Достоевский идиот о чем произведение. "Идиот" Достоевского: подробный анализ романа

Весь роман наполнен глубоким символическим содержанием. В каждый сюжет, в образ каждого героя Достоевский стремится вложить тот или иной скрытый смысл. Настасья Филипповна символизирует собой красоту, а Мышкин - христианскую благодать и способность к всепрощению и смирению. Основной идеей служит противопоставление идеального образа праведного Мышкина и жестокого окружающего мира российской действительности, человеческой низостью и подлостью. Именно из-за глубокого неверия людей, отсутствия у них моральных и духовных ценностей мы видим тот трагический финал, которым Достоевский завершает свой роман.

Анализ произведения

История создания

Впервые роман был опубликован в 1868 году на страницах журнала «Русский вестник». Задумка произведения родилась у Достоевского после издания «Преступления и наказания» во время путешествия по Германии и Швейцарии. Там же 14 сентября 1867 года он сделал первую запись, касающуюся будущего романа. Далее, он отправился в Италию, и во Флоренции роман был закончен полностью. Достоевский говорил, что после работы над образом Раскольникова ему захотелось воплотить в жизнь другой, совсем идеальный образ.

Особенности сюжета и композиции

Главной особенностью композиции романа является чересчур затянутая кульминация, получающая развязку лишь в предпоследней главе. Сам роман делится на четыре части, каждая из которых по хронологии событий плавно перетекает в другую.

Принципы сюжета и композиции строятся на централизации образа князя Мышкина, вокруг него разворачиваются все события и параллельные линии романа.

Образы главных героев

Главное действующее лицо - князь Мышкин являет собой пример воплощения вселенского добра и милосердия, это блаженный человек, совершенно лишенный всякого рода недостатков, как зависть или злоба. Он внешне имеет непривлекательную наружность, неловок и постоянно вызывает насмешки окружающих. В его образ Достоевский вкладывает великую идею о том, что абсолютно неважно, какая у человека внешность, важны лишь чистота его помыслов и праведность поступков. Мышкин безгранично любит всех окружающих его людей, крайне бескорыстен и открыт душою. Именно за это его и называют «Идиотом», ведь люди, привыкшие находиться в мире постоянной лжи, власти денег и разврата абсолютно не понимают его поведения, считают его больным и умалишенным. Князь же тем временем пытается всем помочь, стремится залечить чужие душевные раны своей добротой и искренностью. Достоевский идеализирует его образ, даже приравнивая его к Иисусу. "Убивая" героя в конце, он дает понять читателю, что подобно Христу, Мышкин простил всех своих обидчиков.

Настасья Филипповна - еще один символический образ. Исключительно красивая женщина, которая способна поразить любого мужчину в самое сердце, с безумно трагической судьбой. Будучи невинной девушкой, она подверглась растлению со стороны своего попечителя и это омрачило всю ее дальнейшую жизнь. С тех пор она презрела все, и людей и саму жизнь. Все ее существование направлено на глубокое самоуничтожение и саморазрушение. Мужчины торгуют ею подобно вещи, она лишь презрительно наблюдает за этим, поддерживая эту игру. Сам Достоевский не дает четкого понимания внутреннего мира этой женщины, о ней мы узнаем из уст других людей. Ее душа остается закрыта всем, в том числе, и читателю. Она - символ вечно ускользающей красоты, которая в итоге так никому и не досталась.

Заключение

Достоевский не раз признавал, что «Идиот» является одним из любимейших и самых удачных его произведений. Действительно, в его творчестве немного других книг, так точно и полно сумевших выразить его нравственную позицию и философскую точку зрения. Роман пережил множество экранизаций, был неоднократно поставлен на сцене в виде спектаклей и оперы, получил заслуженное признание отечественных и зарубежных литературоведов.

В своем романе автор заставляет нас задуматься над тем, что его «идиот» - самый счастливый человек на свете, потому что способен искренне любить, радуется каждому дню и воспринимает все происходящее с ним как исключительное благо. В этом заключается его великое превосходство над остальными героями романа.

Прежде чем проводить краткий анализ романа "Идиот", надо отметить, что Федор Достоевский реализовал в этом произведении свои давние творческие задумки, которые созревали у него достаточно долгое время. Известный русский мыслитель много анализировал и размышлял над сюжетной линией, а также характерами героев. Результат превзошел все ожидания.

Главным героем романа "Идиот" является князь Мышкин. Сам Достоевский дал Льву Николаевичу Мышкину авторскую оценку, сказав, что он действительно "прекрасная личность", потому что воплотил в себе не только добро, но и христианскую мораль. Благодаря доброте, честности, бескорыстию и великому человеколюбию князь так разительно отличался от окружающих, которые погрязли в лицемерии и жадности, ставя во главу угла деньги и жажду наживы. Это одна из ключевых мыслей в анализе романа "Идиот", ведь именно поэтому князь Мышкин в глазах окружения действительно являлся просто "идиотом".

Вспомним, какой образ жизни вел князь. По большей части он был замкнут в себе, и только когда Лев Николаевич стал вращаться в высшем свете, понял, что вокруг царит антигуманность, жестокость и прочие пороки людей. Достоевский ассоциирует этого персонажа с Иисусом Христом, а точнее, с той целью, ради которой он приходил на землю. Мышкин, как и Иисус, погибает, при этом прощает людей - тех, кто был его врагами. Кроме того Мышкин хочет оказать настоящую помощь обществу, отдельным людям, и старается вдохнуть в них добрые начала, подавая соответствующий пример. Указанная выше параллель ярко видна, когда мы делаем анализ романа "Идиот", не упустите эту деталь.

Другие детали анализа

Посмотрим на композиционный строй произведения - в его центре непосредственно образ главного героя, и весь сюжет, все остальные персонажи тесно переплетены именно с ним. О каких персонажах идет речь? Мы говорим о семье генерала Епанчина, о купце Рогожине, о Настасье Филипповне, о Гане Иволгине и некоторых других.

