разных странах.

С 1978 жил в Греции. Перед отъездом из Москвы подарил значительную часть коллекции ГТГ. Другая часть стала основой ГМСИ (Салоники, Греция).

Имя Георгия Костаки неразрывно связано с историей русского авангарда 1910-х - 1930-х годов. Малевич, Кандинский, Шагал, Родченко, Клюн, Попова, Филонов - это лишь несколько из наиболее ярких имен, в реальности же коллекция Костаки, собранная в 40-е - 70-е годы прошлого века, содержала произведения десятков художников, многие из которых иначе были бы забыты. Коллекционер-самоучка, ставший истинным знатоком забытого в Советском Союзе искусства, Костаки положил жизнь на то, чтобы сохранить для России имена ее художников. Коллекция Костаки была настолько огромна по значению и размеру, что когда перед вынужденной эмиграцией 1978 года он подарил большинство работ Третьяковской галерее, оставшейся части хватило на целый музей в Греции. О жизни и трудах коллекционера рассказала РИА Новости его дочь Алики Костаки. Беседовал Алексей Богдановский.

Путь коллекционера

Георгий Костаки умер в 1990 году, в возрасте 76 лет. Мы сидим с Алики Костаки в ее доме в северном предместье Афин, в той самой гостиной, где лежал когда-то пожилой и больной Георгий Дионисович, глядя из окна на склоны горы Пентеликон.

"Он был страстный человек. Что бы он ни делал - рыбу ловил, деревья сажал, он все делал, как сумасшедший. Так же он занялся и авангардом, когда наткнулся на жилу, почти никому неизвестную", - рассказывает Алики.

Родившийся в России грек, Георгий Костаки работал в посольствах западных стран в Москве - сначала шофером, потом администратором. Страсть к коллекционированию началась в его жизни рано; от "малых голландцев", серебра, фарфора он перешел к гобеленам, впоследствии - к иконам. В первые послевоенные годы Костаки случайно увидел у знакомых картину Ольги Розановой "Зеленая полоса" - и заболел авангардом.

От сталинских лет, когда начиналась коллекция, до матерной ругани Хрущева в адрес художников и "Бульдозерной выставки" 70-х годов - собирание современного искусства было делом небезопасным и противоречащим официальной идеологии. Но еще больше, чем враждебность властей, грозило этому искусству забвение.

В западной прессе неоднократно высказывались упреки коллекционеру за то, что он платил относительно небольшие деньги за искусство, которое сейчас стоит миллионы. Однако не следует забывать, что у администратора канадского посольства не могло быть финансовых возможностей обласканных властями официальных художников, поэтов-песенников и прочих богатых людей, собиравших искусство. Те, кто помнит Костаки, рассказывают о том, как он поддерживал материально молодых художников, родственников ушедших мастеров.

Но главное - произведения авангарда в те времена не имели цены, поскольку их считали мусором, не видя в них никакой ценности. "Над ним почти смеялись. В это никто не верил, потому что считали, что он собирает мусор, что это никогда не будет признано и оценено, что он занимается просто какой-то чертовщиной", - говорит Алики Костаки.

Одну из работ Любови Поповой, большой фанерный лист, Костаки обнаружил в подмосковном Звенигороде: картиной забили оконный проем. Вспоминает дочь Георгия Дионисовича: "Ее не отдавали потому, что окно нечем было заколотить. Отец съездил на работу: слава Богу, там были ящики. Он попросил дворников вырезать лист фанеры, поехал и отдал этот кусок, а взамен получил Попову".

Музей в квартире

Когда коллекция стала известна в 1960-1970-е годы, стали говорить, что Костаки обладал уникальным чутьем на произведения высокого класса. Это чутье было особенно ценно в годы, когда отсутствовало какое-либо признание авангарда в Советском Союзе, да и на Западе. Георгий Дионисович обладал и той предпринимательской жилкой, которая необходима каждому коллекционеру: ведь значительную часть своих работ он приобретал путем обмена, и это порой были весьма хитроумные сделки.

Однако коллекционирование картин не было для него самоцелью. Костаки стремился показать эти работы людям. "Это была его миссия. Он не только собрал эту коллекцию, но и показал так, что у нас был дом-музей. К нам с девяти утра почти до самой ночи каждый день приходили люди. И он никому никогда не отказывал, даже какому-нибудь мальчику из деревни... Никогда не сказал: я занят, я болен, - говорит Алики Костаки. - Я однажды вечером пришла с работы. Открываю лифт. Сидит дядечка. У него столик, и он, со списком в руках, спрашивает меня: как ваша фамилия? Это пришли 90 человек из архитектурного института".

В квартиру Костаки приходили студенты, художники, потом потянулись и западные искусствоведы, кураторы, политики и просто знаменитости: от Святослава Рихтера до Игоря Стравинского, от Марка Шагала до Эдварда Кеннеди. Постепенно дом Костаки стал московской достопримечательностью, и это вряд ли могло понравиться советским властям.

Костаки изначально стремился передать свою коллекцию государству, однако с тем условием, чтобы она выставлялась. "Мои дети не любят темноты, они любят свет", - говорил он о картинах.