Красной нитью повествования также является противостояние добродетели князя Мышкина и привычного жизненного уклада людей из света. Автор поставил задачу отразить негативную сторону этого контраста, которая видна даже самим героям противостояния. Они всё понимают, но им не оказалась близка безграничная доброта, и они отвергли ее.

Есть ли в романе символы? Безусловно, и делая анализ произведения "Идиот", невозможно пройти мимо этого аспекта. Главный герой здесь становится символом христианской любви, Настасья Филипповна ассоциируется с красотой, а символический характер картины "Мертвый Христос" особенно яркий, ведь Мышкин говорит о том, что если ее созерцать, можно лишиться веры.

Какие выводы можно сделать?

Финал романа трагичен, и приводят к такому финалу полная бездуховность и факт отсутствия веры. Можно с разных сторон смотреть на суть финала и по-разному оценивать его, но Достоевский делает четкий акцент на физической и душевной красоте, которые не могут выжить среди корысти, жажды наживы и лицемерия.

Индивидуализм и идеалогия "наполеонизма" неуклонно растут. Достоевский подмечает это. И хотя автор выступает за свободу, присущую любой личности, он убежден, что зачастую антигуманные поступки совершаются вследствие неограниченного и бесконтрольного своеволия. Когда индивидум пытается самоутвердиться, это приводит к преступлению. Достоевский расценил революционное движение как самый типичный бунт анархистов.

Интересно, что характеры всех персонажей, которые имели взаимодействие с характером князя Мышкина, развивались в лучшую сторону, а благодаря образу доброго человека, который имеет библейское основание, мы видим причину такого положительного изменения.

Вы прочитали анализ романа "Идиот" Достоевского, и надеемся, что он оказался для вас полезным. Возможно, вас также заинтересуют статьи

Роман в четырех частях

Часть первая

I

В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона. Из пассажиров были и возвращавшиеся из-за границы; но более были наполнены отделения для третьего класса, и всё людом мелким и деловым, не из очень далека. Все, как водится, устали, у всех отяжелели за ночь глаза, все назяблись, все лица были бледно-желтые, под цвет тумана. В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира — оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. Если б они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда. Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми маленькими, но огненными глазами. Нос его был широк и сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом. Он был тепло одет, в широкий мерлушечий черный крытый тулуп, и за ночь не зяб, тогда как сосед его принужден был вынести на своей издрогшей спине всю сладость сырой ноябрьской русской ночи, к которой, очевидно, был не приготовлен. На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей, в Швейцарии или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при этом и на такие концы по дороге, как от Эйдткунена до Петербурга. Но что годилось и вполне удовлетворяло в Италии, то оказалось не совсем пригодным в России. Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже досиня иззябшее. В руках его болтался тощий узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, кажется, всё его дорожное достояние. На ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, — всё не по-русски. Черноволосый сосед в крытом тулупе всё это разглядел, частию от нечего делать, и наконец спросил с тою неделикатною усмешкой, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: — Зябко? И повел плечами. — Очень, — ответил сосед с чрезвычайною готовностью, — и, заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык. — Из-за границы, что ль? — Да, из Швейцарии. — Фью! Эк ведь вас!.. Черноволосый присвистнул и захохотал. Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «Что же, вылечили?» — белокурый отвечал, что «нет, не вылечили». — Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, — язвительно заметил черномазый. — Истинная правда! — ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, — истинная правда-с, только все русские силы даром к себе переводят! — О, как вы в моем случае ошибаетесь, — подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом, — конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал да два почти года там на свой счет содержал. — Что ж, некому платить, что ли, было? — спросил черномазый. — Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной, моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал. — Куда же приехали-то? — То есть где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право... так... — Не решились еще? И оба слушателя снова захохотали. — И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? — спросил черномазый. — Об заклад готов биться, что так, — подхватил с чрезвычайно довольным видом красноносый чиновник, — и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить. Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался. — Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, — продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), — и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с голландскими арапчиками, о чем можно еще заключить хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но... если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница и вы не ошибаетесь, по рассеянности... что очень и очень свойственно человеку, ну хоть... от излишка воображения. — О, вы угадали опять, — подхватил белокурый молодой человек, — ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал. — Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм... по крайней мере простодушны и искренны, а сие похвально! Гм... генерала же Епанчина знаем-с, собственно, потому, что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с, если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный, и при связях, и четыре тысячи душ в свое время имели-с... — Точно так, его звали Николай Андреевич Павлищев, — и, ответив, молодой человек пристально и пытливо оглядел господина всезнайку. Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно часто, в известном общественном слое. Они всё знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно за отсутствием более важных жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный мыслитель. Под словом «всё знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служит такой-то, с кем он знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным и т. д., и т. д., и всё в этом роде. Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства. Да и наука соблазнительная. Я видал ученых, литераторов, поэтов, политических деятелей, обретавших и обретших в этой же науке свои высшие примирения и цели, даже положительно только этим сделавших карьеру. В продолжение всего этого разговора черномазый молодой человек зевал, смотрел без цели в окно и с нетерпением ждал конца путешествия. Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть ли не встревожен, даже становился как-то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не понимал, чему смеялся. — А позвольте, с кем имею честь... — обратился вдруг угреватый господин к белокурому молодому человеку с узелком. — Князь Лев Николаевич Мышкин, — отвечал тот с полною и немедленною готовностью. — Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, — отвечал в раздумье чиновник, — то есть я не об имени, имя историческое, в Карамзина «Истории» найти можно и должно, я об лице-с, да и князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с. — О, еще бы! — тотчас же ответил князь, — князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде... — Хе-хе-хе! Последняя в своем роде! Хе-хе! Как это вы оборотили, — захихикал чиновник. Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать, довольно, впрочем, плохой, каламбур. — А представьте, я совсем не думая сказал, — пояснил он наконец в удивлении. — Да уж понятно-с, понятно-с, — весело поддакнул чиновник. — А что вы, князь, и наукам там обучались, у профессора-то? — спросил вдруг черномазый. — Да... учился... — А я вот ничему никогда не обучался. — Да ведь и я так, кой-чему только, — прибавил князь, чуть не в извинение. — Меня по болезни не находили возможным систематически учить. — Рогожиных знаете? — быстро спросил черномазый. — Нет, не знаю, совсем. Я ведь в России очень мало кого знаю. Это вы-то Рогожин? — Да, я, Рогожин, Парфен. — Парфен? Да уж это не тех ли самых Рогожиных... — начал было с усиленною важностью чиновник. — Да, тех, тех самых, — быстро и с невежливым нетерпением перебил его черномазый, который вовсе, впрочем, и не обращался ни разу к угреватому чиновнику, а с самого начала говорил только одному князю. — Да... как же это? — удивился до столбняка и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого всё лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное, и подобострастное, даже испуганное, — это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил? — А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу оставил? — перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. — Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат, подлец, ни мать ни денег, ни уведомления — ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал. — А теперь миллиончик с лишком разом получить приходится, и это по крайней мере, о господи! — всплеснул руками чиновник. — Ну чего ему, скажите, пожалуйста! — раздражительно и злобно кивнул на него опять Рогожин, — ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами предо мной ходи. — И буду, и буду ходить. — Вишь! Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши! — И не давай! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать. Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, польсти! — Тьфу тебя! — сплюнул черномазый. — Пять недель назад я вот, как и вы, — обратился он к князю, — с одним узелком от родителя во Псков убег, к тетке; да в горячке там и слег, а он без меня и помре. Кондрашка пришиб. Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил! Верите ли, князь, вот ей-богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил. — Вы его чем-нибудь рассердили? — отозвался князь с некоторым особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе. Но хотя и могло быть нечто достопримечательное собственно в миллионе и в получении наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что-то другое; да и Рогожин сам почему-то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя в собеседничестве нуждался, казалось, более механически, чем нравственно; как-то более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от волнения, чтобы только глядеть на кого-нибудь и о чем-нибудь языком колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке, и уж по крайней мере в лихорадке. Что же касается до чиновника, так тот так и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно бриллианта искал. — Рассердился-то он рассердился, да, может, и стоило, — отвечал Рогожин, — но меня пуще всего брат доехал. Про матушку нечего сказать, женщина старая, Четьи-Минеи читает, со старухами сидит, и что Сенька-брат порешит, так тому и быть. А он что же мне знать-то в свое время не дал? Понимаем-с! Оно правда, я тогда без памяти был. Тоже, говорят, телеграмма была пущена. Да телеграмма-то к тетке и приди. А она там тридцатый год вдовствует и всё с юродивыми сидит с утра до ночи. Монашенка не монашенка, а еще пуще того. Телеграммы-то она испужалась да, не распечатывая, в часть и представила, так она там и залегла до сих пор. Только Конев, Василий Васильич, выручил, всё отписал. С покрова парчового на гробе родителя, ночью, брат кисти литые, золотые, обрезал: «Они, дескать, эвона каких денег стоят». Да ведь он за это одно в Сибирь пойти может, если я захочу, потому оно есть святотатство. Эй ты, пугало гороховое! — обратился он к чиновнику. — Как по закону: святотатство? — Святотатство! Святотатство! — тотчас же поддакнул чиновник. — За это в Сибирь? — В Сибирь, в Сибирь! Тотчас в Сибирь! — Они всё думают, что я еще болен, — продолжал Рогожин князю, — а я, ни слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон да и еду: отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал грех. — Чрез Настасью Филипповну? — подобострастно промолвил чиновник, как бы что-то соображая. — Да ведь не знаешь! — крикнул на него в нетерпении Рогожин. — Ан и знаю! — победоносно отвечал чиновник. — Эвона! Да мало ль Настасий Филипповн! И какая ты наглая, я тебе скажу, тварь! Ну, вот так и знал, что какая-нибудь вот этакая тварь так тотчас же и повиснет! — продолжал он князю. — Ан, может, и знаю-с! — тормошился чиновник. — Лебедев знает! Вы, ваша светлость, меня укорять изволите, а что коли я докажу? Ан та самая Настасья Филипповна и есть, чрез которую ваш родитель вам внушить пожелал калиновым посохом, а Настасья Филипповна есть Барашкова, так сказать даже знатная барыня, и тоже в своем роде княжна, а знается с некоим Тоцким, с Афанасием Ивановичем, с одним исключительно, помещиком и раскапиталистом, членом компаний и обществ, и большую дружбу на этот счет с генералом Епанчиным ведущие... — Эге, да ты вот что! — действительно удивился наконец Рогожин. — Тьфу, черт, да ведь он и впрямь знает. — Всё знает! Лебедев всё знает! Я, ваша светлость, и с Лихачевым Алексашкой два месяца ездил, и тоже после смерти родителя, и все, то есть все углы и проулки знаю, и без Лебедева, дошло до того, что ни шагу. Ныне он в долговом отделении присутствует, а тогда и Арманс, и Коралию, и княгиню Пацкую, и Настасью Филипповну имел случай узнать, да и много чего имел случай узнать. — Настасью Филипповну? А разве она с Лихачевым... — злобно посмотрел на него Рогожин, даже губы его побледнели и задрожали. — Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то что Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало ли что промеж себя говорят, а и те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна», да и только; а насчет дальнейшего — ничего! Потому что и нет ничего. — Это вот всё так и есть, — мрачно и насупившись подтвердил Рогожин, — тоже мне и Залёжев тогда говорил. Я тогда, князь, в третьегодняшней отцовской бекеше через Невский перебегал, а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло. Встречаю Залёжева, тот не мне чета, ходит как приказчик от парикмахера, и лорнет в глазу, а мы у родителя в смазных сапогах да на постных щах отличались. Это, говорит, не тебе чета, это, говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь не знает, потому совсем то есть лет достиг настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге хочет. Тут он мне и внушил, что сегодня же можешь Настасью Филипповну в Большом театре видеть, в балете, в ложе своей, в бенуаре, будет сидеть. У нас, у родителя, попробуй-ка в балет сходить, — одна расправа, убьет! Я, однако же, на час втихомолку сбегал и Настасью Филипповну опять видел; всю ту ночь не спал. Наутро покойник дает мне два пятипроцентные билета, по пяти тысяч каждый, сходи, дескать, да продай, да семь тысяч пятьсот к Андреевым на контору снеси, уплати, а остальную сдачу с десяти тысяч, не заходя никуда, мне представь; буду тебя дожидаться. Билеты-то я продал, деньги взял, а к Андреевым в контору не заходил, а пошел, никуда не глядя, в английский магазин да на все пару подвесок и выбрал, по одному бриллиантику в каждой, этак почти как по ореху будут, четыреста рублей должен остался, имя сказал, поверили. С подвесками я к Залёжеву: так и так, идем, брат, к Настасье Филипповне. Отправились. Что у меня тогда под ногами, что предо мною, что по бокам — ничего я этого не знаю и не помню. Прямо к ней в залу вошли, сама вышла к нам. Я то есть тогда не сказался, что это я самый и есть; а «от Парфена, дескать, Рогожина, — говорит Залёжев, — вам в память встречи вчерашнего дня; соблаговолите принять». Раскрыла, взглянула, усмехнулась: «Благодарите, говорит, вашего друга господина Рогожина за его любезное внимание», — откланялась и ушла. Ну, вот зачем я тут не помер тогда же! Да если и пошел, так потому, что думал: «Всё равно, живой не вернусь!» А обиднее всего мне то показалось, что этот бестия Залёжев всё на себя присвоил. Я и ростом мал, и одет как холуй, и стою, молчу, на нее глаза пялю, потому стыдно, а он по всей моде, в помаде и завитой, румяный, галстух клетчатый, — так и рассыпается, так и расшаркивается, и уж наверно она его тут вместо меня приняла! «Ну, говорю, как мы вышли, ты у меня теперь тут не смей и подумать, понимаешь!» Смеется: «А вот как-то ты теперь Семену Парфенычу отчет отдавать будешь?» Я, правда, хотел было тогда же в воду, домой не заходя, да думаю: «Ведь уж всё равно», — и как окаянный воротился домой. — Эх! Ух! — кривился чиновник, и даже дрожь его пробирала, — а ведь покойник не то что за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал, — кивнул он князю. Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту минуту. — «Сживывал»! — переговорил Рогожин. — Ты что знаешь? Тотчас, — продолжал он князю, — про всё узнал, да и Залёжев каждому встречному пошел болтать. Взял меня родитель, и наверху запер, и целый час поучал. «Это я только, говорит, предуготовляю тебя, а вот я с тобой еще на ночь попрощаться зайду». Что ж ты думаешь? Поехал седой к Настасье Филипповне, земно ей кланялся, умолял и плакал; вынесла она ему наконец коробку, шваркнула: «Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а они мне теперь в десять раз дороже ценой, коли из-под такой грозы их Парфен добывал. Кланяйся, говорит, и благодари Парфена Семеныча». Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли. Насилу очнулся. — Ну-с, ну-с, теперь запоет у нас Настасья Филипповна! — потирая руки, хихикал чиновник, — теперь, сударь, что подвески! Теперь мы такие подвески вознаградим... — А то, что если ты хоть раз про Настасью Филипповну какое слово молвишь, то, вот тебе бог, тебя высеку, даром что ты с Лихачевым ездил, — вскрикнул Рогожин, крепко схватив его за руку. — А коли высечешь, значит, и не отвергнешь! Секи! Высек, и тем самым запечатлел... А вот и приехали! Действительно, въезжали в воксал. Хотя Рогожин и говорил, что он уехал тихонько, но его уже поджидали несколько человек. Они кричали и махали ему шапками. — Ишь, и Залёжев тут! — пробормотал Рогожин, смотря на них с торжествующею и даже как бы злобною улыбкой, и вдруг оборотился к князю. — Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил. Может, оттого, что в этакую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал на Лебедева), а ведь не полюбил же его. Приходи ко мне, князь. Мы эти штиблетишки-то с тебя поснимаем, одену тебя в кунью шубу в первейшую, фрак тебе сошью первейший, жилетку белую али какую хошь, денег полны карманы набью, и... поедем к Настасье Филипповне! Придешь али нет? — Внимайте, князь Лев Николаевич! — внушительно и торжественно подхватил Лебедев. — Ой, не упускайте! Ой, не упускайте!.. Князь Мышкин привстал, вежливо протянул Рогожину руку и любезно сказал ему: — С величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы меня полюбили. Даже, может быть, сегодня же приду, если успею. Потому, я вам скажу откровенно, вы мне сами очень понравились, и особенно когда про подвески бриллиантовые рассказывали. Даже и прежде подвесок понравились, хотя у вас и сумрачное лицо. Благодарю вас тоже за обещанные мне платья и за шубу, потому мне действительно платье и шуба скоро понадобятся. Денег же у меня в настоящую минуту почти ни копейки нет. — Деньги будут, к вечеру будут, приходи! — Будут, будут, — подхватил чиновник, — к вечеру, до зари еще, будут! — А до женского пола вы, князь, охотник большой? Сказывайте раньше! — Я, н-н-нет! Я ведь... Вы, может быть, не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже совсем женщин не знаю. — Ну коли так, — воскликнул Рогожин, — совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, бог любит! — И таких господь бог любит, — подхватил чиновник. — А ты ступай за мной, строка, — сказал Рогожин Лебедеву, и все вышли из вагона. Лебедев кончил тем, что достиг своего. Скоро шумная ватага удалилась по направлению к Вознесенскому проспекту. Князю надо было повернуть к Литейной. Было сыро и мокро; князь расспросил прохожих, — до конца предстоявшего ему пути выходило версты три, и он решился взять извозчика.