Алики Костаки вспоминает, что еще в 60-е годы Георгий Дионисович говорил с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой о немыслимом в те времена деле: создать в Москве музей современного искусства, в который он мог бы передать свою коллекцию.

Второй подобный проект Костаки замышлял в начале 70-х годов с директором Русского музея в Ленинграде Василием Пушкаревым. "Они готовили аферу - перевезти коллекцию в Русский музей в Ленинград, повесить на стены явочным порядком, но ни в коем случае не передавать в подвалы… Похоже на то, что они с Пушкаревым могли сойтись на этом, как два мальчишки", - вспоминает Алики Костаки. Впрочем, и этот замысел не удался: Георгий Дионисович прекрасно понимал, что за такое его друга отстранят от руководства музеем, а картины отправятся в пыльный запасник, где он меньше всего хотел бы их видеть.

"Это должно принадлежать России"

Трения Костаки с советскими властями, хотя он и старался всячески избегать столкновений, постепенно нарастали. Коллекционер неофициального искусства, прямой и открытый человек, он был для многих бельмом на глазу. Алики Костаки вспоминает, что преследование началось с разгрома властями "Бульдозерной выставки" современных художников в 1974 году. "Для искусства это было как кровавое воскресенье. Он тогда подошел к какому-то чиновнику и сказал: "Что вы делаете, вы хуже фашистов!" Представьте, в советские времена сказать такое держиморде. И вот с этой фразы все у нас пошло плохо".

Дважды ограбили квартиру, исчезли работы Кандинского; подожгли дачу, откуда пропали замечательные иконы. Костаки стал опасаться за себя и своих детей.

Выходом из этого положения стала сделка между коллекционером и властями - он передавал в дар Третьяковской галерее примерно 80% своей коллекции, а в обмен мог уехать за границу, оставив себе небольшую часть работ, чтобы прокормить семью. "Уезжать никому не хотелось, мы не думали, что когда-то уедем. Отдавать коллекцию, делить ее для отца было очень тяжело", - говорит Алики Костаки. Для каждого коллекционера собрание - это его жизнь, а Георгий Дионисович называл картины своими детьми.

Когда специалисты Третьяковки пришли принимать картины, Костаки отдал им лучшее из своей колоссальной коллекции, насчитывавшей более двух тысяч произведений. Говорит Алики Костаки: "На Западе оказалась сравнительно небольшая часть работ. Число их было велико, но наиболее значительные остались в России. Такие, как "Портрет Матюшина" Малевича, татлинский рельеф, огромные двусторонние работы Поповой, "Красная площадь" Кандинского. Все это он отбирал и говорил: "Это должно остаться в России".

Идея о том, что он является лишь хранителем искусства, которое впоследствии должно принадлежать России, руководила действиями Костаки и тогда, когда его фактически вынуждали отказаться от коллекции и эмигрировать. "У него был какой-то странный патриотизм", - сказал о Костаки помогавший передаче коллекции заместитель директора Третьяковки Виталий Манин.

Таким образом, коллекционер указывал работникам галереи, какие работы забрать, оставляя для них лучшее. "Известный искусствовед Дмитрий Сарабьянов сказал, что он мог бы заткнуть за пояс любого искусствоведа по своей теме", - поясняет Алики Костаки.

Сам Костаки говорил в интервью для биографической книги Питера Робертса: "Я сумел собрать эти вещи, которые были потеряны, забыты, выброшены властями, я спас их, и в этом моя заслуга. Но это не значит, что они принадлежат мне или тем, кому я их подарю. Они принадлежат России, они должны принадлежать народу России".

Как говорила впоследствии заместитель гендиректора по науке Государственной Третьяковской галереи Лидия Иовлева, "без преувеличения можно сказать, что со времен Павла Михайловича Третьякова не было в России столь щедрого дарителя, более обширной коллекции русского авангарда 1910-1920-х годов, которая собрана и подарена Третьяковской галерее знаменитым русским греком".

Уехав, Костаки осел в Греции. Здесь, на исторической родине Георгия Дионисовича и уже после его кончины, решилась, наконец, судьба оставшейся части коллекции.

Костаки и Греция

Когда Георгий Дионисович умер в 1990 году, его дочь в сотрудничестве с греческим куратором Анной Кафеци начала готовить крупную выставку в Афинской пинакотеке. Эта выставка состоялась в 1995-96 годах и пользовалась огромным успехом, во многом определившим дальнейшую судьбу коллекции. К экспозиции был подготовлен двухтомный каталог, описывавший коллекцию во всех деталях.

Эвангелос Венизелос, бывший министром культуры Греции, принял решение о том, что коллекция Костаки должна быть приобретена греческим государством. Это произошло в 2000 году.

Я спросил Алики Костаки, как получилось, что Греция, не имевшая собственных традиций авангарда, решила приобрести коллекцию. "Потому, что он был грек. Только поэтому, даже не потому, что это был русский авангард. Конечно, это был русский авангард, который стал очень известен, который прошел по всему миру выставками, и в Королевской академии, и в Гуггенхайме, в знаменитейших музеях. У коллекции было имя, да, но он был грек, и для греков это было чрезвычайно важно".