«Идиот», анализ романа

Роман «Идиот» стал реализацией давних творческих задумок Ф.М. Достоевского , его главный герой – князь Лев Николаевич Мышкин, по авторскому суждению является «по-настоящему прекрасной личностью», он воплощение добра и христианской морали. И именно за его бескорыстие, доброту и честность, необычайнейшее человеколюбие в мире денег и лицемерия окружение называет Мышкина «идиотом». Князь Мышкин большую часть своей жизни провел замкнуто, выйдя в свет, он не знал с какими ужасами антигуманности и жестокости ему придется столкнуться. Лев Николаевич символически выполняет миссию Иисуса Христа и, так же как и он, гибнет любя и прощая человечество. Так же как и Христос, князь, пытается помочь всем людям, которые его окружают, он пытается будто бы вылечить их души своей добротой и неимоверной проницательностью.

Образ князя Мышкина является центром композиции романа, с ним связаны все сюжетные линии и герои: семья генерала Епанчина, купец Рогожин, Настасья Филипповна, Ганя Иволгин и др. И также центром романа является яркий контраст между добродетелью Льва Николаевича Мышкина и привычным укладом жизни светского общества. Достоевский сумел показать что даже для самих героев этот контраст выглядит ужасающим, они не понимали этой безграничной доброты и следовательно боялись ее.

Роман наполнен символами, здесь князь Мышкин символизирует христианскую любовь, Настасья Филипповна – красоту. Символическим характером обладает картина «Мертвый Христос», от созерцания которой, по словам князя Мышкина, можно потерять веру.

Отсутствие веры и духовности становятся причинами трагедии случившейся в финале романа, значение которого расценивают по-разному. Автор акцентирует внимание на том, что физическая и душевная красота погибнут в мире, который ставит в абсолют только корысть и выгоду.

Писатель проницательно заметил рост индивидуализма и идеологии «наполеонизма». Придерживаясь идей свободы личности, он в то же время считал, что неограниченное своеволие приводит к антигуманным поступкам. Достоевский рассматривал преступление как самое типичное проявление индивидуалистического самоутверждения. Он видел в революционном движении своего времени анархистский бунт. В своем романе он создал не только образ безупречного добра равный библейскому, но показал развитие характеров всех героев романа, которые взаимодействовали с Мышкиным, в лучшую сторону.

См. также:

  • «Идиот», краткое содержание по частям романа Достоевского
  • «Преступление и наказание», анализ романа
  • Анализ образов главных героев в романе «Преступление и наказание»
  • «Братья Карамазовы», краткое содержание по главам романа Достоевского
  • «Белые ночи», краткое содержание по главам повести Достоевского
  • «Белые ночи», анализ повести Достоевского

Роман «Идиот» Достоевский писал в 1867–1869 годах. В произведении наиболее полно отразилась нравственно-философская позиция автора и его художественные принципы периода 1860-х годов. Роман написан в традициях русского реализма.

В «Идиоте» автор затрагивает темы религии, смысла жизни, любви – как между мужчиной и женщиной, так и ко всему человечеству. Достоевский изображает нравственное разложение русской интеллигенции и дворянства, показывает, что ради денег люди готовы пойти на что угодно, переступив через любую мораль – именно такими и видит автор представителей нового поколения.

Главные герои

Лев Николаевич Мышкин – русский дворянин, князь 26–27 лет, доверчивый, простодушный, добрый; в его взгляде «было что-то тихое, но тяжелое» . Лечился в Швейцарии с диагнозом «идиот» .

Парфен Семенович Рогожин – сын купца, «лет двадцати семи» , с огненными глазами и самодовольным взглядом. Был влюблен в Настасью Филипповну и убил ее.

Настасья Филипповна Барашкова – красивая девушка из дворянской семьи, бывшая на содержании у Троцкого.

Другие персонажи

Александра Ивановна Епанчина – минуло 25 лет, «музыкантша» , с «твердым характером, добрая, разумная» .

Аделаида Ивановна Епанчина – 23 года, «замечательный живописец» .

Аглая Ивановна Епанчина – 20 лет, очень хороша собой, но избалована, напоминает своим поведением «сущее дитя» ; была влюблена в Мышкина.

Иван Федорович Епанчин – мужчина лет 56-ти, генерал, слыл «человеком с большими деньгами, с большими занятиями и с большими связями» , «происходил из солдатских детей» .

Лизавета Прокофьевна Епанчина – дальняя родственница Мышкина. Мать Александры, Аделаиды, Аглаи. Одних лет с мужем.

Ардалион Александрович Иволгин – отставной генерал, отец Гани и Вари, пьяница, рассказывал выдуманные истории.

Нина Александровна Иволгина – жена генерала Иволгина, мать Гани, Вари, Коли.

Гаврила Ардалионыч Иволгин (Ганя) – красивый молодой человек 28 лет, чиновник, влюбленный в Аглаю.

Варвара Ардалионовна Птицына – сестра Гани.

Николай Ардалионыч Иволгин (Коля) – младший брат Гани.

Фердыщенко – «господин лет тридцати» , арендовал комнату у Иволгиных.

Афанасий Иванович Тоцкий – миллионер, «лет пятидесяти пяти, изящного характера» , содержавший Настасью Филипповну.

Лебедев – «закорузлый в подьячестве чиновник, лет сорока» .

Ипполит – племянник Лебедева, друг Коли.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

В конце ноября в 9 утра поезд прибывал в Петербург. В одном из вагонов третьего класса «очутились» Парфен Рогожин, князь Лев Мышкин и чиновник Лебедев.

Мышкин рассказал, что едет из Швейцарии, что больше 4-х лет не был в России, «отправлен был за границу по какой-то странной нервной болезни, в роде падучей» , но так и не вылечился. Там его содержал ныне умерший господин Павлищев. Тут же, в Петербурге, живет его дальняя родственница генеральша Епанчина. Из поклажи у него был только узелок.

Парфен Рогожин поссорился с отцом и бежал от его гнева к тетке в Псков. Месяц назад его отец умер, оставив «два с половиной миллиона капиталу» . Рогожин рассказал о Настасье Филипповне Барашковой, которой он на отцовские деньги купил пару бриллиантовых подвесок. От гнева отца Парфен и сбежал в Псков.

Глава II

Приехав в Петербург, Мышкин пошел к Епанчиным. Отворивший князю слуга не сразу захотел доложить о нем генералу. Мышкина попросили подождать в приемной. Простота и открытость князя навели лакея на мысль, что перед ним «дурачек» .

В переднюю вошел молодой человек – Гаврила Ардалионыч. Вскоре его и князя позвали в кабинет генерала.

Глава III

Мышкин сообщил генералу, что пришел к нему без какой-либо цели – только потому, что жена Епанчина его дальняя родственница.

Епанчин напомнил Гане, что сегодня вечером Настасья Филипповна «скажет последнее слово» . Ганя ответил, что его мать и сестра против этого брака, так как считают Настасью неприличной женщиной. Ганя показал фотографический портрет, который дала ему Настасья. Князь с любопытством посмотрел на портрет и сообщил, что ему о ней рассказывал Рогожин. Ганя спросил у Мышкина, женился бы Рогожин на Настасье Филлиповне. Князь ответил, что женился, но «чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее» .

Глава IV

К Александре посватался Афанасий Иванович Тоцкий, «человек высшего света, с высшими связями и необыкновенного богатства» . Но делу мешал один случай. 18 лет назад Тоцкий забрал к себе дочь сошедшего с ума бедного помещика Барашкова. Когда девочке исполнилось 12 лет, Тоцкий нанял ей гувернантку, ее обучали грамоте, искусствам. Вскоре к Насте в деревню начал наведываться сам Тоцкий. Но пять лет назад девушка узнала, что он собирается жениться. Настасья Филипповна явилась к Тоцкому и с презрением сказала, что не допустит брака. Тоцкий поселил девушку в Петербурге. Теперь же, во избежание скандала, он предложил Настасье Филипповне сначала выйти замуж за Ганю, пообещав дать 75 тысяч рублей.

Главы V – VII

Епанчин знакомит Мышкина с женой и дочерьми. Добродушные рассказы князя всех смешат. Когда заговорили о смертной казни, Мышкин рассказал историю о человеке, приговоренном к смертной казни расстрелянием. Через 20 минут после прочтения наказания было прочтено помилование и назначена другая мера. Но в эти 20 минут он думал, что сейчас его жизнь закончится. А если бы он не умер, то ценил жизнь, «минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил» . Это сильно впечатлило князя.

Князь сказал, что Аглая красива почти так же, как Настасья Филипповна, портрет которой он видел.

Глава VIII

Ганя отвел князя к себе. Их квартира находилась на третьем этаже. Тут жил отец Гани – отставной генерал Иволгин, мать, сестра, младший брат – 13-летний гимназист Коля, квартирант Фердыщенко. Генерал Иволгин всем постоянно врал. Он тут же рассказал Мышкину, будто носил его маленького на руках, знал его отца.

Мать и сестра Гани обсуждали, что сегодня вечером решится, выйдет ли Настасья Филипповна за него замуж. Неожиданно к ним пришла сама Настасья Филипповна.

Глава IX

Побелевший, нервно смеющийся Ганя познакомил Настасью Филипповну с матерью, сестрой, отцом. Случилось то, что Гане снилось «в виде кошмара, сжигало стыдом»: встреча его родителей с Настасьей Филипповной. Иволгин начал рассказывать свои небылицы, чем рассмешил гостью и Фердыщенко, но ввел в смятение всю свою семью.

Глава X

К Иволгиным приехали Рогожин и Лебедев с приятелями – все навеселе. Рогожин начал спрашивать действительно ли Ганя с Настасьей Филипповной помолвлены. Парфен сказал, что Ганьку можно купить за то рублей, а за три тысячи он и накануне свадьбы бежит. Рогожин пообещал, что вечером Настасье Филипповне привезет сначала 18, затем 40 и в итоге 100 тысяч.

Глава XI

Когда все ушли, Ганя сказал Мышкину, что после происшедшего теперь точно на ней женится. Мышкин высказал сомнение, что Настасья Филипповна выйдет замуж непременно за него.

Главы XII – XIII

Мышкин приходит на вечер к Настасье Филипповне – у девушки день рождения. Она занимала «великолепно отделанную квартиру» . Однако при всей роскоши комнат, девушка принимала у себя достаточно странное общество – «неизящного сорта» . Мышкин застал у Настасьи Филипповны Тоцкого, Епанчина, Ганю, Фердыщенко и других немногочисленных гостей.

Фердыщенко предложил сыграть в игру: по очереди рассказывать про себя то, что он «считает самым дурным из всех своих дурных поступков в продолжение всей своей жизни» . Бросили жребий, выпало Фердыщенко.