Сейчас для коллекции создан Музей современного искусства в Салониках, которым руководит проведшая много лет в России искусствовед и исследователь русской современной живописи Мария Цанцаноглу. Теперь Греция почти неожиданно для себя оказалась "экспортером" русского авангарда: выставки коллекции Костаки по-прежнему идут по всему миру с большим успехом. К сожалению, российская, более значительная часть коллекции пока не выставляется как единое целое.

Впервые ознакомившись с коллекцией Костаки, историк искусства Маргит Роуэлл сказала: "Историю искусства ХХ века надо переписывать заново". Мечтой Алики Костаки остается организовать к столетию ее отца в 2013 году выставку работ, хранящихся в России и Греции. Этому препятствует ряд юридических тонкостей: на руках наследников Костаки остались лишь акты о передаче работ Третьяковке, но не официальное решение ЦК о передаче коллекции, в то время как приобретение Грецией части работ также следует должным образом документально зафиксировать в России. Все это помогло бы избежать юридической неопределенности и на время воссоединить знаменитую коллекцию под одной крышей.

Грецию и Россию связывает православная религия, многовековая история дружеских отношений. В последнее десятилетие к этому добавилась и коллекция Костаки, человека, переупрямившего не только друзей-искусствоведов, отказывавших авангарду в будущем успехе, но и саму эпоху, враждебную этому искусству. Прежде чем признание пришло к десяткам имен русского авангарда, Георгий Костаки по крупицам собрал этих художников, буквально спасая их работы от полного забвения и уничтожения. Теперь его собрание, хотя и разделенное между двумя странами, сохраняет внутреннюю целостность и еще не до конца открыто: так, немногие посетители Третьяковской галереи знают о масштабе вклада Георгия Костаки, и для многих отдельная выставка коллекции была бы откровением.

Известный британский художник, лауреат премии Тернера Джереми Деллер рассказывал в одном из интервью, что увиденная в Королевской академии Лондона выставка работ из собрания Костаки произвела на него огромное впечатление и предопределила его дальнейший художественный путь. Нет сомнений, что и российский зритель заслуживает подобных впечатлений.

"Я понимаю, что имя моего отца не будет забыто, но для этого следовало бы делать все же немного больше", - заключила Алики Костаки.

Имя Георгия Костаки неразрывно связано с историей русского авангарда 1910-х - 1930-х годов. Малевич, Кандинский, Шагал, Родченко, Клюн, Попова, Филонов - это лишь несколько из наиболее ярких имен, в реальности же коллекция Костаки, собранная в 40-е - 70-е годы прошлого века, содержала произведения десятков художников, многие из которых иначе были бы забыты. Коллекционер-самоучка, ставший истинным знатоком забытого в Советском Союзе искусства, Костаки положил жизнь на то, чтобы сохранить для России имена ее художников. Коллекция Костаки была настолько огромна по значению и размеру, что когда перед вынужденной эмиграцией 1978 года он подарил большинство работ Третьяковской галерее, оставшейся части хватило на целый музей в Греции. О жизни и трудах коллекционера рассказала РИА Новости его дочь Алики Костаки. Беседовал Алексей Богдановский.

Путь коллекционера

Георгий Костаки умер в 1990 году, в возрасте 76 лет. Мы сидим с Алики Костаки в ее доме в северном предместье Афин, в той самой гостиной, где лежал когда-то пожилой и больной Георгий Дионисович, глядя из окна на склоны горы Пентеликон.

"Он был страстный человек. Что бы он ни делал - рыбу ловил, деревья сажал, он все делал, как сумасшедший. Так же он занялся и авангардом, когда наткнулся на жилу, почти никому неизвестную", - рассказывает Алики.

Родившийся в России грек, Георгий Костаки работал в посольствах западных стран в Москве - сначала шофером, потом администратором. Страсть к коллекционированию началась в его жизни рано; от "малых голландцев", серебра, фарфора он перешел к гобеленам, впоследствии - к иконам. В первые послевоенные годы Костаки случайно увидел у знакомых картину Ольги Розановой "Зеленая полоса" - и заболел авангардом.

От сталинских лет, когда начиналась коллекция, до матерной ругани Хрущева в адрес художников и "Бульдозерной выставки" 70-х годов - собирание современного искусства было делом небезопасным и противоречащим официальной идеологии. Но еще больше, чем враждебность властей, грозило этому искусству забвение.

В западной прессе неоднократно высказывались упреки коллекционеру за то, что он платил относительно небольшие деньги за искусство, которое сейчас стоит миллионы. Однако не следует забывать, что у администратора канадского посольства не могло быть финансовых возможностей обласканных властями официальных художников, поэтов-песенников и прочих богатых людей, собиравших искусство. Те, кто помнит Костаки, рассказывают о том, как он поддерживал материально молодых художников, родственников ушедших мастеров.

Но главное - произведения авангарда в те времена не имели цены, поскольку их считали мусором, не видя в них никакой ценности. "Над ним почти смеялись. В это никто не верил, потому что считали, что он собирает мусор, что это никогда не будет признано и оценено, что он занимается просто какой-то чертовщиной", - говорит Алики Костаки.

Одну из работ Любови Поповой, большой фанерный лист, Костаки обнаружил в подмосковном Звенигороде: картиной забили оконный проем. Вспоминает дочь Георгия Дионисовича: "Ее не отдавали потому, что окно нечем было заколотить. Отец съездил на работу: слава Богу, там были ящики. Он попросил дворников вырезать лист фанеры, поехал и отдал этот кусок, а взамен получил Попову".

Музей в квартире

Когда коллекция стала известна в 1960-1970-е годы, стали говорить, что Костаки обладал уникальным чутьем на произведения высокого класса. Это чутье было особенно ценно в годы, когда отсутствовало какое-либо признание авангарда в Советском Союзе, да и на Западе. Георгий Дионисович обладал и той предпринимательской жилкой, которая необходима каждому коллекционеру: ведь значительную часть своих работ он приобретал путем обмена, и это порой были весьма хитроумные сделки.

Однако коллекционирование картин не было для него самоцелью. Костаки стремился показать эти работы людям. "Это была его миссия. Он не только собрал эту коллекцию, но и показал так, что у нас был дом-музей. К нам с девяти утра почти до самой ночи каждый день приходили люди. И он никому никогда не отказывал, даже какому-нибудь мальчику из деревни... Никогда не сказал: я занят, я болен, - говорит Алики Костаки. - Я однажды вечером пришла с работы. Открываю лифт. Сидит дядечка. У него столик, и он, со списком в руках, спрашивает меня: как ваша фамилия? Это пришли 90 человек из архитектурного института".

В квартиру Костаки приходили студенты, художники, потом потянулись и западные искусствоведы, кураторы, политики и просто знаменитости: от Святослава Рихтера до Игоря Стравинского, от Марка Шагала до Эдварда Кеннеди. Постепенно дом Костаки стал московской достопримечательностью, и это вряд ли могло понравиться советским властям.

Костаки изначально стремился передать свою коллекцию государству, однако с тем условием, чтобы она выставлялась. "Мои дети не любят темноты, они любят свет", - говорил он о картинах.

Алики Костаки вспоминает, что еще в 60-е годы Георгий Дионисович говорил с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой о немыслимом в те времена деле: создать в Москве музей современного искусства, в который он мог бы передать свою коллекцию.

Второй подобный проект Костаки замышлял в начале 70-х годов с директором Русского музея в Ленинграде Василием Пушкаревым. "Они готовили аферу - перевезти коллекцию в Русский музей в Ленинград, повесить на стены явочным порядком, но ни в коем случае не передавать в подвалы… Похоже на то, что они с Пушкаревым могли сойтись на этом, как два мальчишки", - вспоминает Алики Костаки. Впрочем, и этот замысел не удался: Георгий Дионисович прекрасно понимал, что за такое его друга отстранят от руководства музеем, а картины отправятся в пыльный запасник, где он меньше всего хотел бы их видеть.

"Это должно принадлежать России"

Трения Костаки с советскими властями, хотя он и старался всячески избегать столкновений, постепенно нарастали. Коллекционер неофициального искусства, прямой и открытый человек, он был для многих бельмом на глазу. Алики Костаки вспоминает, что преследование началось с разгрома властями "Бульдозерной выставки" современных художников в 1974 году. "Для искусства это было как кровавое воскресенье. Он тогда подошел к какому-то чиновнику и сказал: "Что вы делаете, вы хуже фашистов!" Представьте, в советские времена сказать такое держиморде. И вот с этой фразы все у нас пошло плохо".

Дважды ограбили квартиру, исчезли работы Кандинского; подожгли дачу, откуда пропали замечательные иконы. Костаки стал опасаться за себя и своих детей.

Выходом из этого положения стала сделка между коллекционером и властями - он передавал в дар Третьяковской галерее примерно 80% своей коллекции, а в обмен мог уехать за границу, оставив себе небольшую часть работ, чтобы прокормить семью. "Уезжать никому не хотелось, мы не думали, что когда-то уедем. Отдавать коллекцию, делить ее для отца было очень тяжело", - говорит Алики Костаки. Для каждого коллекционера собрание - это его жизнь, а Георгий Дионисович называл картины своими детьми.

Когда специалисты Третьяковки пришли принимать картины, Костаки отдал им лучшее из своей колоссальной коллекции, насчитывавшей более двух тысяч произведений. Говорит Алики Костаки: "На Западе оказалась сравнительно небольшая часть работ. Число их было велико, но наиболее значительные остались в России. Такие, как "Портрет Матюшина" Малевича, татлинский рельеф, огромные двусторонние работы Поповой, "Красная площадь" Кандинского. Все это он отбирал и говорил: "Это должно остаться в России".

Идея о том, что он является лишь хранителем искусства, которое впоследствии должно принадлежать России, руководила действиями Костаки и тогда, когда его фактически вынуждали отказаться от коллекции и эмигрировать. "У него был какой-то странный патриотизм", - сказал о Костаки помогавший передаче коллекции заместитель директора Третьяковки Виталий Манин.

Таким образом, коллекционер указывал работникам галереи, какие работы забрать, оставляя для них лучшее. "Известный искусствовед Дмитрий Сарабьянов сказал, что он мог бы заткнуть за пояс любого искусствоведа по своей теме", - поясняет Алики Костаки.

Сам Костаки говорил в интервью для биографической книги Питера Робертса: "Я сумел собрать эти вещи, которые были потеряны, забыты, выброшены властями, я спас их, и в этом моя заслуга. Но это не значит, что они принадлежат мне или тем, кому я их подарю. Они принадлежат России, они должны принадлежать народу России".

Как говорила впоследствии заместитель гендиректора по науке Государственной Третьяковской галереи Лидия Иовлева, "без преувеличения можно сказать, что со времен Павла Михайловича Третьякова не было в России столь щедрого дарителя, более обширной коллекции русского авангарда 1910-1920-х годов, которая собрана и подарена Третьяковской галерее знаменитым русским греком".

Уехав, Костаки осел в Греции. Здесь, на исторической родине Георгия Дионисовича и уже после его кончины, решилась, наконец, судьба оставшейся части коллекции.

Костаки и Греция

Когда Георгий Дионисович умер в 1990 году, его дочь в сотрудничестве с греческим куратором Анной Кафеци начала готовить крупную выставку в Афинской пинакотеке. Эта выставка состоялась в 1995-96 годах и пользовалась огромным успехом, во многом определившим дальнейшую судьбу коллекции. К экспозиции был подготовлен двухтомный каталог, описывавший коллекцию во всех деталях.

Эвангелос Венизелос, бывший министром культуры Греции, принял решение о том, что коллекция Костаки должна быть приобретена греческим государством. Это произошло в 2000 году.

Я спросил Алики Костаки, как получилось, что Греция, не имевшая собственных традиций авангарда, решила приобрести коллекцию. "Потому, что он был грек. Только поэтому, даже не потому, что это был русский авангард. Конечно, это был русский авангард, который стал очень известен, который прошел по всему миру выставками, и в Королевской академии, и в Гуггенхайме, в знаменитейших музеях. У коллекции было имя, да, но он был грек, и для греков это было чрезвычайно важно".

Сейчас для коллекции создан Музей современного искусства в Салониках, которым руководит проведшая много лет в России искусствовед и исследователь русской современной живописи Мария Цанцаноглу. Теперь Греция почти неожиданно для себя оказалась "экспортером" русского авангарда: выставки коллекции Костаки по-прежнему идут по всему миру с большим успехом. К сожалению, российская, более значительная часть коллекции пока не выставляется как единое целое.

Впервые ознакомившись с коллекцией Костаки, историк искусства Маргит Роуэлл сказала: "Историю искусства ХХ века надо переписывать заново". Мечтой Алики Костаки остается организовать к столетию ее отца в 2013 году выставку работ, хранящихся в России и Греции. Этому препятствует ряд юридических тонкостей: на руках наследников Костаки остались лишь акты о передаче работ Третьяковке, но не официальное решение ЦК о передаче коллекции, в то время как приобретение Грецией части работ также следует должным образом документально зафиксировать в России. Все это помогло бы избежать юридической неопределенности и на время воссоединить знаменитую коллекцию под одной крышей.

Грецию и Россию связывает православная религия, многовековая история дружеских отношений. В последнее десятилетие к этому добавилась и коллекция Костаки, человека, переупрямившего не только друзей-искусствоведов, отказывавших авангарду в будущем успехе, но и саму эпоху, враждебную этому искусству. Прежде чем признание пришло к десяткам имен русского авангарда, Георгий Костаки по крупицам собрал этих художников, буквально спасая их работы от полного забвения и уничтожения. Теперь его собрание, хотя и разделенное между двумя странами, сохраняет внутреннюю целостность и еще не до конца открыто: так, немногие посетители Третьяковской галереи знают о масштабе вклада Георгия Костаки, и для многих отдельная выставка коллекции была бы откровением.

Известный британский художник, лауреат премии Тернера Джереми Деллер рассказывал в одном из интервью, что увиденная в Королевской академии Лондона выставка работ из собрания Костаки произвела на него огромное впечатление и предопределила его дальнейший художественный путь. Нет сомнений, что и российский зритель заслуживает подобных впечатлений.

"Я понимаю, что имя моего отца не будет забыто, но для этого следовало бы делать все же немного больше", - заключила Алики Костаки.

Эль Лисицкий. Эскиз памятника Розе Люксембург. 1919-1920. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

В конце июня в Музее современного искусства в греческом городе Салоники (State Museum of Contemporary Art, SMCA) открылась постоянная экспозиция русского революционного авангардного искусства под названием «Салоники. Коллекция Костаки. Рестарт».

Русский или советский революционный авангард давно вошел в обиход мирового художественного процесса. Работы Казимира Малевича, Эля Лисицкого, Александра Родченко, Владимира Татлина, Любови Поповой и многих других прочно заняли почетные места в экспозициях крупнейших мировых музеев.

И все же выставка в Салониках - событие экстраординарное. Она отражает уникальную коллекцию советского искусства, собранную на протяжении десятилетий греческим коллекционером Георгием Костаки.

Выставка из 400 шедевров - лишь треть из почти 1300 работ коллекции Костаки, нашедшей постоянное пристанище в греческом городе.

Как и почему эти работы оказались в руках у грека, а потом и в самой Греции - захватывающая, полудетективная история, способная стать материалом для увлекательного фильма.

Шофер-коллекционер

В советские годы в среде художников и любителей запретного тогда авангарда имя Георгия Дионисиевича Костаки было легендарным.

В отличие от многих других западных собирателей, Костаки был в СССР человеком не приезжим. Он родился в Москве в 1913 году в семье греческого коммерсанта. Несмотря на революцию, семья из России не уехала, и более того, сумела даже сохранить греческое гражданство.

Большую часть своей жизни Георгий Дионисиевич Костаки прожил в Москве. Снимок 1973 года

Не получив никакого специального образования, Костаки в 30-е годы работал шофером в греческом посольстве, возил дипломатических работников в антикварные магазины и постепенно сам втянулся в коллекционирование. Поначалу вполне традиционное: классическая живопись старых голландцев, фарфор, серебро.

«Продолжая в том же духе, я мог бы разбогатеть, но... не больше. Все то, что я собирал, уже было и в Лувре, и в Эрмитаже, да, пожалуй, и в каждом большом музее любой страны, и даже в частных собраниях. А мне хотелось сделать что-то необыкновенное», - вспоминал он позднее.

Что-то необыкновенное встретилось ему случайно в одной московской квартире, где он увидел два-три холста авангардистов (в том числе картину Ольги Розановой «Зеленая полоса» (1917), которые произвели на него «сильнейшее впечатление».

Надежда Удальцова. "Желтый кувшин", 1913. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

«И вот я купил картины авангардистов, принес их домой и повесил рядом с голландцами. И было такое ощущение, что я жил в комнате с зашторенными окнами, а теперь они распахнулись, и в них ворвалось солнце. С этого момента я решился расстаться со всем, что успел собрать, и приобретать только авангард. Произошло это в 1946 году».

«Сумасшедший грек»

Наступившее внезапно прозрение и неожиданное очарование не только забытым и заброшенным, но и в суровые сталинские времена считавшимся идеологически вредным искусством понимания среди прежних соратников коллекционера не встретило.

«Большая часть моих друзей и родных смотрели на меня с жалостью. Они были убеждены, что, продавая свою старую коллекцию и приобретая то, что, по их мнению, было „ерундой“, я совершал большую ошибку. В кругах московских коллекционеров у меня появилось не очень лестное прозвище „сумасшедший грек“ - собиратель никому не нужного и бесполезного мусора».

Костаки, тем не менее, не сдавался. Он неутомимо разыскивал еще живых художников русского авангарда - Татлина, Родченко, Степанову, Гончарову, Ларионова, их друзей и родственников, скрупулезно, методично в течение трех десятилетий собирая свою коллекцию.

Все эти годы он продолжал работать в системе посольств, причем на низовых, не дипломатических должностях. С 1940 года он был шофером в английском посольстве. Затем перешел в посольство Канады, где в течение 37 лет, с 1942 по 1979 год работал администратором и заведовал местной советской прислугой посольства: шоферами, садовниками, поварами и горничными, ежедневно отчитываясь перед самым младшим чиновником посольства.

В 60-70-е годы квартира Костаки на проспекте Вернадского стала неофициальным музеем современного искусства в Москве - местом, где практически ежедневно собирались художники, музыканты, литераторы, иностранные дипломаты.

Георгий Костаки в своей московской квартире

Более чем внушительно выглядит список посещавших квартиру Костаки знаменитостей, причем не только из мира искусства, но и политики, и бизнеса: Марк Шагал, Анри Картье-Брессон, Анджей Вайда, Майя Плисецкая, дочь Малевича Уна, жена Кандинского Нина, Эдвард Кеннеди, Дэвид Рокфеллер.

Здесь же проходили школу авангарда будущие всемирно известные мастера советского нон-конформизма: Лидия Мастеркова, Франциско Инфанте, Эдуард Штейнберг, Анатолий Зверев, Владимир Яковлев, Олег Васильев, Лев Кропивницкий, Дмитрий Плавинский, Игорь Макаревич и многие-многие другие.

Попытки легализоваться и отъезд

В первый раз картины из собрания Костаки появились в официальном советском музее в 1967 году - в рамках проходившей в Третьяковской галерее и приуроченной к 50-летию революции выставки «Революционное искусство».

Время было еще почти оттепельное, и, воодушевленный успехом, Костаки решился на радикальный шаг. Он нашел в центре Москвы заброшенный особняк и предложил министру культуры Екатерине Фурцевой сделать в этом здании на основе его коллекции первый в СССР Музей современного искусства, и сам вызвался стать его директором. Отказ был предсказуем и ожидаем.

Костаки понял, что в СССР добиться заветной цели - сделать свою коллекцию доступной широкому зрителю и вместе с тем сохранить ее как результат собственного длительного коллекционерского труда, как плод собственной любви и страсти - ему не удастся.

Густав Клуцис. "Динамический город". 1919-1921. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

Понимал он и то, что вывезти столь крупное собрание - легальным или нелегальным путем - тоже не получится.

Выход оставался один - тяжелый, нежелательный, компромиссный, но выход. Коллекцию надо разбить на части.

В 1977 году он решил передать в дар Третьяковской галерее значительную часть своей коллекции. Как вспоминала впоследствии куратор галереи Ирина Пронина, «сам вопрос о приеме в дар части коллекции Костаки на долгое время застрял в недрах министерства культуры СССР, проходя обсуждения в высших сферах различных ведомств. Не было готового ответа на столь смелое предложение, чиновникам требовалось проявить творчество и не ошибиться с запятой в нужном месте известной фразы «разрешить нельзя запретить».

Казимир Малевич. "Женский портрет", 1910-1911. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

В итоге коллекцию приняли. Однако о том, чтобы сохранить цельность даже поступившей в фонды крупнейшего музея русского искусства части уникального собрания речи и не было. Немалая часть работ попала в фонды, остальные - даже те, что были удостоены экспозиции, - были распределены по различным залам галереи, и никакого указания их принадлежности собранию Костаки во время экспонирования не было. Лишь сейчас в Третьяковской галерее начинают идентифицировать эти работы.

Как бы то ни было, в обмен на передачу столь значительного дара в фонд официального советского музея 64-летнему Георгию Костаки позволили не только выехать из СССР, но и вывезти с собой оставшуюся часть своей коллекции. Решение было вынужденным. Как вспоминает дочь коллекционера Алики Костаки, принимал он его со слезами на глазах.

Новая жизнь старой коллекции

Уже в 1977 году, в год отъезда Костаки на Запад, подборка работ из его коллекции выставлялась в Художественном музея Дюссельдорфа в Германии. В 1979-80 гг. его картины составили существенную часть французской половины легендарной выставки «Париж-Москва», проходившей в Центре Помпиду.

Александр Родченко. "Две фигуры", 1920. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

Особой вехой в новой жизни старой коллекции стала ее презентация в нью-йоркском Музее Гуггенхайма в 1981 году - именно тогда она была должным образом задокументирована и снабжена внушительным каталогом. Как писала в сопроводительном тексте к каталогу куратор выставки Маргит Роуэлл, «когда мы открыли поступившие к нам коробки с картинами, я сразу поняла, что историю авангарда надо писать заново».

В течение 80-х годов коллекция интенсивно путешествовала по миру: Хьюстон, Оттава, Индианаполис, Чикаго, Стокгольм, Лондон, Хельсинки, Монреаль. В 1992 году она стала основой серии выставок «Великая Утопия» (Франкфурт, Амстердам, Нью-Йорк, Москва).

Георгий Костаки умер в 1990 году, не дождавшись исторического события - в 1995 году в Национальной галерее в Афинах впервые после 1977 года две части знаменитой коллекции воссоединились.

Увы, ненадолго. Предпринимавшиеся с тех пор неоднократные попытки провести совместную выставку двух разъединенных частей собрания сталкиваются с непреодолимыми пока бюрократическими и юридическими препонами.

Михаил Матюшин. Музыкально-живописная конструкция. 1918. Из коллекции Георгия Костаки в Музее современного искусства в Салониках

Тем не менее, в Москве в 2014 году, в ознаменование 100-летнего юбилея коллекционера, в здании Третьяковской галереи на Крымском валу прошла обширная выставка российской части коллекции Костаки под названием «Георгий Костаки. «Выезд из СССР разрешить...».

Из публикации Александра Кана, полностью текст публикации можно прочитать

В 1932 году Георгий взял в жены Зинаиду Панфилову, с которой нажил трех дочерей и сына, а еще огромную коллекцию русской авангардной живописи.

К концу 30-х в Европе назревала Вторая мировая война. Между СССР и Грецией начались дипломатические конфликты. В результате Греческое посольство в Москве было закрыто и Костаки вынужден был сменить работу. Сначала работал сторожем в финском посольстве, затем в посольстве Швеции. А к 1944 году Георгий получил должность администратора в посольстве Канады. Из некоторых источников было известно, что его зарплата по тем временам составляла 2000 долларов. Вот эти деньги он и тратил на скупку экспонатов для своей коллекции.

А начинал он еще в начале 30-х, когда был простым шофером, в обязанности которого входило возить зарубежных дипломатов. А те очень любили заезжать в комиссионные магазины, куда сдавались антикварные вещи столичными гражданами. Георгий скоро сориентировался и, научившись разбираться в живописи и в антиквариате, начал за бесценок скупать картины голландских мастеров, а также фарфор, серебро, ковры, мебель...

А как-то в конце 40-х, он случайно увидал в одной из московских квартир несколько творений русских авангардистов и понял - это именно то, что ему нужно. И Костаки, как одержимый начал собирать авангард. И это было в то время, когда в Союзе официально не существовало никаких других направлений в искусстве кроме соцреализма. На все остальные направления был наложен строжайший запрет. Георгия многие начали называть «сумасшедшим греком», но уже ничто не могло ни переубедить, ни остановить его.

Ранее собранные картины «голландцев», антикварная мебель, столовое серебро - все было обменяно на мало кому понятный авангард. Но, а для самого Костаки другого искусства, кроме этого, уже не существовало.

"И вот я купил картины авангардистов, принес их домой и повесил рядом с голландцами. И было такое ощущение, что я жил в комнате с зашторенными окнами, а теперь они распахнулись, и в них ворвалось солнце. С этого момента я решился расстаться со всем, что успел собрать, и приобретать только авангард. Произошло это в 1946 году" ,- вспоминал Костаки.

И нужно отметить, что жена, полностью посвятившая себя своему мужу и детям, всецело поддерживала коллекционера. Иногда доходило до того, что Георгию приходилось за картины расплачиваться шубами супруги, которые привозил из заграничных поездок. Обещая, при этом возместить новыми.

А иногда картины совершенно случайно попадали в руки коллекционеру, за которые и денег то не просили. Так, творением авангардистки Любови Поповой было заколочено окно на даче ее родственников. И, как только Костаки взамен доставил кусок фанеры, хозяева сразу же сняли с окна и отдали коллекционеру бесценное для него творение.

Еще одна страсть была у Георгия Дионисиевича - это иконы, которыми увлекся еще в юности. Интерес к церковной живописи коллекционер перенял от отца, глубоко верующего человека. Он-то и посвятил сына в свои святыни, много рассказывая о том, как греки во время войн их спасали в первую очередь. И как-то довелось им с отцом в буреломных 20-х найти в подвальных помещениях посольства ящик с иконами и крестами. Найденное сокровище сын и отец Костаки бережно хранили немало лет. А незадолго до кончины отец контрабандой отправил ящик с иконами в Грецию. И что удивительно, в глубокой старости Георгий их снова увидел в одном из храмов Греции, куда в конце жизни выехал со своей семьей.

Все это будет позже, а пока Георгий, живя в Москве и надеясь, что когда-нибудь его собрание живописи будет выставлено на всеобщее обозрение русскому народу, продолжал собирать запрещенное искусство. И конечно же надежды на то, что власти пойдут на такой шаг - не было никакой. Поэтому и квартира, и загородный дом коллекционера постепенно превратилась в неофициальный музей, куда приходили и простые москвичи, и большие ценители, и художники, и столичные знаменитости и заграничные высокопоставленные гости.

Но в 1976 году в загородном доме Костаки случилась беда. В пожаре, в результате поджога, погибло немалое количество драгоценных картин. Затем было ограбление московской квартиры, где также пропали ценные картины. Все указывало на то, что власть никак не могла допустить существования даже частного музея запретной авангардной живописи и таким образом хотела приструнить его владельца.

Затем последовало давление со стороны работников посольства, в котором еще трудился 63-летний Костаки. Ему прямым текстом начали говорить, что пора на пенсию. По ночам раздавались телефонные звонки от неизвестных с угрозами. «Настал момент, когда жить с такой коллекцией в Москве стало не просто неуютно, а опасно» , - из воспоминаний о тех смутных временах дочери коллекционера.

Прощай, Россия!

Георгий Костаки встревожился за себя и свою семью и написал обращение к генсеку Брежневу с просьбой разрешить выезд со страны. В ответ долгое время было молчание, видимо чиновники решали на каких условиях отпустить грека-коллекционера. Через год, в 1977 году, разрешение было получено, и собиратель с частью своей коллекции выехал из России.

По неофициальным данным, выезд Костаки был вынужденным - правящая власть уже не могла больше выносить существование в стране такой огромной коллекции картин запрещенного искусства. И основным условием разрешения на отъезд было выдвинуто требование о передаче в дар Третьяковке части собрания. Костаки понимал, что другим способом ему уехать не удастся, поэтому он оставил Москве большую часть своей коллекции.

Коллекционера утешало то, что хотя бы таким образом исполнится его мечта: эту часть все же увидят русские, которым по праву принадлежит частичка их истории
искусства.

Но это произойдет лишь спустя 30 лет, когда в Третьяковке будет организована выставка работ, собранных Костаки, а именно к 100-летию со дня его рождения. И россияне наконец-то увидели то, чему посвятил всю жизнь грек-чудак.

Вывезенная часть коллекции в Грецию, тут же была выставлена в музее Дюссельдорфа в Германии. В последующие два года, картины путешествовали по Франции, выставлялись в центре Помпиду. Затем на протяжении всех 80-х работы русских авангардистов экспонировались в Нью-Йорке, Хьюстоне, Оттаве, Индианаполисе, Чикаго, Стокгольме, Лондоне, Хельсинки, Монреале.

А умер великий коллекционер в 1990 году, так и не дожив до знакового события, к которому шел всю жизнь. В 1995 в Национальной галерее столицы Греции впервые после разъединения две части прогремевшей на весь мир коллекции русского авангарда на время воссоединились. Мир наконец-то увидел творения гонимых художников России в полном собрании.