Глава XIV

Фердыщенко рассказал, как когда-то украл три рубля, которые в тот же вечер пропил в ресторане. Но за кражу наказали ни в чем не повинную служанку. Следующим рассказывал Епанчин. Тридцать пять лет назад он жил в квартире отставной подпоручицы. Когда переехал, ему сказали, что старуха не отдала его миску. Он тут же бросился туда, начал кричать. Но неожиданно заметил, что старуха сидит мертвая – пока он ее ругал, «она отходила» . Тоцкий рассказал историю, как разладил отношения одной дамы с поклонником, раздобыв женщине перед балом желанные камелии, которые поклонник никак найти не мог.

Настасья Филипповна спросила у Мышкина, стоит ли ей выходить замуж за Гаврилу Ардалионовича. Князь ответил, чтобы не выходила.

Глава XV

Неожиданно приехал Рогожин с толпой хмельных мужчин. Парфен привез сто тысяч рублей. Настасья Филипповна сказала Гане, что приезжала к нему сегодня, чтобы поиздеваться – на самом деле она согласна с Рогожиным, что Ганя за деньги и зарезать может.

Глава XVI

Мышкину пришло письмо из Москвы: тетка завещала ему «чрезвычайно большой капитал» . Настасья Филипповна объявила, что выходит за князя, у которого «полтора миллиона» . Рогожин возмутился и закричал, чтобы князь «отступился» от девушки. Мышкин сказал, что ему все равно на прошлое девушки, он готов быть с ней. Неожиданно Настасья Филипповна изменила решение и сказала, что поедет с Рогожиным, не желая «младенца сгубить» .

Взяв в руки пачку с деньгами Рогожина, Настасья Филипповна сказала Гане, что бросит ее сейчас в камин и, если он ее без перчаток достанет, то деньги его. Пачку бросили в огонь. Ганя, застыв, стоял и смотрел в камин. Когда ему все начали кричать, чтобы он достал деньги, Ганя развернулся уходить, но упал в обморок. Настасья Филипповна достала щипцами деньги и сказала, что теперь они принадлежат Гане.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Главы I – II

Мышкин уехал в Москву по вопросам наследства. Вскоре стало известно, что пропавшая в Москве Настасья Филипповна была найдена Рогожиным и дала «почти верное слово выйти за него замуж» , но вскоре бежала практически из-под венца.

Глава III

Приехав в Петербург, Мышкин отправился к Рогожину. В Москве Настасья Филипповна, сбежав от Парфена, некоторое время жила у князя. Мышкин напомнил, что любил ее «не любовью, а жалостью» , поэтому не враг Парфену. Рогожин считал, что Настасья Филипповна не выходит за него, потому что боится.

Глава IV

Рогожин показал Мышкину картину – копию с Гольбейна, изображавшую Спасителя, только снятого с креста. Они обменялись нательными крестами. Парфен отвел Мышкина к своей матери, попросив благословить князя как родного сына.

Глава V

Князь узнает, что Настасья Филипповна уехала в Павловск. По дороге ему в который раз причудилось, что за ним следит Рогожин. Мышкин поспешил в гостиницу, в одной из ниш «на первой забежной площадке» он увидел Парфена. С князем случился эпилептический припадок. Это спасло Мышкина от «неизбежного удара ножом» – Рогожин стремглав убежал.

Больного Мышкина обнаружил Коля. Князя увезли на дачу в Павловск к Лебедеву.

Главы VI – IX

Узнав о болезни князя, Епанчины, также пребывавшие на даче, отправились к Лебедеву. У Мышкина собрались его знакомые – Коля, Ганя, Варя.

Вскоре приехало и четверо молодых людей «нигилистов» , среди которых был «сын Павлищева» . Молодой человек требовал от Мышкина части якобы полагавшегося ему наследства. Гаврила Ардалионыч, который вел это дело, сообщил, что провел расследование и узнал, что молодой человек на самом деле не сын Павлищева.

Главы X – XII

Ганя доложил князю, что Настасья Филипповна четыре дня живет тут, в Павловске. Лизавета Прокофьевна думала, будто князь вернулся в Петербург, чтобы жениться на Настасье Филипповне. Женщина рассказала, что Ганя «в сношениях» с Аглаей и, более того, «ее в сношения с Настасьей Филипповной поставил» .

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава I

Как-то Мышкин в обществе сестер Епанчиных и других знакомых обсуждали преступления. Князь высказался о том, что заметил: «самый закоренелый и нераскаянный убийца все-таки знает, что он преступник, то-есть по совести считает, что он не хорошо поступил, хоть и безо всякого раскаяния» .

Главы II – III

Когда князь бродил вечером в парке, к нему подошел Рогожин. Мышкин решил, что Парфен покушался на него из-за ревности, но Настасья Филипповна любит именно Рогожина: «чем больше мучает, тем больше и любит» . Парфен считал, что девушка еще не разлюбила князя.

Главы IV – VIII

Утром за беседой племянник Лебедева спросил у Мышкина, правда ли то, что он говорил, будто мир спасет «красота» . А после закричал, что уверен: Мышкин влюблен.

Князь вышел в парк, он начал вспоминать Швейцарию и незаметно заснул. Проснулся от смеха стоявшей над ним Аглаи (девушка ранее назначила ему встречу). Она призналась, что влюблена в Мышкина.

Главы IX – X

Мышкин читал письма от Настасьи Филипповны. Девушка называла его «совершенством» , признавалась в любви. О Парфене писала, что уверена: у него в ящике спрятана бритва. «Ваша свадьба и моя свадьба – вместе: так мы с ним назначили. У меня тайн от него нет. Я бы его убила со страху… Но он меня убьет прежде…» .

Вечером в парке к Мышкину бросилась Настасья Филипповна, и упав перед ним на колени, спрашивала, счастлив ли он теперь. Князь пытался ее успокоить, но тут появился Рогожин и забрал ее. Вернувшись, Парфен спросил, почему князь не ответил ей. Мышкин сказал, что он не счастлив.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Главы I – IV

Генерал Иволгин приехал к князю, желая поговорить. Мышкин выслушивал его истории со всей серьезностью и даже начал переживать, увидев чрезмерную вдохновленность собеседника. Будучи у Епанчиных генерал «наделал там бед» и был «выведен с позором» . На следующий день у него случился сердечный удар.

Глава V

Епанчины еще не говорили о свадьбе Мышкина и Аглаи открыто. В один из вечеров при Лизавете Прокофьевне Аглая прямо спросила у Мышкина, сватается ли он за нее. Тот ответил утвердительно.

Во время разговора с Аглаей Иван Федорыч понял, что она влюблена в князя: «Что делать – судьба!» . Отношения Мышкина и Аглаи развивались странно – девушка то и дело осмеивала князя, «обращала его чуть не в шута» .

Главы VI – VII

У Епанчиных собрались представители «света». Гости заговорили о покойном Павлищеве, упомянули, что Мышкин его воспитанник. Один из присутствующих мужчин сказал, что помнит князя еще маленьким, рассказал о женщинах, воспитывавших мальчика. Это привело Мышкина в умиление и восторг. Князь присоединился к обсуждению, начал кричать, в какой-то момент разговора высказался, что «католичество – все равно что вера нехристианская» и хуже атеизма. Развивая свою мысль, разгоряченный князь неловким движением столкнул дорогую китайскую вазу и разбил ее. Князь продолжал говорить, резко встал, и с ним случился эпилептический припадок. Через полчаса гости разъехались. Свадьба после случившегося была невозможна.

Глава VIII

Ипполит рассказал, что устроил встречу Аглаи с Настасьей Филипповной. Вечером Аглая пришла к князю, и они отправились к Настасье Филипповне. Аглая начала нападать на собеседницу, между ними завязалась ссора. Настасья Филипповна сначала сказала, чтобы Аглая забирала «свое сокровище» и уходила, а после, вспыхнув, произнесла: «А хочешь, я сейчас… при-ка-жу, слышишь ли? только ему при-ка-жу, и он тотчас же бросит тебя и останется при мне навсегда и женится на мне, а ты побежишь домой одна?» .

Аглая бросилась прочь, князь за ней. Настасья Филипповна, пытаясь остановить Мышкина, обхватила его руками и упала без чувств. Очнувшись, девушка в бреду кричала, чтобы Рогожин ушел прочь. Князь остался ее успокаивать и утешать.

Глава IX

Прошло две недели, начал распространятся слух, что Мышкин отказавшись от Аглаи, собирается жениться на Настасье Филипповне. Епанчины уехали из Павловска. Как-то во время разговора со знакомым князь признался, что боится лица Настасьи Филипповны: «она – сумасшедшая» .

Глава X

Умер генерал Иволгин от второго удара. Ипполит предостерег Мышкина, что если тот женится на Настасье Филипповне, Рогожин отомстит – убьет Аглаю.

Настал день венчания. Князь и Настасья Филипповна прибыли к церкви. Девушка была «бледная, как платок» . Неожиданно она вскрикнула и побежала к появившемуся у церкви Рогожину с просьбой спасти ее и увезти. Парфен тут же схватит ее, запрыгнул в карету, и они уехали. Князь, казалось, воспринял это очень спокойно, сказав, что предполагал такой вариант событий.

Глава XI

На следующий день Мышкин поехал в Петербург. Он сразу отправился к Рогожину на Гороховую, но служанка сказала, что хозяина нет дома. Наблюдая за домом со стороны, князь заметил лицо Рогожина, мелькнувшее за приподнятой шторой. Мышкин поехал на квартиру Настасьи Филлиповны, но девушки там не было. Он еще несколько раз приезжал к Рогожину, но безрезультатно. Парфен окликнул Мышкина на улице возле трактира, в котором остановился князь, и сказал следовать за ним, но по другой стороне улицы.

Рогожин незаметно завел князя в дом, к себе в кабинет. Темная комната была разделена зеленой шелковой занавеской, за которой на кровати Парфена лежала покрытая белой простынею мертвая Настасья Филипповна. Рогожин заметил, что князь дрожит – то же самое было с ним в прошлый раз перед припадком.

Они заночевали в комнате Рогожина. Пришедшие утром люди «застали убийцу в полном беспамятстве и горячке» . Князь сидел возле него неподвижно и только иногда гладил бредившего, словно пытаясь унять. Мышкин «уже ничего не понимал, о чем его спрашивали, и не узнавал вошедших и окруживших его людей» , стал «идиотом» .

Глава XII. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Рогожин выдержал два месяца воспаления в мозгу, а когда выздоровел, – следствие и суд». Он был осужден «в Сибирь, в каторгу, на пятнадцать лет» . «Князь попал опять за границу в швейцарское заведение Шнейдера». Аглая вышла замуж, «стала членом какого-то заграничного комитета по восстановлению Польши».

Заключение

В романе «Идиот» Достоевский в образе Льва Мышкина вырисовывает перед читателем «положительно прекрасного человека». Князь единственный способен к прощению, доброте, милосердию, любви, что роднит его с образом Иисуса Христа. Окружающие воспринимают открытость, простодушие Мышкина как некий недостаток, изъян, один из симптомов его пагубного заболевания. Князь пытается что-то изменить, но окружающее его зло оказывается сильнее, поэтому главный герой и сходит с ума.

Роман «Идиот» является одним из лучших произведений классической русской и мировой литературы. Произведение было множество раз экранизировано, легло в основу театральных постановок, оперы, балета. Советуем не останавливаться на кратком пересказе «Идиота», а прочесть гениальный роман Федора Михайловича Достоевского в полном варианте.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 331.



Статьи по теме: